Чингиз Абдуллаев - Жребий Рубикона Страница 13

– Почему вы так думаете?

– Он все время завидовал Долгоносову. Тот ведь начинал в его лаборатории. И выдвинулся, став сначала заведующим другой лабораторией, потом заместителем директора и директором. Можете себе представить, как это нервировало Григория Антоновича! Он у нас такой известный моралист, и ему не нравились романы Долгоносова. Так что, скорее всего, он сообщил мужу Далвиды о ее связях с директором института.

– И как реагировал сам Моркунас?

– Не знаю. Внешне он был спокоен, но я понимала, что он переживает.

– Где они познакомились?

– Во время приема канадцев. Калестинас пришел со своей супругой, и кто-то из гостей стал делать ей комплименты. А она, оказывается, хорошо владела французским. Начала откровенно флиртовать с этим канадцем. И это очень не понравилось Николаю Тихоновичу. Он тогда обратил на нее внимание. Я думаю, что она нарочно флиртовала с канадцем, чтобы привлечь внимание самого Долгоносова.

– Удалось?

– Конечно. Она смогла заинтересовать его. Было заметно, как он на нее смотрит. Потом он пригласил их на другой прием, куда Калестинаса обычно не приглашали. А позже позвал обоих на свою загородную дачу. Обычно он так никогда не делал.

– Обычно он встречался с женщинами в номерах в гостиницах, – кивнул Дронго, – хотя напротив института у него была своя однокомнатная квартира, специально купленная для подобных встреч.

– Откуда вы знаете? – вспыхнула женщина. – Кто вам рассказал? Скажите правду. Неужели он приводил туда эту корову Офелию?

– Если я знаю об этом, значит, мне кто-то сказал. Как вы понимаете, меня он туда не приглашал, – пошутил Дронго.

Но в таком состоянии Дичарова не могла оценить его юмор.

– Как он мог, – процедила она сквозь зубы, – приглашать туда эту корову? Как он мог так опуститься?

– Вы тоже там были, – понял Дронго.

– Если знаю, значит, была, – сквозь зубы процедила женщина.

– Вы с ним встречались даже после его женитьбы?

– В первые три месяца нет. Потом опять начались отношения, – вздохнула Людмила, – он был интересным человеком. И очень деликатно относился к женщинам. Умел нравиться.

– И вы знали, что он встречается с Далвидой Марковной, но все равно продолжали с ним видеться? Я имею в виду до его женитьбы?

– Не нужно называть ее по имени-отчеству, – нахмурилась Людмила. – Она была младше меня на четыре года. Конечно, я знала, что она с ним встречается, и понимала, что у них все серьезно. Понимаете, он никогда и никого не приглашал в свою большую городскую квартиру или на дачу. И тем более не разрешал никому там оставаться. А ей разрешал. Я еще тогда поняла, что у них совсем другие отношения. С нами ему было просто хорошо, а она ему нравилась. Может, это была любовь. Все-таки между ними было более двадцати лет разницы.

– Он что-то говорил о ней?

– Никогда. Он вообще не любил обсуждать женщин. В этом плане он был настоящим мужчиной.

– И вы все-таки ушли от него, – напомнил Дронго.

– Не совсем, – ответила она, и в этот момент в дверь позвонили. Извинившись, Людмила встала и пошла открывать дверь. Раздались приветственные голоса, поцелуи, смех. Это пришла ее старшая сестра со своим мужем и взрослым сыном. Людмила отправила их в гостиную, а сама вернулась на кухню.

– О чем мы говорили? – спросила она.

– Вы сказали, что ушли не совсем, – напомнил Дронго, – можно узнать, что это означает?

– Мой муж начал догадываться о наших отношениях, – очень тихо сказала Людмила, – и потребовал, чтобы я оттуда уволилась. Он работает дальнобойщиком и часто не бывает дома. Иногда неделями. И ему не нравилась моя дружба с шефом. Я думаю, здесь тоже не обошлось без добрых людей. Возможно, не без участия нашего начальника отдела кадров. Этого бывшего милиционера, тюремщика Кошкина, который меня просто ненавидел. Он ведь пытался подкатить ко мне, но я его сразу отшила. Вот он и затаил на меня злость. И наверняка именно он и намекнул моему мужу на наши отношения. В общем, мне пришлось уволиться, хотя Николай Тихонович не хотел меня отпускать. Понимаете, он не был обычным бабником, который охотится за каждой юбкой. У нас в институте были красивые женщины, которые мечтали, чтобы он обратил на них внимание. Но он никогда себе этого не позволял. А своих секретарей он считал близкими людьми. Он мне дважды говорил, что не верит в дружбу между мужчиной и женщиной. Считал, что это просто биологически невозможно. Он говорил, что должен доверять своим секретарям, а без интимных встреч это просто невозможно. Наверно, наивно, но я ему верила. И мне было интересно. – Она прислушалась к голосам в гостиной и продолжала: – Конечно, я ревновала к этой Далвиде, но понимала, что у меня нет шансов быть с ним. У меня сын, и меня вполне устраивал мой муж, и я в отличие от нее не собиралась разводиться. Когда Эдик настоял, чтобы я уволилась, я четыре месяца сидела без работы. А потом позвонила Николаю Тихоновичу. И он сразу устроил меня на работу в этот торговый комплекс. Вот такой был человек. Не обиделся из-за того, что я ушла. Помог мне в очередной раз. Поэтому я и сказала, что ушла от него «не совсем». Но больше мы с ним никогда не встречались. Я долго надеялась, что позвонит. Но напрасно. Я его понимаю. У него была молодая жена, новый секретарь. Ему, естественно, не хотелось проблем с моим мужем. А я иногда вспоминаю наши встречи и думаю, что это самые светлые и чистые воспоминания в моей жизни. И я буду помнить о них до самого последнего дня.

