Хараламб Зинкэ - Современный Румынский детектив Страница 12

Утвердительный ответ с моей стороны мог бы в этом случае обернуться бумерангом против меня же. Осторожность в действиях криминалиста вменяется ему в обязанность, прежде всего чтобы уберечь от подозрений невиновного. В противном случае дело было бы куда как просто! Вот, пожалуйста, пример: Петронела была в течение некоторого времени возлюбленной Кристиана Лукача. Она студентка-медичка. Кристиан Лукач умер вследствие сделанного ему укола… Тут вывод напрашивается сам собою!

Вот почему я и отвечаю:

— Нет, я ее не подозреваю, товарищ полковник. Я еще не подошел к определению круга подозреваемых лиц. Как я вам докладывал, судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу, что это дело сложное. Несчастье? Самоубийство? Преступление?.. Очень может быть, что Петронела Ставру никакого отношения не имеет к драме, разыгравшейся на чердаке, но столь же возможно, что она замешана в ней.

Полковник с еще большим раздражением трет рукою подбородок. На мгновение мне показалось, что его раздражение вызвало именно высказанным мною предположением.

— Если я тебя верно понял, ты в соответствии с формулировкой экспертизы не подозреваешь никого и вместе с тем подозреваешь всех?

— На данном этапе, да.

— Двузначный случай?.. — бормочет шеф не без недоверия, которое, однако, адресовано отнюдь не мне. Он берет со стола бумагу и протягивает се мне, с тем чтобы я ее присовокупил к делу. — Вот что сообщили нам из Лугожа: Чичероне Лукач, отец Кристиана Лукача, скончался шестнадцатого мая сего года в возрасте семидесяти двух лет. Оставил после себя имущество, оцениваемое в семьсот пятьдесят тысяч лей.

Я не удерживаюсь, присвистываю от удивления.

— Старик Лукач был человеком состоятельным, коллекционировал живопись, старинную мебель… На его счету в сберегательной кассе числится триста пятьдесят тысяч лей. Кроме того, он оставил завещание, составленное с соблюдением всех формальностей и заверенное нотариальной конторой, в котором черным по белому сказано: «Я решил лишить моего сына, Кристиана Лукача, права на какую бы то ни было долю оставленного мною наследства».

Полковник поднимает на меня глаза, желая увидеть мою реакцию на эту новость. Да я и не скрываю, что поражен до глубины души. Мне только и остается, что спросить:

— И кто же все это унаследовал?!

— Очень странное завещание, если иметь в виду, что Кристиан — единственный сын старика. В завещании не названо имя никакого другого наследника. Оно преследовало лишь одну цель — лишить сына права на наследство.

— Был ли старик юридически дееспособен?

— Послушай-ка, что следует дальше, — советует мне шеф. — Жена старика, Валентина Лукач, шестидесяти семи лет, родная мать Кристиана, жива и является законной наследницей мужа, по она совершенно парализована, лишена речи, памяти и так далее, и врачи признали ее недееспособной. Стало быть, с правовой точки зрения она не может ни распоряжаться наследством, ни передать кому-либо свои права на него.

Эта история меня потрясла не только тем, что она наверняка не имеет прецедентов, но и своей неразрешимостью с юридической точки зрения.

— В таком случае Кристиан мог бы опротестовать завещание через суд?

Полковник неопределенно покачивает головой — «так, да не так».

— Что говорит по этому поводу закон? — спрашиваю я.

— Я наводил справки… — Шеф покосился на бумагу, на которой его рукой записаны данные, полученные из Лугожа. — И вот что мне сообщили: завещание и было опротестовано, но не Кристианом Лукачем, а его двоюродным братом, Тудорелом Паскару, проживающим в Бухаресте, племянником Чичероне Лукача.

— Одну минуту, извините… — прерываю я его. — Паскару… Вероятно, это сын Милуцэ Паскару, того самого, который уступил Кристиану мансарду на улице Икоаней!

— Проверь! — велит мне шеф и протягивает бумагу со своими заметками. — Как ты сам понимаешь, тут возникает вопрос, и, может быть, наиважнейший, и я прошу тебя им заняться: не собирался ли Кристиан Лукач тоже опротестовать завещание и не по этой ли причине и был кем-то устранен?

Я встречаюсь с ним взглядом и не отвожу глаз. Мой долг опровергнуть его, представить ему другую версию:

— Либо же его преследовало чувство вины по отношению к своему отцу?..

— И это возможно, — соглашается полковник. — Но разобраться во всем этом — твоя забота. Единственное, чего я от тебя требую, — это подробного плана действий. Ну и раскрытия преступления, само собой. — И, вставая: — В Лугоже во всем, что касается семьи Лукачей, связывайся с майором Митрой. Действуй!

