Алексей Травин - Следы на карте Страница 12

— Языком кружева плетет, хвостом виляет, а зубы скалит. Не по душе он мне!

Ранней весной Портнягин снова ушел на Дарваз. Красноармейцы с грустью провожали своих друзей.

Акбар долго просился у Ульяна Ивановича взять его с собой. Он готов был бросить интернат и учебу, но геолог ласково и настойчиво сказал:

— Тебе надо учиться. Все впереди. У природы много тайн. Хватит и для тебя!

* * *

...До сих пор нам не удалось установить, кто же ушел из Чашмаи-поён в Янги-Базар с донесением командира отряда Васильева. Если донесение попало в милицейский архив, где мы нашли его с Ермаком, значит оно было доставлено по назначению. Этот человек был свидетелем всего боя и мог многое рассказать. Из всех оставшихся в живых участников тех событий, с кем мы не беседовали, был учитель Алимшо Саидович. Степан Иванович Карев — директор машиностроительного завода, скоропостижно скончался и нам не пришлось с ним повстречаться. Бахор Хусаиновна, жена полковника Ганиева, была все время на гастролях то за границей, то по республикам Союза. Надо было ехать в Чашмаи-поён. Мы с Ермаком установили для себя режим жесткой экономии, временно отказались от посещения кино, кафе, пили только газированную воду, питались в чайхане серыми лепешками и кок-чаем.

В результате нам удалось сэкономить на автобусные билеты в Каратегин.

* * *

В Чашмаи-поён, после душанбинской жары, было прохладно. Чувствовалась близость ледников и снежных вершин. По рассказам Ганиева и Шерали Байматовича, Чашмаи-поён представлялся нам маленьким горным кишлаком. Что могло произойти на такой отдаленной окраине республики среди бездорожья и неприступных гор? Но здесь нас ждали еще более радостные открытия, чем в Кара-Боло.

На окраине поселка, у самого подножия горы Хирс стояло красивое двухэтажное здание геологической экспедиции с обширными службами, мастерскими, гаражами. Центр кишлака был застроен двухэтажными современной архитектуры домами, которые ничем не отличались от душанбинских. Там, где когда-то теснились глинобитные кибитки,— стояли деревянные финские домики. Самым большим и красивым зданием, как и везде в наших кишлаках, была школа.

Алимшо Саидович встретил нас как родных сыновей. Семидесятилетний старик продолжал учить детей. Он жил в финском домике недалеко от школы. Старый учитель был свободен и посвятил нам два дня. За это время мы обошли весь кишлак, побывали в пещере Рошткала, поднимались на гору Хирс.

Многое из того, что нам до сих пор было не ясно, после встречи с Алимшо Саидовичем — прояснилось. Но судьба карты геолога оставалась неизвестной. Алимшо Саидович припомнил, что все материалы геолога были захвачены басмачами. Об этом говорили в то время в отряде, где они вместе с Портнягиным и Акбаром несколько лет воевали. Судьба Советской власти в Таджикистане Ульяна Ивановича беспокоила, видимо, больше, чем результаты его геологических изысканий, и он не особенно горевал, считая навсегда утерянными результаты двухлетней работы.

Чашмаи-поён расположен на треугольной площадке при впадении реки Сангикар в Сурхоб. В летние месяцы с наступлением жары здесь начинается бурное таяние снегов и Сангикар из небольшой горной реки с хрустально чистой водой превращается в свирепое, мутное чудовище, грохочущее, ревущее, срывающее все мосты и переправы. Сурхоб свирепеет еще больше. Он заливает все островки и превращается в непреодолимый густой красный от ила поток. Вода эта, как наждаком, режет горы, которые с шумом рушатся в реку. В эти месяцы Чашмаи-поён отрезан от дороги на Душанбе и от кишлаков, расположенных вниз по долине реки Сурхоб.

После снежной зимы разлив был особенно велик. Чашмаи-поён оказался в окружении. С севера и востока верхние кишлаки были заняты бандами Караишана, а с юга и запада бесновались Сурхоб и Сангикар.

Караишан напал на кишлак в августе, когда Сангикар снес последние мосты, а на салях переправа стала невозможной. Святой отец рассчитывал расправиться с маленьким гарнизоном в одну ночь, он был уверен, что подкрепление прийти не сможет.

Но бандит просчитался. Красноармейцы давно получили сведения о готовящемся нападении и каждую ночь выставляли усиленное охранение на окраинах кишлака.

Акбару в эту ночь приснился горный обвал. Камни летели сверху прямо на него. Съежившись, он прилег к скале и ожидал, что вот-вот его раздавит грохочущая лавина. Один из камней упал рядом с ним. Мальчик проснулся. Обрадовался, что это был только сон. Но грохот не прекращался.

