Алексей и Ольга Ракитины - Гувернантка Страница 12

– Была одна пассия… Она помучила его вдоволь и дала отставку. Я мельком слышала обрывок разговора: Спешнев, приятель Николя, такой маленький и очень гадкий на язык юноша, как-то раз с насмешкой сказал, дескать, что-то не помогает тебе твоя химия заполучить Царицу Тамару – это они так называли м-ль Веру Пожалостину. Николя очень болезненно переживал то, что она предпочла ему другого. Он, конечно, старался не подавать вида, но я-то знала!..

– А откуда Вы это знали, если не секрет?

– Ну, когда при упоминании имени девушки молодой человек краснеет, а при ней не смеет глаза поднять, то догадаться несложно… Ее брат учится вместе с Николя на юридическом, и она иногда вместе с братом бывала у Прознанских.

– Скажите, а как протекала его болезнь? Ведь это вы за ним ухаживали?

– Он заболел в начале апреля. Время шло, а ему становилось все хуже. Его очень беспокоили распухшие лимфатические узлы. Я предлагала вызвать другого доктора, но от меня только отмахнулись. Накануне смерти он был в таком подавленном настроении, что я даже хотела послать за его приятелем Федором Обруцким, он всегда мог развеселить Николя.

– А когда в последний раз вы давали ему лекарство?

– Это было вечером 17-го, в 9 часов. Я дала ему 2 ложки микстуры, как предписывал доктор.

– А кто доставил лекарство из аптеки?

– Да я сама и заказывала, и доставляла. И не только лекарство для Николя, а и для других членов семьи.

– А какие отношения были у Николая с братом и сестрой?

– Он не был с ними особенно близок, относился… как это… снисходительно, как к маленьким, особенно к Наде. Говорил… такое странное слово, фонвизинское – недоросли. Точно!

– М-ль Жюжеван, скажите, а в доме был морфий?

– Да, в кабинете у полковника, под замком. Вернее, он сначала просто так стоял в шкафу, но после истории с папиросами полковник его убрал под ключ.

– А что это за история? Расскажите.

– Да в общем ничего особенного. Это произошло второго апреля. У Николя собралась обычная компания – Спешнев, Штром, Сережа Павловский, Владимир Соловко… Я разливала чай. Николя закурил папиросу и говорит: «Какой-то странный вкус». А я точно помнила, что последнюю партию папирос сама крутила на папиросной машинке, ну, и удивилась, закурила сама. И тут что-то такое случилось – мне стало дурно. Настолько, что я села на пол и чуть не потеряла сознание. Такого никогда не было ранее. Меня тут же уложили в постель и я 3 дня была настолько слаба, что не могла выйти из дома. Пригласили доктора, он осмотрел папиросы и сказал, что папиросную бумагу кто-то предварительно пропитал раствором морфия. Дмитрий Павлович страшно рассердился, устроил домашнее расследование, построил всех в шеренгу, да-да, не смейтесь, он в иные минуты превращается в сущего Торквемаду! Домашний сыск плодов не дал; это, видимо, была первоапрельская шутка кого-то из детей. Просто они не ожидали, что получится такой эффект. В общем, как раз после этого случая Дмитрий Павлович и упрятал морфий под замок.

– А куда делись остальные «первоапрельские» папиросы? – Шумилов был чрезвычайно заинтригован услышанным.

– Полковник лично их уничтожил.

– Скажите, м-ль Жюжеван, а вам не доводилось ничего слышать о некоей молодежной радикальной группе, к которой мог примыкать покойный Николай? Может, кто-то из приятелей Николая упоминал о чем-то подобном или он сам говорил?…

– Нет, никогда. А что, была такая группа?

– Как вы думаете, м-ль Жюжеван, у Николая были враги? Может, кто-то хотел его смерти?

– Вы все-таки думаете, что его убили? – она метнула испуганный взгляд на Шумилова. И замолчала. Чувствуя, что Шумилов ждет ответа, проговорила сумрачно:

– Нет, мне неизвестны его враги.

За разговором они подошли к дому Прохорова. Протянув на прощание руку в тонкой перчатке, м-ль Жюжеван пообещала заехать на следующий день в прокуратуру и подписать протокол. После чего она скользнула под козырек крыльца, оставив у Шумилова необъяснимое сожаление от того, что конечная точка маршрута оказался так близко. «Незаурядная женщина, – думал Алексей Иванович, – умна, наблюдательна. Однако не все в ее рассказе стыкуется с показаниями Софьи Платоновны. И почему это Прознанские – старшие не рассказали об истории с папиросами?» Но даже не это смутило Шумилова: самым настораживающим было то, что папиросы, пропитанные морфием, появились в доме Прознанских на следующий день после того, как канцелярия столичного градоначальника получила анонимку с рассказом о радикальной студенческой группе.

Конец ознакомительного фрагмента.