Раскрыть свое убийство - Виталий Михайлович Егоров Страница 12

Поневоле рассмеявшись, оперативник посоветовал:

— Николай Иванович, ну доложите ему, что работа идет, сыщики закрепляются, будут выходить к прокурору за санкцией. Через два-три дня пойдут другие убийства, и он забудет про это дело.

— Я примерно так и доложил, — ответил ему руководитель и устало махнул рукой: — Ладно, иди, работай по плану, а с начальником я разберусь.

Вскоре подошел Сологубов, и Каприн, рассказав ему историю установления принадлежности пыжа, протянул оперативнику книгу:

— Володя, вот тебе том Достоевского. Покажи всем ребятам, чтобы обращали внимание. А еще лучше сходи к Три Николаю и попроси, чтобы он размножил фотографию для ориентировки.

— Даа уж! — озадаченно протянул Сологубов. — Искать иголку в стоге сена гораздо легче, чем эту книгу. Может быть, пойдем по другому пути?

— И по другому тоже, — кивнул Каприн. — Я пошел встречаться со своей агентурой, авось где-то промелькнет нужная информация.

Встретившись в условленных местах со своими осведомителями, дав им задание, он вернулся на работу и, сидя в пустом кабинете, предался воспоминаниям об объекте своего вожделения:

«Как там Маша, нуждается ли она в помощи? Хочу быть рядом с ней, поддержать ее в эти трудные дни. Что это со мной? Страсть к ней затягивает меня все больше и больше, как в омут головой… Это любовь или мимолетное влечение? Что-то между ними, а, может быть и любовь… Никогда не испытывал нечто подобное, я не могу без нее. Не могу, не могу, не могу! Маша моя милая, как я хочу тебя видеть!»

Каприн вспомнил то время, когда в Высшей школе милиции он проходил месячные курсы повышения квалификации. Довольно молодой преподаватель по психологии, кандидат наук, во время лекции вполне серьезно утверждал, что любовь — это психическая болезнь, трудно поддающаяся лечению. Если страсть охватит человека, он уже перестает контролировать себя, готов на любое преступление, может пойти на самые отчаянные шаги.

— Поэтому остерегайтесь влюбленных людей, — хмуря брови, разглагольствовал ученый. — Если среди ваших коллег появятся такие, держитесь от них подальше, не ходите с ними в разведку, не доверяйте оружие. Это глубоко больные люди, их надо лечить.

Тут с места встает двухметровый красавец — псковитянин и насмешливо интересуется:

— Вы-то сами хоть когда-нибудь влюблялись?

— Нет, — гордо ответил лектор. — Эту болезнь я никогда к себе не допущу.

Через два года, когда прибыли новоиспеченные выпускники Высшей школы милиции, Каприн узнал от них, что тот ученый покончил жизнь самоубийством из-за неразделенной любви.

«Успокойся, ты не влюблен, это только влечение, сиюминутные порывы, — старался охладить он внутренний пыл. — Я не болен любовью, я совершенно здоров, я… я… Маша, как я хочу быть рядом с тобой!»

Он стал понимать, что «болезнь» усугубляется с каждым днем.

Вечером, придя домой, он отказался от бабушкиного ужина и, лежа на кровати, долго думал о девушке, пока не уснул беспокойным прерывистым сном.

На следующее утро Каприн, попив чая, направился к дому Шамаевых. Выдался теплый солнечный день. Оперативник не решился сразу зайти в квартиру, а, расположившись во дворе на скамейке, стал наблюдать. Возле подъезда, где жил потерпевший, сгрудившись, стояли и курили несколько парней и девушек, и опер решил, что они пришли на похороны и, скорее всего, они являются одноклассниками или однокурсниками Маши. Вскоре подъехал автобус, оттуда вышли несколько человек в летных формах и зашли в подъезд.

«Бывшие коллеги, — подумал оперативник. — Пора и мне идти»

Дождавшись, пока молодые люди покурят и зайдут в подъезд, он тихо последовал за ними.

В квартире у Шамаевых народу было не так много. Здесь были пожилые люди, скорее всего, родители и родственники супругов, летчики, молодые люди, как и предполагал Каприн, одноклассники Маши, несколько явно выпивших мужчин, женщины, которые что-то готовили на кухне.

На Каприна никто не обратил внимания, и он, оглянувшись по сторонам, зашел в зал, где находился гроб с покойным, левый глаз которого был закрыт марлевой повязкой.

У изголовья гроба на стульях сидели Маша с матерью, рядом расположились несколько женщин. Каприн встал возле двери и неотрывно следил за лицом Маши. Вдруг девушка, встрепенувшись, посмотрела в сторону оперативника; их взгляды встретились, он увидел в ее глазах чувство признательности.

«Не осудила, не отторгла взглядом, значит, ждала меня», — подумал оперативник с накатившимся в груди теплом.

Стало время произносить траурную речь. Ведущая, которая сидела рядом с женой покойного, встала и, положив руку на ее плечо, тихо проговорила:

— Валентина, готова говорить?

— Да, — кивнула она и безуспешно попыталась встать, но ноги ее не держали.

Маша и ведущая помогли ей встать на ноги, и во время поминальных слов дочь все время поддерживала ее под локоть.

Когда вдова закончила говорить и, поддерживаемая с обеих сторон дочерью и ведущей, села на свое место, сыщик укорил себя:

«Надо было перед Козловым выдумать другую версию, а не то, что жена могла заказать мужа. Она переживает искренне, такое изобразить невозможно. Извините меня, Валентина Васильевна, был неправ, каюсь».

После этого ведущая дала слово Маше. Она встала и сказала только несколько слов: «Папа, прощай навеки, я тебя любила и буду любить» и, расплакавшись, села обратно.

Далее траурную речь произнесли соседи, бывшие сослуживцы, друзья покойного.

В конце церемонии ведущая обвела зал взглядом и спросила:

— Есть еще желающие?

Тут она обратила внимание на молодежь, которая скучилась возле двери.

— Вы одноклассники Маши? — спросила она. — Давайте, кто-то из вас пусть скажет слово, и на этом будем заканчивать церемонию прощания в квартире.

Послышалось перешептывание между молодыми людьми, и они общим решением делегировали одному из компании исполнить эту траурную миссию.

Парень среднего роста со светлыми волосами стал говорить, Каприн не слушал его, а всецело был погружен в раздумьях о девушке. Он неотрывно следил за ней: в темном платье с глухим воротником-стойкой она была утонченно красива, напоминая гимназистку дореволюционной поры, ее волосы, собранные в пучок, волновали и притягивали, лицо, затронутое глубокой печалью, стало ему еще милее, чем раньше.

Одним словом, он был всерьез болен любовью, и сейчас, зная бесполезность своих устремлений, никто бы не взялся вылечить его от этого недуга.

От грез оперативника отвлек голос ведущей:

— На этом заканчиваем церемонию в квартире, сейчас прощаемся с покойным, желающие могут выехать на кладбище, автобус стоит внизу.

Когда несколько мужчин стали выносить гроб из квартиры, Каприн, улучив момент, подошел к девушке и, взяв ее за руку, тихо проговорил:

— Маша, прими от меня глубокие соболезнования.

Она кивнула в знак благодарности и тотчас отвлеклась, чтобы помочь маме.

Подождав, пока все уедут на кладбище, Каприн, погруженный в свои мысли, тихо