К глухому стуку камней в бушующем Сангикаре примешивались дробь выстрелов и гулкие взрывы лимонок. Около интерната с криками пробежали люди. Проснулись другие ребята. Кто-то страшным голосом прокричал:

— Басмачи напали! Они всех нас убьют!

Появился муаллим. Спокойно сказал:

— Не беспокойтесь, ребята! Красноармейцы не дадут нас в обиду. Они уже ведут бой с басмачами у серых камней.

У Акбара тревожно забилось сердце. Со всей ясностью он осознал, что стреляют в Степана, в Васильева, в красноармейцев. Стреляют в него самого, во всю ту жизнь, которую принесла Советская власть. Стреляют те, кто всегда был сыт и тепло одет. Стреляют потому, что хотят вернуть потерянное богатство. Акбар никогда не думал о возможности такого нападения и не знал, как ему поступить, что делать.

Муаллим громко объявил:

— Из интерната никому не уходить!

«Как же не уходить, если на кишлак уже наступают басмачи,— подумал Акбар.— Возможно Степан-ака или кто-нибудь из красноармейцев ранен? Нет, сидеть ему нельзя. Пришло то время, когда он, в отличие от других должен действовать как комсомолец».

Акбар оделся и незаметно выбежал на улицу.

В крепости стояли построенные по два красноармейцы. Рядом толпилось человек двадцать доброотрядцев Среди них Акбар заметил и отца Шерали. Доброотрядцам спешно раздавали винтовки, патроны и по одной лимонке. Степан-ака тоже стоял в строю. Увидев Акбара, он сердито покачал головой и махнул рукой в сторону интерната, приказывая идти домой. Командир отряда Васильев, заметив жест Степана, тоже сказал:

— Акбар, сегодня тебе здесь делать нечего. Иди в интернат. Ты слышишь: идет бой.

Обиженный мальчик отошел в сторону. Он ждал не такого приема. Но в интернат Акбар не вернулся. Он решил во что бы то ни стало быть рядом с красноармейцами. Он считал, что его место здесь.

Командир отряда быстро разбивал красноармейцев на группы, инструктировал и направлял на оборону кишлака. А на восточной окраине Чашмаи-поён гремели выстрелы. Боевое охранение вело бой.

Последняя группа, в которой остался Степан, состояла из пяти красноармейцев.

— Вам, товарищи,— сказал командир,— особое задание. До рассвета надо подняться на гору Хирс и занять такую позицию, с которой можно обстреливать подступы к Чашмаи-поён с северо-востока. Огонь откроете в случае прорыва басмачей к кишлаку. Старшим назначаю Карева Степана.

Степан вытянулся в строю, по его сдержанному покашливанию Акбар понял, что его друг доволен назначением.

— Только в темноте вам трудно выбрать подходящую позицию,— с сожалением произнес командир,— а надо выбрать такое место, чтобы просматривались все подступы к кишлаку.

У Акбара заколотилось сердце. Он знал каждую площадку и тропинку горы Хирс не хуже, чем улицы кишлака. Несколько лет он бродил со своим стадом по этим склонам. На одном из склонов горы Хирс, в глубине ущелья, была и пещера Рошткала — его детская тайна, куда он так часто ходил играть. Акбар решил обратиться к командиру:

— Товарищ командир, разрешите я их провожу. Я знаю очень хорошо места. Я там все время пас стадо и дорогу хорошую знаю.

— А, ты еще здесь, Акбар,— обернулся к нему Васильев, разглядывая его в темноте и, подумав, сказал:

— А что? Это, пожалуй, хорошо. Ты поможешь быстро найти подходящее место для позиции. Как вы думаете, Карев?

- Так ведь мал он еще, товарищ командир, не ровен час что случится — дитё.

- Степан-ака,— с обидой в голосе сказал Акбар.— Я уже комсомолец! Возьмите. Я проведу самой короткой дорогой.

Не хотелось Степану подвергать опасности своего воспитанника, да чувствовал обидит мальчика отказом. Хочется ему участвовать в серьезном деле. Уступил.

— Ну, ладно, Акбар, пойдем. Но с уговором: как выберем позицию, вернешься в кишлак.

Но вернуться в эту ночь Акбару не пришлось. Как и обещал, он быстро провел отряд на маленькое заброшенное поле величиной в несколько сот квадратных метров. С этого места был виден весь кишлак, и особенно хорошо — его восточная окраина.

Акбару не раз приходилось останавливаться здесь на отдых со своим стадом и смотреть вниз, наблюдая жизнь кишлака. По нижнему краю, чтобы не смывало водой землю, поле было обложено крупными камнями и обсажено тутовником. Лучшей позиции нельзя было и специально построить. Все бойцы надежно укрылись за камнями.