Николай Леонов - Нокаут Страница 12

– А я не сдохну?

– Не старайся каждым третьим-четвертым срубить и не сдохнешь. Бросай одни руки, держи на дистанции удара, ты же опытный боец, он сам подставится. Помяни мое слово.

– Зигмунд говорит дело, – вмешался Сажин. – Ты устаешь не от боя, а от собственных тяжелых ударов, напрягаешься, рвешь дыхание. Давай попробуем?

– Сейчас? Я только отработал три раунда, – Роберт вытер лицо локтем.

– Неважно, еще один не помешает. Петер! – крикнул Сажин и, когда старый тренер подошел, спросил: – Ты не возражаешь, если Роберт проведет один раунд с твоим легковесом?

– С Тони? – Петер нахмурился. – Можно, только без этого, – он сжал руку в кулак.

– Естественно, нам надо проверить Роберта на скорость, а к своим партнерам он очень привык.

– Тони! – позвал Петер. Высокий стройный юноша подошел и поклонился.

– Слушаю, мастер.

– Надень шлем и проведи один раунд с этим парнем, – Петер хлопнул Роберта по плечу. – Понял?

– Слушаю, мастер, – Тони побежал в раздевалку и через секунду появился в шлеме.

Тренировка закончилась, и русские вышли из душа. Петера всегда удивляло, что Сажин каждый раз моется вместе с боксерами. Петер пригласил их в буфет, где уже заказал для ребят сок, а себе и Сажину – пиво. Первым подбежал Шурик, он подмигнул Петеру, сказал «мерси», схватил стакан с соком и опрометью бросился к Тони, который, стоя в сторонке, ждал его.

Как объяснялись два новоиспеченных друга – для Петера, да и для всех остальных, оставалось загадкой, но они разговаривали, и данный факт не вызывал сомнений.

И сейчас Шурик подбежал к Тони, они азартно заговорили о чем-то и, прихлебывая из стаканов, уселись на диванчик под огромным портретом Петера Визе, который красовался на стене напротив входа.

В центре улицы, преграждая дорогу машинам, стояли мужчины в полосатых арестантских костюмах и, размахивая руками на манер полицейских, направляли транспорт в боковую улицу. Когда схлынула очередная волна машин, мужчины оставили на перекрестке дежурного, пробежали квартал и захватили следующий перекресток; позади них проезжая часть оставалась пустой, а мужчины, продолжая теснить машины, захватывали квартал за кварталом. Одни водители доброжелательно кивали, другие, судя по их лицам, говорили резкости, но подчинялись, так как «арестанты» с дороги не уходили, а иногда и требовательно стучали по кузовам.

Пешеходы реагировали на происходящее по-разному. Одни шли по своим делам и не замечали происходящего, другие останавливались на краю тротуара и чего-то ждали. Открывались окна, появлялись любопытные и равнодушные лица.

Женщина посадила на подоконник пятилетнего сына и, придерживая его одной рукой, другой показывала вниз и что-то говорила.

Из бакалейной лавки выскочил парнишка и поставил на тротуар стул, на который водрузилась вышедшая за ним матрона.

В конце уже совсем очищенной улицы шевелилась бесформенная человеческая масса.

Это строилась колонна бывших узников Маутхаузена.

В элегантном светлом автомобиле полный мужчина стащил с себя дорогой костюм и натянул арестантскую униформу.

– Хорош, – сказала женщина за рулем.

– Я тебя предупреждал! – перебил ее резко мужчина, пытаясь засунуть пухлый живот в узенькую, почти детскую курточку. – Она болталась на мне, как на вешалке.

Сажин, Роберт, Зигмунд и Шурик с цветами в руках стояли у самого края тротуара.

Колонна шла медленно и тяжело. Боксеры нетерпеливо ждали, а Сажин стоял, опустив голову, седой чуб почти закрывал лицо. Сажин не смотрел на приближающихся товарищей, а слушал. Уши заполнял лязг металла, стук деревянных подошв и нетерпеливый визг овчарок.

Ребенок в окне заплакал, и мать взяла его на руки и захлопнула ставни.

Дама на стуле дрожала двойным подбородком и вглядывалась в проходящих, а мальчишка следил, чтобы никто не встал перед ней, и говорил:

– Бабушка, я узнаю его. Узнаю, я же видел фотографию. Если он пойдет, я узнаю…

Зигмунд посмотрел на развернутые полотнища с кривыми черными буквами и стал читать:

«– Помните!

– Помните!

– В одном Маутхаузене уничтожили больше миллиона человек.

– Маутхаузен построили фашисты, но и разрешили им – равнодушные».

Римас стоял среди поджидавших шествие, широко раздвинув ноги и засунув руки в карманы брюк. Сигарета приклеилась в углу рта, дым попадал в глаза, и разведчик щурился. Лемке стоял за его плечом и вертел между пальцев зажигалку.

– Ты прав, но я не могу оставить это дело.

Римас выплюнул сигарету и растер ее ногой, Лемке брезгливо поморщился и вздохнул.