Глаза у нее снова наполнились слезами.

– Как вы считаете, его могли отравить? – уточнил Дронго.

– Не знаю, – пожала плечами Людмила, – но в нашем институте было несколько человек, которые его недолюбливали. Это профессор Соколовский, считавший себя незаслуженно обойденным, это наш начальник отдела кадров Кошкин, ревновавший меня к нему. Ну и, наверно, сам Калестинас Моркунас его не очень любил. Хотя я бы в этот список поставила еще одного человека, всегда старавшегося подражать Николаю Тихоновичу – даже одевался, как он, но дико ревновал его ко всем красивым женщинам. Я даже знаю, что одно время он тоже ухаживал за Далвидой, пытаясь завоевать ее внимание. Это наш кавказский «мачо». Ростом Нугзарович. Я уверена, что он сейчас исполняет обязанности директора. Окрошидзе все время мечтал, чтобы Долгоносов перешел на работу куда-нибудь в Академию, а директором института стал бы он.

– Людмила, мы тебя ждем! – раздались крики из гостиной.

– Сейчас приду. Одну минуту! – крикнула Людмила.

– Еще два вопроса, – почти шепотом попросил Дронго. – Вы знали, что сына Далвиды усыновил Николай Тихонович?

– Конечно, знала. Мы готовили документы. Он еще шутил, что у него никогда не было сына и теперь вдруг появился. Кажется, ему даже нравилось такое необычное положение отца маленького мальчика.

– Последний вопрос, – также шепотом продолжал Дронго, – Вилен Захарович говорил, что вы иногда задерживались на работе. И они подвозили вас к дому. Вы оставались по работе или потому, что вас просил об этом Николай Тихонович?

– Только по работе, – ответила Людмила, – он никогда не позволял себе меня так подставлять. Только когда у нас было много срочной работы или важные гости, которым нужно было подать кофе, я оставалась на работе. Если нужно было встречаться, он приглашал в эту квартиру, напротив нашего института, или снимал номер в отеле. Понимаете, он не был пошляком. Он не позволял себе даже плохо посмотреть, когда я входила к нему в кабинет. На работе не было никаких вольностей. Никогда. Он мне однажды сказал, что нельзя устраивать бардак в собственном кабинете. И поэтому я задерживалась только по работе, и меня обычно отвозил домой либо Трофим, либо сам Вилен Захарович. И когда мой муж оказывался дома, а меня не было, он, естественно, начинал ревновать.

– Людмила, – снова раздался голос из гостиной, – мы идем за тобой.

– Большое спасибо, – поднялся со своего места Дронго. Молчавший Вейдеманис поднялся следом.

– Вы нам очень помогли, – произнес Дронго, пожимая ей руку, – мы сейчас уходим.

– Подождите, – попросила хозяйка квартиры, – у меня к вам тоже один вопрос.

Они остановились и посмотрели на нее.

– Вы не знаете, где похоронили Николая Тихоновича? – Голос у нее дрогнул. – Я бы хотела его навестить.

– Не знаю, – честно ответил Дронго, – но обещаю, что узнаю прямо сегодня и перезвоню вам.

– Спасибо, – кивнула она на прощание.

Мужчины надели обувь и тихо вышли из квартиры. Она закрыла за ними дверь, и сразу раздались крики ее сестры:

– Где ты? Мы ждем тебя уже целый час.

Дронго спускался вниз. Вейдеманис шел за ним.

– Список подозреваемых очертила Людмила, – сказал он мрачно. – Кошкин, Соколовский, Моркунас и сам Окрошидзе. Плюс супруга умершего. И все они были в его кабинете в день смерти.

– Я помню, – ответил Дронго, – но мы пока не уверены, что это было убийство. Я думаю, будет правильно, если мы сумеем встретиться с вдовой покойного. Только получив его одежду и отправив ее на экспертизу, мы сможем узнать что-то новое или подтвердить наши подозрения. Но для этой встречи нам придется придумать повод. Иначе она просто откажет нам.