Наталья Александрова - Ключ Гермеса Трисмегиста Страница 13

«Как это – дочь? – удивилась Вера. – Ведь дочь – это я…»

– Мама! – крикнула она, но в трубке уже пикало.

На следующий день вернулся отец, и дома разразился жуткий скандал. Мать кричала: мало того что та семейка тянула из отца деньги все это время, а чуть вздохнули спокойно, когда его доченьке исполнилось восемнадцать, так она снова лезет в их семью.

Собственно скандалу Вера не удивилась, родители и раньше жили, по собственному выражению мамы, как кошка с собакой, то есть ссорились часто, по поводу и без всякого повода. Вера удивилась тому, что у нее есть сестра. Надо же, как интересно, старшая сестра, уже совсем взрослая, двадцать лет.

Об этом ей рассказала мама, когда страсти улеглись, и отец с утра ушел на работу. Он вообще много работал и часто ездил в командировки, как Вера поняла позже, чтобы поменьше бывать дома.

У них с матерью уже тогда начались бесконечные размолвки и разногласия. А тогда мама объяснила Вере – нехотя, сквозь зубы, чужим холодным голосом, – что отец был раньше женат, и у него была там дочка, которая теперь выросла, ей уже двадцать лет. И ничего общего у них с Верой быть не может, потому что та семья – все очень плохие, непорядочные люди, и вообще, чтобы Вера больше не приставала с расспросами, хватит об этом.

Как всегда, когда мать сердилась, лицо у нее пошло красными пятнами, и голос срывался. Вера очень боялась такую маму, потому что она начинала задыхаться и размахивать руками, как ветряная мельница крыльями.

Однажды, после того, как Вера попала ей под горячую руку, и на щеке у нее долго заживал большой синяк, отец настоял, чтобы мама пошла к врачу. Сам он синяка не заметил, а если заметил, то не обратил внимания – по настоянию матери, Вера сказала всем, что упала. Но во дворе его остановила соседка – бывшая учительница, и сообщила все подробности, она-де, сама слышала крики и шум ломаемой мебели, а потом девочка оказалась с синяком.

Соседка была женщиной твердой, по старой памяти были у нее знакомые и в милиции, и в школе, где училась Вера, так что отец не мог просто так отмахнуться и устроил матери допрос с пристрастием, который кончился обычным скандалом.

Отец призадумался и отправил мать на обследование в дорогую частную клинику, поскольку к участковому врачу она идти категорически отказалась.

В клинике мать приняли хорошо, долго обследовали, передавая из кабинета в кабинет, взяли кучу денег, нашли множество мелких непонятных болезней, после чего мать записалась на консультацию к приходящему профессору. Который, наскоро пролистав сильно пополневшую карточку, заявил, что все болезни, что нашли у матери, – полная ерунда, что бессонница у нее от чрезмерного просмотра телевизионных сериалов на ночь, а депрессивное состояние от безделья. И нет никакой астмы, и сердце в порядке, а задыхаетесь вы, дама, исключительно от злости и дурного характера. Так что не надо никаких лекарств и процедур, а лучше пробежка утром и прогулка вечером, телевизор выключить надолго, а как захочется с мужем поругаться или на ребенка наорать, так сразу идите и вымойте во всей квартире полы. Или занавески постирайте. Трудотерапия – отличное лекарство от нервных болезней.

Профессор был немолодой и вообще человек старой закалки, через некоторое время его перестали приглашать в ту клинику на консультации, так как он распугивал обеспеченных клиенток и тем самым лишал клинику верного дохода.

Все подробности Вера узнала, когда мама разговаривала со своей подругой по телефону. Мать была страшно зла и говорила чересчур громко, так что слышно было во всей квартире. Карточку она спрятала, но результаты обследования стали известны отцу – не иначе та подружка ввела его в курс дела, мать потом и с ней разругалась.

А тогда отец только хмыкнул и даже не стал скандалить, видно, принял уже решение уйти. Но все тянул с его выполнением, так что продержались они еще года два. После чего как-то, вернувшись из школы, Вера застала дома форменный кавардак. Мама – красная, как рак, и растрепанная, как дикобраз, била посуду и резала одежду отца. Вера успела еще заметить, что вещи все были поношенные, очевидно, все, что поновее, отец унес из дома заблаговременно.

Выпустив пар, мать сухо сообщила Вере, что отец ушел из семьи, то есть бросил их, и денег теперь будет давать только на Веру.

