Владимир Свержин - Танцы на минном поле Страница 12

— Два охранника.

— С пушками?

— Да.

— Превосходно, — расплывается в недоброй ухмылке капитан Войтовский. Веское основание для позднего визита. — Да, вот еще что, ты, видимо, знаешь, на чем ездит твой приятель?

— Зеленый «Рено-Сафран», — честно признается Мабуно.

— Где стоит?

— Возле дома.

— Просто прелестно, Михаил хлопает своего собеседника по плечу. — Видишь, как славно владеть иностранными языками. Спасибо, дружище, ты нам очень помог. А теперь, если не возражаешь, мы вернемся в город. Считай, что для тебя уже все позади. М-м-м, точнее почти все. Эй! — он подзывает Ривейраса.

— Тащи-ка обратно своего опера.

Через полчаса синий «Опель» был оставлен во дворе дома возле одного из московских управлений милиции. После «легкой уборки» опер занял подобающее ему место за рулем, а полу-оглушенный Мабуно с руками, вновь выставленными наружу и скованными наручниками, отдыхал позади.

— А теперь, дружок Мабуно, — напутствовал его Войтовский, протирая платком ручку двери — тебе бы лучше вновь забыть русский язык. Все остальное, впрочем, тоже.

То, что его начальник походит на гладко выбритого фокстерьера, полковник Коновалец подметил еще с первого дня совместной работы с Банниковым. Да и хватка… Вцепившись в какое-нибудь дело, он мог висеть на нем до полного изнеможения жертвы.

Поэтому, раскладывая перед генералом материалы, добытые майором Лукиным, он понимал, что ввязывается в нешуточную подковерную грызню. Ни славы, ни толку…

Листок содержал распоряжение об организации оперативно-следственных бригад Главной военной прокуратуры для проведения ревизии на военных объектах. Бумага была подписана лично Президентом, что настораживало само по себе. Но красный маркер полковника Коновальца подчеркнул в тексте другие особенности. Первой из них была база ракетно-артиллеристского довольствия в Энске-7, где, по распоряжению Президента, надлежало работать одной из комиссий. Второй была дата, недвусмысленно указывавшая на то, что документ был подписан буквально на следующий день после подачи доклада о состоянии ядерного арсенала.

— Почему ты думаешь, что именно Энск? — , хмуро спросил Банников.

— В списке среди прочих объектов только три подходят нам по тематике, но на первых двух комиссии работают по факту взрыва и связанного с этим хищения, а вот в Энске ничего подобного не обнаружилось. Опять же дата.

— Хорошо, — кивнул генерал, задумчиво постукивая пальцами по столешнице. — Что ты по этому поводу думаешь предпринять?

— Я с вашего позволения, Тимофей Прокофьевич, уже кое-что предпринял… Я уточнил, чем именно занимается группа, работающая в Энске.

— И чем же?

— А вот тут-то начинаются странности. По идее, работа следственной группы уже должна подойти к концу. Причина начала разработки, я имею в виду, конечно, официальную причину, по нашим временам, довольно тривиальная: хищение боеприпасов со складов. Но с самого начала группа, ни с того, ни с сего, была выведена из подчинения Военной прокуратуры. Курирует ее непосредственно сам Президент.

— Вот даже как! — Банников хлопает ладонями об стол и откидывается в кресле. — Кто руководит группой?

— Подполковник Крутый Николай Емельянович, год рождения тысяча девятьсот пятьдесят девятый…

— Ладно, об этом потом. Пришлешь мне его дело, я почитаю, — прервал своего помощника генерал-лейтенант. — От Лукина, я так понимаю, ничего?

— Ничего, — отрицательно покачал головой Коновалец.

— Ладно, — кивнул Тимофей Прокофьевич. — А у тебя с группой что?

— Готова к работе.

— Вот и отлично! — Банников нажал на кнопку вызова адъютанта. — Через час я пришлю к тебе Зинчука с бумагами. Твои ребята должны выехать как можно скорее. Передай Грише все данные по группе. Обозначь, что может от нас потребоваться. В общем, что я тебя буду учить, ты сам все знаешь. Главное — мы должны их опередить.

Появившийся в дверях старший лейтенант, терпеливо дожидался окончания речи своего начальника и негромко доложил.

— К вам Нефедов, майор внутренней безопасности.

— По какому вопросу? — поморщился генерал.

— Он говорит, по личному.

— Пусть придет позже, сейчас я занят, — отрезал он. — Отошли его, и возвращайся, ты мне нужен.

