Перстень русского дракона - Виктория Лисовская Страница 12

— А Луиза Генриховна дружила с Жаном? — Глаша кивнула в его сторону.

Петр помрачнел, а потом недовольно кивнул.

— Да, дружила, точнее, Жан все вокруг нее ошивался. Окучивал ее, еще бы, ведь она богатая невеста, — вполголоса объяснил отрок.

— Богатая? — глупо переспросила служанка.

— Очень богатая, ее отец Генрих Борисович, родной брат владельца Вишневки Якова Борисовича, недавно преставился, оставив после себя солидный капиталец. Луиза — единственная официально признанная дочь Генриха Голощекина, и она наследует все его сбережения. — Петр снова вздохнул и обратил свой взгляд на спокойные воды озера. — Мать Луизы давно скончалась, замуж девушка так и не успела выйти, потому все деньги унаследовала она.

— Вы сказали: единственная официально признанная дочь? — переспросила Глаша.

— Угу, поговаривали, что Генрих Борисович был еще тот любитель женского пола, как и почти все мужчины в роду Голощекиных. Он вполне мог иметь парочку-тройку непризнанных детей, но Луиза — единственная рожденная в официальном браке. Мать ее умерла при родах, и Генрих поручил дочурку мамкам-нянькам, а сам безвылазно сидел во всех злачных местах Петербурга. Азартный был игрок, каких поискать, но ему везло несказанно — свой, оставленный от папеньки, капитал не только не проиграл, но увеличил в пару раз.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась девушка.

— В нашей деревне скучновато, а слухи — единственный источник информации, что-то сама Луиза рассказывала, что-то деревенские судачили, а мой папенька не считает меня хоть сколько-то разумным человеком, не стесняется при мне обсуждать и соседей, и всех их родственников. — Кислая улыбка озарила лицо парня.

— То есть у Луизы Генриховны был солидный капитал? — уточнила Глафира.

— Да, был, потому вокруг и принялись крутиться всякие оборванцы. — Петя кивнул в сторону француза.

— Вы имеете в виду художника Жана?

— Ой, какой он там художник? — скривился парень. — И тем более какой там Жан? Я вам расскажу смешную историю. Жил-был в деревне Вишневка мальчик Ванька Манилов. Мальчик был очень талантливый и смышленый, имел склонность малевать красками всякими. Барин тамошний, Яков Борисович, увидел склонности мальчонки и, имея добрый нрав и золотое сердце, отправил мальца в Париж учиться рисованию. Так вот, через десять лет из Парижу в Вишневку приехал якобы француз художник Жан Мануа.

Глафира удивленно вздрогнула.

— Значит, Жан — это никакой не француз, а обычный крестьянский сын? — переспросила Глаша.

— Он, конечно, выучился французскому языку, окончил профессиональную художественную школу, Яков Борисович любит прикидываться добряком и меценатом, помогающим юным талантам, но Жан всячески стыдится своей прошлой крестьянской жизни и всем представляется только на французский манер, пытается откреститься от своего прошлого, обрубить все корни.

Глафира внимательно принялась разглядывать француза Ваньку Манилова.

— Многие помнят, какой он на самом деле француз, но нравится ему придавать себе значимость в глазах окружающих — да пожалуйста, — пожал плечами Петя. — Но все до поры до времени, пока он не принялся охмурять племянницу Якова Борисовича. Луиза его французские сказки за правду принимала, слушала его, он ее зарисовывал, картины с нее писал, еще бы, такая красавица. — Петя снова о чем-то задумался.

Глафира решила его поторопить:

— А как Яков Борисович относился к отношениям Луизы и Жана?

— Да никак не относился, мне кажется, он даже и не замечал их. Он многое не замечает, он такой человек. Ну, скоро сами все увидите, — встряхнулся парень. — Извините, Маша, что-то я заболтался с вами. Мне пора в Опалиху.

— Меня Глаша зовут, — пробормотала Глафира.

— Да, Глаша, извините, — кивнул парень и обратился уже к мило воркующей парочке на берегу: — Матильда Львовна, нам уже пора в имение. Папенька браниться будет, я думаю, что без нас разберутся далее.

— Да-да, Петенька, вы, безусловно, правы. — Госпожа Метинская наконец-то оторвала взгляд от симпатичного художника. — Так вы обещаете сделать мой портрет, месье Мануа?

— О, конечно, милая Матильда, как говорят у нас в Париже, la beauté est le pouvoir, что означает: красота — это сила, а моя задача эту божественную красоту запечатлеть на холсте. — Иван-Жан проникновенно прильнул страстным поцелуем к холеной ручке Матильды Львовны, от чего та покраснела в мгновение ока и, натужно хихикая, подхватила на ручки Клопадру и вместе с Петром отправилась в Опалиху.

Глафира осталась с Аристархом Венедиктовичем ожидать приезда доктора Свирина.

Тверская область. Наши дни

Татьяна вздрогнула, так как невдалеке послышался громкий крик, который перешел в истерические рыдания. Не сговариваясь они с капитаном Куликовым поспешили на доносившиеся звуки и застали на берегу худую женщину с печальным и изможденным лицом, она громко плакала и стонала на берегу, что-то крепко сжимая в руках.

— Что с вами? Вам нужна помощь? — Куликов первым добежал до женщины, склонился к ней, пытаясь ее поднять с грязного и холодного песка.

— Нет, мне уже ничего не нужно, — завывала незнакомка. — Моей Анечки больше нет, мне ничего не поможет. — Она подняла заплаканное лицо к следователю.

— Светлана Сорокина, вы мать пропавшей девочки? — спросила Таня.

Она достала из своей сумочки бутылку воды, разбавила в ней пару таблеток успокоительного и пыталась напоить водой Светлану.

Та неопределенно замычала и снова принялась рыдать, показывая Куликову какую-то грязную тряпку в своих скрюченных пальцах с обгрызенным маникюром.

— Вот смотрите, что я на берегу нашла! Посмотрите сюда, — кричала ослепленная горем женщина.

— Что это? — тихо спросила у Ивана Таня.

Света услышала и снова затряслась в истерике, потом при помощи Куликова и Тани все-таки выпила пару глотков успокоительного и попыталась ответить.

— Я после исчезновения Анечки каждый день сюда прихожу, к озеру, думаю найти хоть что-то, хоть какие-то следы. И вот смотрите, что я все-таки нашла… — Снова громкие рыдания.

Татьяна взяла грязную тряпку из рук Сорокиной, принялась ее разглядывать.

Куликов вопросительно взглянул на нее, Светлана немного отдышалась, а потом тихим и каким-то бесцветным голосом ответила:

— Это бант от заколки моей дочери. Эта заколка была у Анечки в тот самый день. Я в этом уверена. — Светлана замолчала и уставилась в озеро. — Знаете, что это значит? Если я нашла его здесь, у берега, значит, волны его вынесли сюда. Значит, что бант был в воде. Значит, и Анечка была в воде, и если не утонула, то ее точно монстр этот проклятый сожрал. — Женщина беззвучно зарыдала.

Таня подошла к несчастной матери, присела к ней на корточки и принялась гладить по спине, успокаивая ее:

— Это еще ничего не значит, девочка