Вера лишь пожала плечами – за последние годы ей осточертели бесконечные ссоры и скандалы родителей, с отцом же не было у нее особенной любви – тот мало обращал внимание на дочку. Вера тогда страдала от подростковых прыщей и вообще казалась себе некрасивой, глупой и неуклюжей. И не было рядом никого, кто бы сумел ее в этом разуверить или, по крайней мере, утешить.

Первый год после развода мать бесконечно цеплялась к Вере по поводу и без, так что Вера научилась отвечать ей в таком же духе. Но это ничего не дало, мать только еще громче начинала орать и кидалась в Веру любыми предметами, попавшими под руку. Не то чтобы Вера ее боялась – теперь она выросла и могла за себя постоять, просто не хотелось появляться на людях с синяками.

По прошествии примерно года мать устроилась на дополнительную работу, потому что денег, что присылал отец на Веру, катастрофически не хватало.

Мать никак не могла смириться с понижением уровня жизни, тратила то немногое, что оставалось от отца, направо и налево, а ведь даже Вера в четырнадцать лет понимала, что если денег стало меньше, то нужно умерить потребности.

Устроившись на дополнительную работу, мать стала приходить домой поздно и очень усталая, так что ела то, что приготовила Вера, и ложилась на диван. Скандалить у нее не было ни сил, ни времени, и в доме установилось относительное спокойствие.

Как видно, тот профессор, что консультировал мать в платной клинике, все же был в чем-то прав.

Теперь мать с дочкой почти не разговаривали, так что когда Веру накрыла первая юношеская любовь, ей и в голову не пришло поделиться с матерью. Любовь звалась Сережей Одинцовым и училась в параллельном десятом «Б». Вера прошла все стадии этой любви – от вздохов, желания, чтобы он хотя бы кинул взгляд в ее сторону, до бессонных ночей и рыданий в подушку.

Лариска, которая была в курсе всей эпопеи, утверждала, что у Веры очень занижена самооценка, и в кои-то веки оказалась права. Вера росла нелюдимой, и не то чтобы робкой, но комплексы расцветали в ней махровым цветом. Она стеснялась в компании, говорила тихо и редко, не любила шумных развлечений.

И как же она была счастлива, когда Сережа наконец обратил на нее внимание!

Все было прекрасно, они гуляли, взявшись за руки, ходили в кино и на дискотеку, разговаривали обо всем на свете, целовались в скверике и однажды, когда Сережа пришел к Вере якобы готовиться к контрольной по математике, оказались в постели.

То есть только собирались, Вера не подталкивала его, но согласна была на все. Раз он хочет – она сделает все для него.

В тот раз помешала соседка – та самая бывшая училка. Она неожиданно позвонила в квартиру – захлопнула дверь, забыв ключи, и хотела позвонить дочери, чтобы привезла запасные. Окинув внимательным взглядом Веру – встрепанную, в кое-как застегнутой блузке, с красными щеками, – она, надо думать, все сразу просекла и решила принять экстренные меры.

Вериной матери она ничего не сказала – как Вера поняла значительно позже, соседка здорово ее недолюбливала за отвратительный скандальный характер, однако поговорила с классной руководительницей Веры. И та стала посматривать на Веру с подозрением.

И потихоньку вокруг влюбленных образовался заговор. Сережа теперь был очень загружен – то в спортивную секцию, то записался на подготовительные курсы, то мама просила помочь по хозяйству. По телефону отвечала всегда его мама преувеличенно любезным голосом. Мобильник часто вообще молчал.

Вера долго не могла понять, что же происходит: вроде бы не ссорились они, все было хорошо – и вдруг такое неожиданное охлаждение. При встрече он смущенно отводил глаза, а потом вездесущая Лариска сказала, что он бегает от Веры. Тогда они с Ларкой едва не подрались.

А потом была новогодняя дискотека, где Сережа весь вечер увивался за первой красавицей школы Викой Пашкевич. И та явно его отличала среди других своих поклонников.

Вера смотрела на это безобразие со стороны и из последних сил пыталась сохранить лицо. Судя по злорадным взглядам одноклассников, ей это плохо удавалось. Она даже не могла уйти с дискотеки пораньше, потому что дверь школы была закрыта, чтобы не просочились снаружи подозрительные элементы и не выбегали старшеклассники покурить и выпить чего покрепче.

Стало совсем плохо, когда Вера перехватила самодовольный взгляд Виктории. Та стояла в окружении парней, которые наперебой пытались привлечь ее внимание, а она нарочно прижималась к Сереже и, переводя глаза на него, говорила что-то низким волнующим голосом.