Наталья Солнцева - Яд древней богини Страница 13

- Хорошо, - согласился он. - У меня скоро обеденный перерыв, я приеду домой. Записывайте адрес.

Ева довольно улыбнулась. Она-таки уговорила Смирнова.

- Надеюсь, ты не пожалеешь, - прошептала она, закрывая за ним дверь.

На улице похолодало. Пахло цветами, подсыхающей после дождя землей. Дети пускали в большой луже бумажные кораблики. Несколько дворняг нежились на солнышке.

- Девушка! - окликнул сыщик присматривающую за малышами девицу в джинсах и легком свитере.

Та подняла голову, недоуменно уставилась на него.

- Вы меня?

- Ага! - кивнул Всеслав, достал из кармана пачку сигарет. - Покурим?

- При малых не буду, - отказалась девица. - Я возьму две, можно?

Она осторожно вытащила две сигареты, спрятала в пристегнутую к поясу сумочку.

- Как собаки во дворе, не болеют? - вдруг спросил Смирнов.

Девица распахнула и без того огромные, навыкат, глазищи. Оглянулась на дворняжек.

- Вроде нет. А что?

- Говорят, мор на собак напал. Не слышали?

Девица чувствовала себя неловко, переминалась с ноги на ногу и посматривала в сторону детей. Странные вопросы ей задают!

- Я подрабатываю, - объяснила она. - Гуляю с детьми. Три часа в день, оплата приличная, и опыт приобретается. Я на факультете дошкольного воспитания учусь, привыкаю общаться с малышней. Они забавные.

- А как насчет собак? Хочу щенка взять, да ветеринар пока не советует. Болеют братья наши меньшие. Эпидемия у них.

Девица пожала угловатыми плечами.

- Пуделя каждый день во двор выводят, - сказала она. - И добермана, и двух далматинцев. Ничего, вид у них здоровый. Дворняги вон тоже не жалуются.

Смирнов поблагодарил ее и пошел к машине. Девица покраснела, глядя ему вслед. Заигрывает он с ней, что ли?

Через сорок минут сыщик уже поднимался на лифте на пятый этаж, к Ершову. Тот открыл дверь, в нос ударил запах разварившихся пельменей.

- Входите, - пробормотал журналист и ринулся на кухню. - Пельмени сбежали! - на ходу пояснил он. - Вы присаживайтесь в гостиной, я сию минуту.

Квартира Ершовых была обставлена на церковный манер: много икон, лампад, календарей с религиозной символикой, желтых свечек, парчовых подушек. Запах воска и ладана, казалось, пропитал стены. Через окно в комнату косо падали солнечные лучи, в них танцевали пылинки. В кухне хозяин громыхал посудой. Управившись с пельменями, он явился в гостиную.

- Ну-с, я готов, - доложил Ершов, уселся напротив гостя. - Чем могу помочь?

- Расскажите подробнее, что привело вашу матушку в нервное расстройство, а затем и…

Смирнов притворился, что ему больно произносить ужасные слова о смерти. Ершов состроил скорбную мину и рассказал о письмах, жутких осиновых щепках, гвоздях, кладбищенской пыли и прочих атрибутах черной магии.

- Это свело мою мать в могилу. Перед смертью у нее даже разум помутился, страшно было слушать ее речи! - трагически воскликнул он, и веснушки на его лице стали в три раза ярче. - Некого призвать к ответу за совершенное убийство. Не к кому обратиться!

- Убийство? - переспросил сыщик.

- А что же еще? Как назвать подобное злодеяние?

- Вам знакома фамилия Рудневых? - уклонился от ответа Всеслав. - Гордей Руднев? Ирина Руднева?

- Н-нет, - замотал головой журналист. - Не приходилось знать таких.

Он помолчал, подумал и подтвердил первый ответ. Рудневых он не знает.

- А кто была по профессии ваша мать? Как ее звали, кстати?

- Мавра Ильинична, - сказал Ершов. - Она работала швеей в ателье. Неплохо умела кроить, подрабатывала дома шитьем на заказ. До самой смерти… - он шмыгнул носом, глаза за стеклами очков покраснели.

- У вас не осталось вещественных доказательств?

- Чего, простите?

- Ну… восковых фигурок, гвоздей?

Журналист вскочил и замахал руками.

- Мама все уничтожила! Все! Разве такую гадость можно держать в доме? Это значит впустить сатану в свое жилище! Мама так говорила.

- Вы верующий? - Смирнов выразительно взглянул на иконы.