– Твои уголовники ни к черту не годны, – сказал Римас и сунул в рот новую сигарету. – Не думал, что на старости лет мне придется заниматься подобной ерундой.

Лемке улыбнулся и вновь вздохнул.

– У меня приказ. Ты недооцениваешь ситуацию, Римас. Через несколько дней мы улетаем.

Римас покосился на Лемке и пожал плечами.

Участники митинга притащили из кафе стол, Карл забрался на него и поднял руки.

Петер и Тони стояли среди приехавших неонацистских молодчиков, которые, растянувшись в цепочку, окружали собравшихся.

Среди бывших узников Маутхаузена находился и подручный Лемке – Вилли. В такой же, как окружающие, полосатой одежде он выделялся лишь своей неподвижностью и тем, что смотрел не на Карла Петцке, а назад, на темные фигуры молодчиков.

– Друзья, – громко сказал Карл. – Поздравляю вас с праздником. Двадцать пять лет назад советские солдаты открыли ворота Маутхаузена, и мы…

– Заткнулся бы ты, приятель! – крикнул Вольф и вышел вперед. – Русские коммунисты, видно, платят тебе неплохо, если ты помнишь, что было четверть века назад. – Вольф рассмеялся и пошел к импровизированной трибуне. – Дайте мне сказать пару слов.

Окружавшие митинг молодчики двинулись за ним; подхваченные общим движением, шли и Петер с Тони.

Митингующие протестующе зашумели, но никто не останавливал Вольфа; тогда на его пути встал Вилли и крикнул:

– Фашистский ублюдок! – Он ударил Вольфа в висок, и парень, повернувшись вокруг своей оси, рухнул на землю.

– Прекратить! – крикнул Карл. – Кто поднял руку на человека? Позор! Друзья, не для кулачной расправы и террора мы собираемся каждый год.

Из разбитого виска и из угла рта Вольфа текла кровь. Он был мертв, и люди, склонившиеся над ним, поняли это сразу.

– Убили!

– Убийцы!

Все заговорили и закричали, молодчики смешались с участниками митинга. Карл спрыгнул со стола и пытался пробиться к телу, но Сажин оглянулся и строго сказал:

– Не лезь, Карл. Надо срочно звонить в полицию.

– Провокация?

– Видимо…

Раздались крики:

– Кто убил парня?

– Да они все на одно лицо – полосатые! Бей их!

В воздух взметнулись кастеты и кулаки. Но тут взвыли сирены полицейских машин. Сбавив скорость, но не останавливаясь, машины двигались прямо на толпу, и люди шарахались и уступали дорогу.

Карл, собрав вокруг себя друзей, быстро говорил:

– Кто ударил первый? Необходимо быстро найти.

– Это не наш.

– Провокатор.

Тони, который держал Шурика за руки и пытался ему объяснить, что не виноват, услышал Карла и что-то сказал Зигмунду. Латыш взлохматил Шурику волосы и перевел:

– Тони не виноват, он просит тебя идти с ним.

Тони тянул Шурика из толпы, парень сначала упирался, но, глядя в лицо австрийца, поверил и побежал за приятелем. Они обогнули кафе и увидели Вилли и неизвестного мужчину. Вилли расстегивал арестантскую куртку, а мужчина держал штатский костюм.

– Господин Петцке, – говорил офицер полиции осуждающе, – мы с вами знакомы скоро двадцать лет. И не было случая, чтобы на вашем митинге…

– Господин капитан, – перебил Карл, – я же вам объясняю, что убийство совершил не наш.

– Но на нем была одежда Маутхаузена.

Зигмунд и Роберт стояли в стороне.

– Руки целы? – спросил Сажин, оглянулся и с тревогой сказал: – А где наш герой?

Зигмунд разматывал ладони и, бросив лоскутья на землю, сказал:

– Я всегда говорил: полотняные рубашки лучше нейлоновых.

– Где Шурик? – Сажин повысил голос.

– Здесь! Я на месте, Михаил Петрович! – отозвался Шурик.

Шурик и Тони волоком тащили Вилли.

– Еще один труп? – спросил полицейский.

– Живой, – ответил Тони. – Второй там. – Он махнул рукой в сторону парка.

Шурик подошел к Сажину. Тренер взял его за подбородок, посмотрел в глаза и толкнул к Зигмунду и Роберту.

– Держать и не выпускать.

– Держать, – объяснил Шурику Роберт, обнял и прижал к груди.

Вилли встал на колени, потряс головой и, покачиваясь, поднялся. Полицейский подхватил его.

– Он! Этот! Он не наш! – заговорили вокруг.

– Господа! Мы разберемся, господа. Прошу всех, кто видел происшедшее, приехать в участок.

– Стойте! – Карл подошел к уже пришедшему в себя Вилли. – Господин капитан. – Он засучил левый рукав и показал на руке черные цифры. – Номер. Фашисты – народ аккуратный и нас пронумеровали. – Карл взял безвольную руку Вилли, показал ее полицейскому. – У любого из нас на этом месте номер, господин капитан. А у этого – только на куртке. Шкуру жечь побоялся.