Убийство чёрными буквами - Пол Андерсон Страница 12

– Кто-то вечером в прошлую субботу вызвал Брюса в Город, – сказал Кинтайр. – Его тело нашли утром в понедельник. Вы хорошо знаете, что, если бы позвонили ему и предложили помириться, он тут же примчался бы. Где вы двое были в этот уикэнд?

– Ну… – Голос Питера Майкелиса дрогнул. – В субботу я весь день был дома, занимался домашней работой. Вечером пошел выпить, утром в воскресенье церковь, да, потом вернулся поспать. Да, в этот вечер я играл в пинокль перед складом…

Он замолчал.

– Значит, никто не заходил? – спросил Кинтайр. – Никто не может подтвердить, что Брюс не лежал здесь связанный и с кляпом во рту?

– Да что!..

– Эй! – Джин Майкелис встал на ноги. Это было единое стремительное движение, Джин поднял себя на руках. Его алюминиевые ноги в поисках опоры широко разъехались. Ему удалось схватить один костыль и опереться на него.

– А вам какое дело? – рявкнул он.

Могу ли я сказать, что сам не знаю? подумал Кинтайр. Могу ли сказать, что я здесь потому, что меня попросила девушка, которую я едва знаю?

Вряд ли.

Он небрежно откинулся на спинку и сказал:

– Я хочу заключить мир между вашими семьями. Считайте, что я делаю это ради Брюса. Я признаю, что он мне нравился. А вы всегда ему нравились, Джин. Если вы по-прежнему будете выражать свою ненависть к Ломбарди, полиция очень заинтересуется, чем вы занимались в уикэнд. Где вы были?

Джин ссутулился.

– Не ваше проклятое дело!

– Значит, вас не было дома?

– Не было. А если хотите узнать больше, покажите свой значок.

Кинтайр вздохнул.

– Ну, хорошо. – Он встал. – Я ухожу. Копы не будут любезны, если вы не захотите сотрудничать с ними.

Он посмотрел мимо Джина в окно. Дыра в полую тьму. Может, это последнее, что видел в своей жизни Брюс: из всего великолепия и разнообразия земли только грязное окно, ведущее в темноту.

– Я этого не делал, – сказал Джин. – Мы не делали. – Он оскалил зубы. – Но я трижды благодарю того, кто это сделал. Я хотел бы увидеть их всех, эту его сестру…

– Молчите!

Кинтайра самого поразила ярость, прозвучавшая в его голосе. Впоследствии его самого удивлял этот неожиданный приступ гнева.

Джин покачнулся. Неприятно свистнул. Отец тоже встал, массивный и встревоженный.

– Значит, вы как все, – сказал Джин. – Не понимаете. Она шлюха только внутри. Снаружи она как проклятая монашка. Знаете, как мы называли таких там, откуда я пришел? Про…

– Я ухожу, – хрипло сказал Кинтайр. – Предпочитаю находиться среди мужчин.

Он неосознанно выбрал самое жестокое утверждение. И сразу это понял. Такого человека, как Джин Майкелис, чья сексуальная привлекательность была единственной защитой от несправедливого мира, потеря этой привлекательности поистине делала не мужчиной.

Джин заревел. Его костыль поднялся и со свистом опустился.

Это удар мог бы разбить голову. Но Кинтайр сделал шаг в сторону, и костыль ударился о пол. И сломался. Джин покачнулся на искусственных ногах, руками потянувшись к горлу Кинтайра.

Кинтайр стоял неподвижно, он ждал. Не хотел бить калеку. К тому же какой толк от кулаков против кости и металла?

Когда Джин бросился вперед, Кинтайр на несколько дюймов отступил в сторону, так что кулак прошел у него над плечом. Он взял его в руки, помог себе коленом, и Джин Майкелис ударился о стену.

В поднявшемся облаке штукатурки Кинтайр увидел, что нападает старший Майкелис. Питер был еще силен, как дикий бык, и столь же яростен.

Кинтайр без всякого труда мог бы убить его.

Но он не хотел это делать. Любой может впасть в безумие, если после множества несчастий напиться дешевыми вином. Он снова подождал, пока не увидел направленный в него кулак рыбака. Для человека, прошедшего школу дзюдо, достаточно времени на то, чтобы увернуться, схватить противника за руку, полуобернуть его и отправить восвояси. Еще лучше было бы придушить его и на несколько секунд лишить сознания, но на это нужно время, а Джин уже встал на ноги.

– Хватит на сегодня, – сказал Кинтайр. – Не хочу драться.

– Грязный… ублюдок! – Джин выпрямился. Из одного края его рта текла кровь, он дышал со свистом, но двинулся вперед.

И на пути подобрал второй костыль.

Он попытался ударить им. Кинтайр отобрал костыль. Очень просто – собственное движение костыля выбрасывает его из руки противника. Джин взревел и упал. Кинтайр легко стукнул его по голове, чтобы протрезвить.

Кто-то стучал в дверь.

– Что у вас происходит?

– Рекомендую сотрудничать с полицией, – сказал Кинтайр. – Где бы вы ни были в уикэнд, расскажите им, Джин. Они все равно узнают.

Он открыл окно, выбрался в него и повис на руках. Отец и сын сидели, особого вреда он им не причинил. Кинтайр выпрямил локти и разжал руки. Если знаешь, как падать, до улицы совсем недалеко.

Он сел в свою машину и поехал. Особого ощущения победы не было; возможно, только недовольство своими действиями. Нужно двигаться, ужас внутри не спит.

Хорошо, Коринна, подумал он, когда заработал двигатель. Было немного по-детски, но он все равно не вполне в нормальном состоянии. Твое дело я сделал. Теперь нужно делать свое.

6

Когда совсем недавно Брюс в разговоре упоминал Гвидо, была названа «Бродячая кошка». Очевидно, Гвидо поет в этом баре. Кинтайр посмотрел в телефонном справочнике. Конечно, где-то на Норт Бич, в пригороде, который считается укромным, убогим и опасным.

Неоновой вывески не было, только лестница вниз к двери и надпись на этой двери. Миновав солидно выглядящего вышибалу, Кинтайр оказался в темном, с низким потолком помещении, украшенном абстрактными фресками и мобайлами.[13] Бар был напротив него. Вдоль стен кабинки, привлекательно глубокие, а в самом помещении множество столиков. На столиках свечи в старых, заляпанных воском бутылках от кьянти. Посетителей немного, дюжина пар и столько же мужчин-одиночек. Разного возраста: от тех, кто только что получает по возрасту разрешение покупать выпивку, до седовласых мужчин; мужчины с длинными волосами и распахнутыми на груди рубашками, более пестро одетые, чем женщины; несколько явных педиков; девушка с коротко остриженными волосами и в мужской рубашке и брюках держит за руку другую девушку, которая выглядит более женственно.

Ни на что не пригодные хипстеры; студенты, многие из которых никогда не покинут теплые стены университета; один или два коммуниста, точнее, экс-коммуниста, разочаровавшиеся в своих иллюзиях и не нашедшие новых, все еще продолжающие бесконечную испанскую гражданскую войну; самопровозглашенные интеллектуалы, давно переставшие учиться и забывать; дилетанты в искусстве, религии или в танцах; мелкие рэкетиры, некоторые с дипломами колледжей, но не