Призрак Тилацина - Влада Ольховская Страница 12

На звонок дверь открыл лично Максим — и вроде как это доказывало, что родители беспокоились напрасно, молодые просто загуляли и не захотели идти на унылые старческие посиделки. Вот только выглядел парень странно: с уже затекшим глазом, с засохшей кровью и тем, что показалось дежурным порезом, на носу. Максим отвечал на вопросы растерянно, он будто и не понимал, где находится и с кем говорит. А главное, он не мог объяснить, почему его девушка, которую дежурные прекрасно видели из прихожей, ни на что не реагирует. Максим повторял, что она просто спит. Дежурные, подойдя поближе, обнаружили, что она уже много часов как мертва.

Максима задержали, и версия, на которой позже настаивал Костюченко, казалась единственно верной и очень простой. Якобы молодые люди поссорились, и Элла напала на сожителя первой — ударила его чем-то тяжелым по лицу. Максима это разозлило, но удар получился сильным, и устроить полноценную драку парень не смог или не захотел. Он достал откуда-то пистолет и застрелил Эллу, ну а после потерял сознание из-за собственного ранения.

Придя в себя, Максим в полной мере осознал, что сделал. Он поспешно избавился и от орудия убийства, и от того предмета, которым его якобы ударила Элла — он понимал, что версия с самообороной не сработает, и хотел запутать следствие. Без улик его игра в помешательство попросту смотрелась убедительней.

Эксперты установили, что обыска в квартире не было, ценные вещи остались на своих местах. Следы постороннего присутствия походили скорее на дружеские посиделки, чем на взлом. Все указывало на то, что кроме Максима и Эллы в квартире никого не было, и это делало слова Максима о выстреле в лицо совсем уж безумными…

Но только на первый взгляд.

— Одному мне кажется, что из этой истории во все стороны белые нитки торчат? — спросил Кирилл, когда Ян пересказал ему все, что известно полиции.

— Не одному. Но Костюченко, похоже, решил, что это декоративная вышивка, к которой нет смысла присматриваться.

Версия была цельной, только если принять ее в таком виде и не задавать неудобных вопросов. Иначе она рассыпалась слишком легко и быстро.

Начать хотя бы с орудия убийства… Куда оно делось? И откуда взялось? Официально Холмогорцев никогда оружие не покупал.

Второй проблемой становился мотив. Костюченко использовал столь удобную любовь и ревность, потому что для такого нет стандарта и меры. На самом же деле все знакомые пары, с которыми успел связаться Ян, утверждали, что никаких проблем у Максима и Эллы не было. Эти двое были спокойными, в меру обеспеченными, умными. Они не пили и не принимали наркотики — ничего запрещенного в их доме не обнаружили. Так с чего бы миниатюрной девушке начинать драку? А Максиму, адекватному, рассудительному парню, вдруг стрелять в нее без предупреждения?

Ян теперь рассматривал фотографии пары — их тут хватало, похоже, они купили «полароид» и пока не устали от этой игрушки. Все указывало на то, что Максим и Элла много времени проводили вместе, путешествовали, им было хорошо вдвоем. Не та пара, которой легко можно приписать откровенно маргинальное поведение.

Кирилл, похоже, думал о том же, он не выдержал:

— Слушай, этот ваш Костюченко реально настолько тупой? Как можно такое не заметить?

— Он не тупой, если объективно. Он просто самоуверенный и неопытный. Его здорово сбило с толку то, что Максим постоянно говорил о выстреле в голову, но при этом оставался на ногах и в сознании. Костюченко воспринял это как издевательство со стороны подозреваемого.

— Но ты же сразу понял…

— Не сразу, — возразил Ян. — Когда я издалека на этого Холмогорцева взглянул, мне тоже показалось, что у него ссадина на носу. Пулевое я распознал только вблизи.

— Ладно ты… А врачи почему не увидели?

— А врачи его толком не рассматривали. Так, глянул дежурный фельдшер один раз спросонья, помазал перекисью, ну а потом Костюченко никого не вызывал. Ему казалось, что все под контролем.

— Косяк?

— Однозначно косяк. Если бы у Холмогорцева действительно был просто фингал под глазом, это ничего бы не значило. Но с учетом последующих событий, всем боком выйдет.

— Как он вообще жив остался? — удивился Кирилл, разглядывая снимок смеющегося Максима Холмогорцева, еще не догадывавшегося, какая судьба ждет его совсем скоро.

— Бывает и так. Пуля застряла внутри, расколола череп, мозг в итоге был поврежден и пулей, и осколками. Насколько я знаю, Холмогорцеву пришлось удалить глаз и часть мозговых тканей. К чему это приведет — можно будет определить, лишь когда он проснется.

— Да уж… А я думал, мне по жизни не везет!

Теперь Ян без труда представлял другую картину, значительно отличавшуюся от версии, с которой работал Костюченко.

Кто-то действительно пришел к этой квартире в тот вечер — то ли убивать, то ли ограбление пошло не по плану… В любом случае, на Максима напали сразу же, одного выстрела хватило, чтобы он потерял сознание. Он был неплохо подготовленным парнем и при любом другом раскладе попытался бы сопротивляться, однако следов сопротивления не было на руках ни у него, ни у Эллы.

Элла же до последнего оставалась на диване, попасть в нее со стороны двери не составило большого труда. В девушку выстрелили дважды: в лицо и грудь, обе раны были смертельными, умерла она быстро. Нападавшие ушли, уверенные, что живых в квартире не осталось…

Ну а Максим пришел в себя. Соображать нормально он уже не мог, хотя был еще не так плох, как на допросе. Скорее всего, он запер дверь, увидел, что Элла неподвижно лежит на диване в темноте, и решил ее не будить. Медики, с которыми говорил Ян, пояснили, что травма мозга развивалась постепенно — по мере того, как Максим двигался. Если бы ему помогли сразу же, у него еще остался бы шанс вернуться к нормальной жизни…

Но приехали не готовые помочь ему люди, а дежурные. И они тоже не желали Максиму зла, просто им ситуация показалась однозначной. Парня, которому и двигаться-то было нельзя, скрутили, потащили к машине… И в какой-то момент та самая надежда на полное выздоровление оборвалась. Чудом можно было считать уже то, что он вообще остался в живых.

Однако вспомнить, что именно произошло, он больше не мог. Максим не притворялся на допросах, он и правда стремительно забывал свою жизнь. Если утром он еще знал, кто