Тут я вспоминаю о том, что мы совершенно упустили из виду:

— А похороны? Кто займется похоронами?

Полковник хмурится: он предпочел бы, чтобы я спросил его о чем-нибудь другом. Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо, а ведь каждое дело из лежащих у него на столе — это именно человеческая драма. Он подходит снова к окну, долго глядит в него и советует мне через плечо:

— Сообщи обо всем случившемся этому, как ого… Милуцэ Паскару, дяде покойного… Посоветуйся с ним. Я полагаю, что он согласится взять на себя заботы о похоронах. Думаю, он это сделает даже с радостью. Заметь, капитан: ведь со смертью Кристиана Лукача сын Милуцэ Паскару остается единственным наследником всего богатства лугожского дяди!

Я привязан к своему начальнику. Мы работаем вместе вот уже семь лет. Я глубоко почитаю его. Но есть у него черта, которая мне не по нутру: частенько он слишком категоричен в своих предположениях. Вольно или невольно, но в таких случаях он внушает тебе или даже требует от тебя, чтобы ты принял его точку зрения. Вот и сейчас — почему он так уж уверен, что Паскару с готовностью возьмет на себя похороны своего племянника? Почему не предположить, что он никакого отношения к этому делу не имеет?

Я направляюсь к дверям. Шеф вновь наблюдает с интересом действо, бесконечно совершающееся па улице. Меня так и подмывает его спросить: «Товарищ полковник, когда вы в последний раз гуляли по городу?..»

Я уже было взялся за ручку двери, когда он сказал мне вдогонку, будто пожалев меня за то, что он же и взвалил на мои плечи:

— Если это необходимо, возьми себе в помощники Поварэ.

— Слушаюсь.

Я выхожу из кабинета. В коридоре бросаю на ходу взгляд на электрические часы — 11.10. Прекрасно! День только еще начинается.

В кабинете у нас — ни души. Куда подевался Поварэ? Впрочем, так даже лучше. Я сажусь за свой стол, достаю из ящика несколько листков бумаги и тщательно вывожу шариковой ручкой: «План необходимых мер». Честно говоря, ни о каком плане не может быть пока и речи: у меня нет достаточно данных, чтобы строить какие-нибудь гипотезы, а тем более составлять план действий. И все же я записываю по пунктам и перечитываю про себя:

1. Узнать адрес Милуцэ Паскару. Похороны.

2. Поговорить с руководителем курса, на котором учился К. Л.

3. Узнать, в каком общежитии живет Петроиела Ставру, девушка К. Л. Составить список друзей покойного.

4. Узнать все о Тудореле Паскару, наследнике Чичероне Лукача.

Небогато. А больше мне и придумывать ничего не хочется. Поднимаю трубку, чтобы вызвать по внутреннему телефону отдел картотеки нашего министерства, но тут же передумываю. Лучше я сам найду в телефонной книге номер Милуцэ Паскару, так будет быстрее. И тут же нахожу его. В справочнике значится один-единственный Паскару, Милуцэ. Судя по номеру телефона, он живет где-то поблизости от моей конторы. Переписываю номер и, не мудрствуя лукаво, тут же звоню ему. Жду ответа, поглядывая на далеко не свежую окраску противоположной стены кабинета. Мне отвечает женский голос.

— Мне нужен товарищ Паскару, — прошу я.

— Который из двух? — вежливо уточняет женщина.

Я почему-то не ожидал, что наследник всего имущества Чичероне Лукача живет под одной крышей с собственным отцом, но это обстоятельство только придает мне наступательности:

— Товарищ Милуцэ Паскару.

Столь же вежливо меня просят подождать. Через некоторое время в трубке раздается хриплый, резкий и словно заранее готовый к перебранке голос:

— Милуцэ Паскару слушает!

Я представляюсь, убежденный, что мой чин и место работы произведут должное впечатление:

— Капитан Ливну Роман из городского уголовного розыска.

Но на другом конце провода меня обрывают непочтительнейшим образом:

— Я вам повторяю, товарищ! Мне надоели ваши звонки. Я ничего не знаю по поводу дела Франчиска Мэгуряну. Ясно? Чего вам от меня надо? Если следствие докажет, что я дал ложные показания, — пожалуйста, я готов нести любую ответственность. Но я требую, чтобы вы оставили меня в покое!..

Голос человека не из робких, ничего не скажешь. Если я ему тут же не отвечу, он, глядишь, бросит трубку. Очень спокойно, тщательно выбирая слова, я объясняю, что потревожил его вовсе не в связи с делом Франчиска Мэгуряну, о котором и слыхом не слыхал, а по поводу его племянника, Кристиана Лукача. Он сразу же успокаивается и с любопытством спрашивает: