Татьяна Степанова - Часы, идущие назад Страница 13

Отель, в котором они обосновались, оказался ничего, сносным – маленьким, уютным, с чистыми светлыми номерами, приличной сантехникой в ванной и хорошим постельным бельем и махровыми полотенцами. Уж куда Анфиса была в этих вопросах привиреда, но и она осталась довольна. Одно неудобство: у них с Катей в номере оказалась только одна кровать – широкая, как футбольное поле. Они махнули рукой на приличия и улеглись рядышком. Анфиса сказала, что еще место осталось для полковника Гущина – чего ему, мизантропу, одному в номере куковать? Катя стукнула ее подушкой.

Она много о чем хотела расспросить Анфису, но та мгновенно уснула. А утром, после завтрака, когда они с Анфисой брели в отдел полиции (Гущин отправился туда вообще спозаранку), произошло памятное событие.

Катя увидела Башню с часами.

Они шли по сонной, пустынной в воскресный день улице, и Анфиса вдруг дернула ее за рукав и воскликнула: «Смотри! Смотри! Какое чудо!»

В этой старой части города дома словно расступались, открывая вид на поразительное сооружение – высокую квадратную кирпичную башню с темным шпилем и огромным белым циферблатом часов с черными стрелками. Башня составляла единый комплекс с кирпичными фабричными корпусами. И все это выглядело одновременно старым и новым – старым из-за архитектуры, в которой явно ощущался строгий и лаконичный британский стиль, и новым, потому что и корпуса, и башня были аккуратно выкрашены в темно-карминный цвет. А старые оконные переплеты заменены на новые белые стеклопакеты.

Весь этот великолепный архитектурный ансамбль столь разительно контрастировал с убогой и заштатной реальностью провинциального городка, что приходилось лишь удивляться, как все это очутилось именно там, на окраине – среди полей и перелесков, на берегу хилой узкой речушки, заросшей засохшими камышами.

– Я вчера башню увидела, как в город приехала. Оторваться не могла! Даже про Дениса Нилова забыла. Поехала рассмотреть, что это за чудо такое. Как же она прекрасна, совершенна по форме, эта Башня с часами! Все-таки в старом промышленном дизайне есть нечто, чего не могут предложить никакие дворцы, никакие вычурные стили барокко! – Анфиса зачарованно созерцала башню. – Выпадет минутка – я ее сфотографирую. В разных ракурсах, при разной погоде. Так, при ненастье, на фоне туч, она еще сильнее впечатляет, чем на фоне ясного неба.

Больше мрачности и силы…

Катя согласилась с Анфисой. Она тоже не могла оторвать от Башни с часами свой взор. Надо же, в Горьевске! В этой глуши, над которой так жестоко потешаются в Главке, как над сущей деревней! И такая башня! Такой великолепный стиль… Только вот…

– Окна проклятые все портят, стеклопакеты, – заметила Анфиса. – И кто додумался их туда прилепить? Я когда вчера все здесь осматривала, поняла, что эти здания недавно после большого капитального ремонта. Все так аккуратно сделано, просто вылизано, отреставрировано. И при этом – пустота: ни людей, ни машин на парковке. Все отремонтировано и словно опять заброшено. И часы башенные стоят.

…Сейчас в кабинете, слушая разговор Гущина и Первоцветова, Катя невольно вспоминала башню – белый циферблат и стрелки часов, застывших… в каком положении? Кажется, «двадцать минут четвертого». Самый глухой, ночной, предрассветный час. Или это дневное время?

– Чего это он там делает? Что-то выбросил?

Катя вздрогнула, отвлеклась от циферблата и стрелок и почти назойливого желания узнать, какое время они показывают, застыв на месте.

Гущин подбородком указал в сторону окна.

Посреди внутреннего двора ОВД поставили контейнер для мусора, и сейчас рядом с ним копошился дежурный в форме с пластиковым пакетом в руках и вышвыривал в контейнер… спортивные кубки из тусклого метала.

– Все без разбора кидают, – ответил капитан Первоцветов. – Сначала покидали все тульские электрические самовары, которые на День полиции надарили. По слухам, ведь в эти самые самовары «жучков» напихали, прослушку, ну, когда полковника-то с миллиардами повязали на коррупции и взятках. Повыбрасывали вообще все подарки, кто чего когда-то получал как благодарность, как премию или от руководства – орлов на скале, статуэтки медведей. Никто никаких подарков не хочет и не берет. Курочить не курочат на предмет обнаружения «жучков», но сразу в мусор вышвыривают. Все за борьбу с коррупцией как один. Но никто не желает «жучка»-прослушку в тульском самоваре. Никто не хочет жить под колпаком. Сперва все ходили в конец улицы – там мусорные контейнеры. Но там жилой микрорайон, народ любопытствует: чего это полиция выбрасывает? Я распорядился, чтобы заказали мусорный контейнер и поставили здесь, во внутреннем дворе. И он уже полон, Федор Матвеевич! Не только самовары и орлов, уже и кубки спортивные вышвыривают, вымпелы уголовного розыска – все подряд. Никаких подарков, никаких премий. Ничего не хотят, избавляются. Никогда такого не было, Федор Матвеевич. Никто таких гнусных времен не помнит…

Дежурный за окном с грохотом опорожнил пакет в контейнер. Отделовские спортивные кубки звякали, как ненужный металлолом.

– Так что за скандал с фотографом? – повторил свой вопрос полковник Гущин.

– Он выложил видео в интернет.

– Что-то по поводу этого? – Гущин кивнул на подарочный мусор.

– Видео с банкета у бывшего председателя районного горьевского суда Петра Репликантова.

– Типа свадьба «золотого судьи»? И что, судью поперли с должности?

– Нет, – капитан Первоцветов покачал головой. – Здесь иная, горьевская специфика. Председатель суда Репликантов уходил на пенсию и давал прощальный банкет в «Горьевских далях» – это ресторан при отеле. Репликантов – человек в городе известный и уважаемый, с безупречной профессиональной репутацией. Он почти два десятка лет возглавлял районный суд. И насколько я выяснил, когда разбирался с тем банкетным скандалом, по служебной судейской линии никогда на него не было никаких нареканий. Только вот одно дело – репутация, а другое – любовь народная. И с ней у Репликантова туго, несмотря на все его заслуги. Его прозвище в городе – Окорок.

– Почему Окорок? Он полный?

– Его дочь владеет свинофермой в окрестностях Горьевска. Судьям ведь бизнес заказан, даже на пенсии они не могут этим заниматься. А этот поступил мудро: свои средства передал дочери, сделал ее владелицей большой свинофермы. Дочь – балерина, танцует в Питере. Понятно, ей до свиней как до лампочки. Окорок фактически распоряжается и делами свинофермы, и доходами. Это в действительности, а по документам все законно. Но от горожан же этого не скроешь. Да и свиноферма так воняет – за километр учуешь. Поэтому судью Репликантова не любят. И когда грянул скандал с роликом в интернете, многие в городе руки потирали от удовольствия.

– Так что за ролик с банкета? Он что там, упился вдрызг или голым на столе плясал? И при чем здесь фотограф Нилов?

– Нилов при том, что он вел видеосъемку банкета. Сам Репликантов его нанял – видео и монтаж фильма на память. Банкет еще закончиться не успел, гости в зале отплясывали. А ролик уже в сети гулял. Там видно, как гости судьи хватают со столов, что от банкета осталось – все с блюд и тарелок метут: ветчину, рыбу, куски поросятины жареной, недопитые бутылки вина, коньяк, тарталетки и прячут – кто в салфетки заворачивает, кто в сумки сует. Банкет оплачен, а в три горла все не съешь. Это раньше оставляли на столах еду, а теперь все хватают – домой, детям, старикам гостинцы.

Катя не могла понять по тону Первоцветова, говорит ли он все это серьезно и горько или же издевается вот так, с каменным усталым лицом, над жадностью, прожорливостью и дурным воспитанием «маленьких глупых людей».

– Ролик получился стебный, сатира в стиле режиссера Гайдая. Выложил его в сеть фотограф Нилов. Судья Репликантов приехал к нему в фотоателье на следующий день разбираться, кричал, голос повышал. Полицию вызывали даже. Я сам приехал туда. Нилов этот лишь зубы скалил, утверждал, что ничего плохого не хотел. Репликантов требовал от меня ролик удалить. А как его удалишь? И потом, там ведь ничего такого – не порно, не насилие, не экстремизм. Одна большая жратва городской элиты и хватание со столов – загребущие руки. Только там многие засветились – из суда, из администрации, даже поп что-то там вкусное в салфетку увязывал, попадье презент…

– А что фотограф Нилов мог иметь против судьи, чтобы его позорить? – спросил Гущин.

– В этом все и дело – ничего! Банкет в августе состоялся. Нилов лишь в середине июля приехал в Горьевск. Они с судьей Репликантовым до того, как тот видео заказал, даже знакомы не были. Причина могла крыться в другом. В том, что Нилову кто-то специально заплатил, чтобы через сеть опозорить судью. Я это тогда у фотографа спрашивал. Но он от всего открестился. Стоял на своем: ничего плохого не хотел, просто позабавился. Но то, что он все отрицал, еще ничего не значит. За этой историей мог кто-то стоять.