Холодный счет - Владимир Григорьевич Колычев Страница 12

– Ну конечно! – Дробнякова улыбалась, как отличница, которой хотели поставить тройку за экзамен, но вдруг предложили пересдачу.

– Ну тогда давайте пишите объяснение, претензий к гражданину Харитонову не имеете, и я поеду.

– Ой, вы же голодный с дороги! – засуетилась женщина.

Сначала она накормила гостя, только затем расписалась в своем позитивном отношении к своей новой жизни. Севастьян взял объяснение, обязал гражданку явиться к следователю и отправился в обратный путь. С твердым убеждением, что Харитонов как минимум похитил Ольгу. Может, этот жук и смог перекроить сознание перезревшей девы, но опытного опера ему не обмануть. Черное нутро белой краской не закрасить.

6

Суббота, 13 мая

Березки на ветру шелестят, птицы звонко перекликаются, божья коровка сползает с травинки на локон пока еще живых волос. Лежащая на земле женщина не слышала ничего, не видела и не чувствовала, как божья коровка переползала к ней на ухо, лапкой касаясь засохшей капельки крови на нем. Сережки вырваны с мясом.

Знакомые заросли березняка на переходе от автобусной остановки до улицы Северной, знакомая женщина с открытыми, но мертвыми глазами, шея вся в синяках, платок сорван, лежит рядом, бахрома на ветру развевается. Сумочки нигде не видно. Зато колготки в стороне валяются, и полусапожки там же.

Полы плаща распахнуты, платье задрано, ноги разведены. На шее синяки хорошо видны, а на внешней стороне бедер нет ничего. Возможно, Ольга Дробнякова расслабилась в объятиях насильника, не сопротивлялась. Или до изнасилования дело так и не дошло.

Тело пролежало всю ночь и утро, проявились и трупные пятна – темно-фиолетового цвета, верный признак смерти от удушения. Женщину душили, в крови накапливался углекислый газ, отсюда и характерный цвет.

– Гематома, похоже, – сказал Милованов, ощупывая затылок погибшей.

– Ну как и в случае с Канареевой. Сначала кулаком в затылок, потом душить стали.

– Руками душили, – кивнул Милованов.

– Руками, не платком.

Платок всего лишь сорвали с шеи, жгутом его не скручивали. Но сережки из ушей вырвали. Знакомый почерк.

Ольга вышла из подполья, в конце прошлого месяца навестила мать, побывала у следователя, дело окончательно закрыли, а вернулась ли она к своему любимому насильнику, Севастьян не знал. Может, в городе осталась за ненадобностью Харитонову. Дело-то закрыли, Ольга больше не нужна. А сегодня, вернее, вчера на ней окончательно поставили крест.

– Канарееву насиловали в положении на животе, – размышлял вслух следователь. – Дробнякову на спине.

Севастьян и хотел сказать, что насильник решил сменить позу, но воздержался от комментария с примесью цинизма.

– И Канарееву ограбили, и Дробнякову обнесли, – сказал он.

Милованов чуть поморщился, еще выше поднимая подол платья, низко-низко опустил голову, разглядывая под ним.

– Почерк разный, а подпись одна и та же, – наконец сказал он. – И там с презервативом, и там… Точно, конечно, не скажу, но похоже на то.

– Электронная подпись, – усмехнулся Севастьян. – Если с презервативом.

Стремление преступника не оставлять биологических следов вполне понятно, но презерватив не самая надежная защита. Между ногами покойной насильник мог оставить свои волоски, а это идеальный биологический материал для идентификации. Но в то же время Долгов на теле жертвы не оставил ничего такого. Или кто-то другой. Или Долгов не убийца, или кто-то пытался доказать, что именно он.

– За электронную подпись этого ублюдка не возьмешь, брать его нужно за яйца, – мрачно усмехнулся Королев.

Милованов косо глянул на эксперта, но разговор не свернул.

– Этого человека еще найти надо.

– С Харитонова и начнем, – кивнул Крюков.

– Зачем ему насиловать женщину, с которой он и так спит? – сухо спросил следователь.

– А может, и не спит… Пойду к матери покойной, узнаю, что там да как.

Похоже, Варвара Евгеньевна не ждала дочь домой. А как еще объяснить, что она даже не пыталась искать ее. Знала, через какой пустырь возвращается домой Ольга, но навстречу ей не пошла, потому и на труп не наткнулась. Не слышно ее, и не видно… А может, Харитонов убил и ее?

Раздумывая над этим вопросом, Севастьян и подходил к дому на Северной улице, пистолет к бою на всякий случай приготовил, но Варвара Евгеньевна вышла на крыльцо живее всех живых. И едва не выплеснула на него таз грязной воды.

– Опять вы! – Женщина скривила губы, кисло глянув на него, и вылила воду из таза под крыльцо.

– А что вам не нравится, Варвара Евгеньевна? Ваша дочь сошлась со своим насильником, неужели вы не понимаете, чем это может закончиться? – спросил Севастьян.

– Вы женаты? – с проницательной насмешкой глянула на него Варвара Евгеньевна.

– Нет.

– Это потому, что вы не верите в любовь. А Ольга поверила! И я верю, что у нее будет хорошо!

– Где она сейчас?

– Ну а где вы ее нашли? Живет себе…

– Домой не собиралась?

– На следующей неделе обещалась быть.

– А почему не на этой?

– Значит, дело еще терпит, – загадочно улыбнулась Варвара Евгеньевна.

– Какое дело?

– Молодое! Вот Ольга подъедет… Ребеночка они ждут! – не выдержав, призналась женщина.

– Хотелось бы их поздравить, – вздохнул Крюков.

– Подъедет – поздравьте… А лучше не надо! Ну не трогайте их, хорошо ведь живут, Леня очень сильно изменился…

– Хотелось бы их поздравить, – в более мрачном тоне проговорил Севастьян.

– Говорю же, не надо!.. А почему вы так смотрите на меня? – возмутилась женщина.

Таз устремился к земле, но не упал, повис на одной руке.

– Потому что Ольга уже приехала домой. Вчера.

– И где она?

Таз с грохотом упал на деревянное крыльцо.

– На пустыре, тут недалеко. С вечера лежит…

– Как лежит?

Варвара Евгеньевна, не переодеваясь, рванула к дочери. Крюков и хотел ее удержать, но не смог. Может, оно и к лучшему. К гибели родной дочери привыкнуть невозможно, смириться тоже, лишь время может притупить остроту восприятия утраты.

Севастьян не сразу последовал за Дробняковой, сначала осмотрел дом, вдруг там кто-то посторонний, а может, и Харитонов прячется.

Варвара Евгеньевна застыла в оцепенении, увидев покойную дочь. Сержант из патрульно-постовой службы стоял перед ней, раскинув руки, преграждал путь к телу, но она к нему и не рвалась. Стояла и смотрела, не в силах поверить в происходящее, вид обморочный, дыхание слабое. Севастьян, приближаясь к месту преступления, слышал, как Милованов вызывает скорую, и правильно, все знали, чем может закончиться такой ступор.

Милованов отключил телефон, Севастьян подошел к нему, а Дробнякова все стояла, безумными глазами глядя на дочь.

– Варвара Евгеньевна ждала дочь на следующей неделе, – тихо, почти на ухо сказал Крюков. – А Ольга приехала вчера.

– Как, на чем?

– Не знаю. Если с Харитоновым приехала, почему он ее