С начала октября у капитана Савельева, работающего в Службе Безопасности Президента, было новое задание. Несмотря на внешнюю простоту его, оно было окутано пеленой секретности не менее, чем любая из тайн кремлевского двора. Впрочем, к подобной обстановке капитан привык, и где-то в глубине души гордился своей причастностью к высоким интригам государственной механики. Задание же, которое ему выпало, было до обидного простым и, как ему казалось, незначительным. Каждый божий день ему надлежало подменять консьержа в одном из подъездов мидовского дома на 1- й Дубровской, следя за тем, кто подходит к почтовым ящикам, и что он в них опускает. Вечером его сменял другой офицер из Службы Безопасности, а он, очистив от корреспонденции один из порученных его заботам ящиков, маршировал к Самому, докладывая о пришедших письмах, газетах и журналах. Следующим утром он вновь заступал на пост, и так изо дня в день.

Единственное, что радовало его во всей этой ситуации, — частые встречи с Президентом, заканчивавшиеся временами краткой беседой с непременным уверением, что все будет хорошо. Заявлениям этим Савельев и верил, и не верил. Особого улучшения всего и вся он не ожидал, как не ожидал с пионерских лет, что будет жить при коммунизме, но подобная, пусть и служебная, близость, его все-таки обнадеживала. Ведь вступился же за него Сам, когда он, проявив неумеренную бдительность, скрутил подвыпившего молодчика, тыкавшего в почтовый ящик явно неподходящим ключом. А парень возьми, и окажись сотрудником МИДа, да еще и сыном самого Мухановского, живущего, как позже выяснилось, в соседнем подъезде. Думал, после этого скандал будет, ан ничего, Сам работу его одобрил, а кто же против него слово-то скажет?

Капитан Савельев усмехнулся, посмотрел на часы и направился к почтовому ящику. Смена караула намечалась через полчаса, значит, пора было производить выемку. Во время первого инструктажа ему было объявлено, что содержимое объекта наблюдения следует брать незаметно, без лишних свидетелей. В чем заключается смысл подобной операции, капитан мог только догадываться, однако, разумно предположив, что все, о чем надлежит знать, он узнает из инструктажа, он исполнял свой долг со всяческим рвением и тщанием. Однако, как ни мало интересовался капитан этим делом, кое-какие наблюдения на сей счет у него были. Ну, во-первых, хозяев квартиры, которой принадлежал почтовый ящик, в России не было. Как удалось ему узнать из разговоров дипломатических бабушек, глава семейства работал послом где-то в Латинской Америке, и проживал, естественно, там же, вместе с женой и подрастающей дочерью. Во-вторых, если отбросить мысль о том, что Президента интересовали газеты и журналы, приходившие на адрес посла, то, вероятнее всего, речь шла о письмах. Однако, как мог он неоднократно убедиться, все конверты возвращались ему на утро не поврежденными, либо же это были точные копии поданных им пакетов. Как-то раз, для эксперимента, он поставил точку шариковой ручкой под едва отклеившимся уголком конверта. Как и ожидалось, на следующий день точка была на месте.

Сегодняшний улов был не велик. В ящике одиноко, как лермонтовский парус, белело письмо, судя по зайцу с букетом на конверте, поздравительного содержания. Не обольщаясь мнимой цивильностью послания, Савельев ощупал его со всех сторон на предмет посторонних вложений, но, убедившись в полном наличии отсутствия присутствия, кивнул и собрался, было, прятать послание в карман, когда натренированный взгляд опытного охранника отфиксировал странность — судя по штемпелю, письмо было направлено сюда из Вязьмы в конце августа, в Москву же оно пришло только сегодня утром. «Где же оно шлялось все это время?» — усмехнулся он, но, поругав в мыслях работу почты, спрятал пакет и стал дожидаться смены.

Это был час, когда в доме на Малой Никитской в один миг умерли все радиотелефоны. И, если бы не стрелки старых будильников, показывавшие глубоко за полночь, жители воочию могли бы убедиться, что не поздоровилось и другим теле- и радио — приборам. Однако, мало кому из них пришла бы в голову мысль связать это странное поветрие со стоящим во дворе микроавтобусом «Хонда» из которого, собственно говоря, и шло мощное электромагнитное излучение, блокировавшее работу электроники.

— М-да, — задумчиво произнес капитан Войтовский, разглядывая привезенное напарником снаряжение, — и все равно, не доверяю я этому 38-му калибру, вот, что хочешь делай, не доверяю! — с этими словами он навернул глушитель на «Беретту-92» и внимательно посмотрел на Ривейраса. — Ну что, пошли?