Подлинная история баскервильского чудовища - Михаил Юрьевич Харитонов Страница 12

Мастерская располагалась на чердаке дома на Бедфорд-Роу. Просторное, но неуютное помещение, пропахшее дешевыми красками — старик Кросс не любил лишних расходов, — освещалось единственной керосиновой лампой, стоящей на колченогой табуретке. Там же стояла початая бутылка дешевого пойла.

Старик привычным жестом отодвинул глухую штору. Грязные пальцы мазнули по стеклу, теплому и скользкому, как обсосанный леденец. На улице как раз доживал последнюю минутку поздний вечер.

Откуда-то снизу, из жилой части дома, донесся тяжелый звон часовой пружины, готовящейся к бою. Потом раздались мерные удары — полночь пошла по Лондону медными шагами вдоль многотысячного строя салютующих маятников.

— Вот так-то, — сказал Кросс, присаживаясь на вторую табуретку и рассматривая творение своих рук. Симпатичная девушка в белом платьице и шляпке сидела в лодке, плывущей по водной глади. За ее спиной виднелась фигура гребца — темная, неразборчивая. В ногах у красотки можно было разглядеть корзинку для пикника. Розовая ленточка на шляпке развязалась и летела по ветру, как маленький флажок.

Старик встал. Подвинул табурет поближе к керосинке, выкрутил фитиль повыше. Потом взял с подоконника истрепанную тетрадь в черной обложке. Открыл. Перелистал несколько страниц, иногда задерживаясь на каких-то местах. Иногда он зачитывал про себя — медленно, шевеля губами, как читают не слишком грамотные жители предместий.

«Картина в масле насчет девки и зверей два фута и четыре с моей девкой. Обычная цена… Обезьяна с полной выправкой и змеи кусают за грудя. Для лорда Гарри. Картина в масле большая четыре на восемь три мертвые девки все места наружу. Девки Струццо. Насчет цены не сговорились. Для лорда Гарри». Ниже было добавлено — «сговорились на две».

«Пять картин три фута и шесть моя девка во всех видах и негр с большим хозяйством. Для леди Джейн. Для ней же мущина в виде лорда Милфорда те же виды сзади и леди Джейн как мущина. Сговорить цену».

«Картина моя девка с сэром Фельтоном. Тот же размер. Сговорились как раньше».

Старик послюнил палец и пролистал несколько страниц подряд.

«Три картона сэру Вайтфилду моя девка на колу как для лорда Гарри. Струццо хочет процент за клиента».

«Ушли все наброски с повешенной. Струццо опять приходил за деньгами».

«Девка с пони китайские пытки отрубание рук и ног все ушло. На отрубание головы сговорились с тем коммерсантом что брал повешение девки голой. Струццо хочет денег».

Еще несколько страниц легли на левую сторону тетради.

«Нет заказов. Струццо не ищет клиентов. Хочет больше денег».

«Пошел к Одноглазому Билли. Тот говорит Струццо он не тронет. Боится проклятых иностранцев».

«Нет денег. Отправил Анну заниматься на улицу делом. Струццо бил меня и Анну силой взял отнял деньги ушел. Куда это годится».

«Струццо привел клиента, потребовал рисовать бесплатно с натуры моя девочка и этот чертов итальяшка. Как зверь все сделал прямо в мастерской у меня на глазах. Не заплатил. Анна не могла после него работать лежала. Болело у нее внутре видать намял он ей там. Выгнал на улицу. Очень нужны деньги».

«Струццо требует больше денег говорит мы ему больше такие не нужны».

На этом записи кончались.

Старик ухватил цепкими пальцами карандаш и вывел внизу: «Струццо больше не придет». Положил тетрадь обратно на подоконник, снова уселся напротив портрета. Приложился к бутылке.

— Ты там на папашу Кросса не очень серчай, — сказал он, обращаясь к смеющейся девочке в цветах. — Хучь ты мне и не дочь была, а я, почитай, к тебе как к дочке относился. А насчет того, чем мы с тобой хлеб добывали — так что ж поделать, уж так все устроено. Зато тебя большие люди видели, и ты больших людей повидала. Ну, может, не с той стороны, где у них воспитание, а с другого конца, где мы все одинакие, что лорд, что угольщик. Лорды так и похуже иного угольщика случаются, сама знаешь. Ну, давай, что ли…

Бутыль с джином покорно забулькала, отдавая содержимое.

— Но и ты пойми. Мне этот Струццо проклятый весь бизнес порушил. Сначала-то все прилично было, он меня защищал, я ему платил. Он меня еще по части здоровья пользовал, потому как больной я от невоздержанности жизни, и брал недорого. Клиентов опять же приводил, потому как много с кем на короткой ноге он был. Ладили мы с ним, почитай что друзья, ну или там партнеры. Но как повысили его в этой ихней мафии, закружилась у него голова, стал много тратить. Короче, стало у него в карманах пустовато, а через то и у нас с тобой пошли злоключения. И деться некуда: никто не хотел с мафией этой проклятой связываться, больно длинные у них руки. Я уж было совсем загрустил, да тут кстати кой-чего сошлось, что лучше и не придумаешь.

Снова забормотал-забулькал джин, проваливаясь в вялое горло старика.

— Я тебе, может, говорил, а может, нет. Была у меня тоже девочка, забыл, как звали ее, бедняжку. Я ее на твоем месте держал — рисовал в смысле, ну в смысле развлечения джентльменов тоже, значит, того… жить-то надо. И вот был случай — пошла она, значит, с одним хорошим господином в гостиницу: потереться, значит, животами за небольшую денежку. Да вот только тот веселый господин, как увидел ее, значит, раздетой до готовности, достал нож хирургический и ну на нее с этим ножом. Убежать-то она убежала, да вот только порезал он ее сильно. Как она обратно до меня добралась — ума не приложу.

Крови-то из нее текло, что из свинюшки. Потом убираться да отмывать пришлось ужас просто. Зато с того дела я кровь рисовать настоящим образом научился. Так что все-таки своя польза, как ни крути, со всего бывает, только вот не каждый ее увидеть могет. Потому-то башковитые в тепле сидят, как сейчас вот мы с тобой, а другие на холоде жмутся… Ну, еще немножко промочу глотку, так-то оно веселее…

Джина осталось на донышке.

— Эх, крепкая штука! Нуты слушай дальше. Та девка — забыл, как же звали-то ее, совсем память ни к черту стала… Так вот, она не только женским местом работала, но и головой немножко себе помогала. Работала, значит, на полицию, стучала на кого надо. Особенно хорошо у нее выходило лица запоминать и потом словами их описывать. А я с тех рассказов картоны рисовал, прямиком господам полицейским на досмотрение. Что делать: жить-то надо… Так вот, она, пока живая была, успела до самой что ни на есть подробности того типа с ножом