Ершов поник, успокоился и сел.

- Без фанатизма, - признался он. - Это все мамино: иконы, свечи, молитвенники. Я редко хожу в церковь. Верю во что-то высшее, как и другие. Но истинно верующим меня назвать нельзя.

Всеслав не знал, о чем еще спрашивать.

- У вас есть семейный альбом с фотографиями? Дайте посмотреть, - попросил он.

- Ради бога, - Ершов с готовностью метнулся к полке с толстыми, скорее всего, религиозными книгами, взял альбом. - Вот, пожалуйста.

Фотографий было мало, большинство - любительские, плохого качества.

- Это ваши родители? - сыщик показал на снимок, где сидели, обнявшись, молодые мужчина и женщина.

- Да, - кивнул Ершов.

- А где ваш отец?

- Умер много лет назад. Я был еще ребенком. Мама так и не вышла замуж второй раз.

Смирнову попалась фотография, где молодая Мавра Ильинична держала на руках маленького мальчика.

- Это вы?

Ершов отрицательно покачал головой.

- Нет. Здесь мама с моим старшим братом. Он тоже умер. А вот я! - журналист показал гостю снимок: он рядом с матерью, с портфелем и букетиком астр стоит на ступеньках какого-то здания. - Это школа. Я иду во второй класс.

Карине было тесно в ее однокомнатной квартире - каждое утро, просыпаясь, она видела одно и то же: белоснежный ровный потолок; изысканно закрученные рожки люстры; обои, отливающие шелком персикового цвета; тщательно подобранную мебель красного дерева; телевизор…

Когда становилось невмоготу, она отправлялась бродить по городу - в Сокольники, Филевский парк или на набережную Москвы-реки, ища простора и не находя его. Отпуск всегда казался ей чрезмерно коротким, а возвращение в город - тягостной необходимостью. Что продолжало держать ее здесь? Неутоленная страсть? Неисполненное предназначение? Нереализованная цель?

- Мои цели ничтожны, - признавалась она себе. - То, что я делаю, не дает мне полного удовлетворения. А то, что кипит во мне, требуя выхода, приходится подавлять. Мне не интересен «Анастазиум», не интересен досуг, заполняемый скучным чтением или просмотром пустых, трескучих телевизионных программ. Театр, кино, музеи, выставки - не более чем жалкая попытка уйти от самого себя, скрыться в каменном лесу от преследующих химер. Я словно в клетке, прутья которой свиты из безысходности. Иногда мне кажется, что сама жизнь является оковами, которые связывают меня. Свобода же для меня еще более губительна…

Поездки на Иссык-Куль давали ей тот глоток разреженного горного воздуха, который позволял дышать еще многие месяцы. Она вспоминала торжественные, необозримые синие просторы озера, с едва обозначенными в туманной дымке заснеженными вершинами Тянь-Шаня, и у нее захватывало дух. Здесь она не чувствовала своих цепей, и ее мысли свободно парили над сапфировой гладью воды, прозрачной и соленой, как слезы. Дневная жара сменялась прохладными ночами. Блестящая лунная дорожка тянулась по черной воде, теряясь в густом мраке. Величественное, загадочное молчание гор таило в себе странную тревогу.

Однажды ночью Карине приснился сон: на огромной отвесной скале, уходящей вершиной в облака, сидит и плачет Демон. В его волосах запутались звезды, а его слезы падают в озеро… сверкающие капли из очей нездешнего существа…

Она встала и подошла к окну. Из ее гостиничного номера как раз была видна высоченная скала. В лунном свете клубящиеся над ней обрывки туч создавали причудливую игру света и тени, похожую на фигуру сидящего Демона. Крупные яркие звезды стояли в воде, и казалось, небо и зеркальная гладь озера поменялись местами… пространство перевернулось, время замерло… До слуха Карины донесся слабый, протяжный звук, исходящий из самого сердца гор - стон Демона, он проник в нее, заполнил каждую клеточку ее тела…

Карина проснулась утром, не в силах разъединиться с ночным видением. Она не могла бы с уверенностью сказать: вставала ли она, подходила ли к окну? Явь и сон смешались, отрывая ее от повседневных восприятий жизни, внедрились в ее сознание и поселились там в виде прекрасной и жуткой фигуры плачущего Демона.

У Карины появилась странная мысль: «Ему тоже тесно здесь! Он тоже страдает!» Она даже подумала, что образ этого существа сродни ее… любви? Какие темные, дикие ощущения бродят в ее сердце! Оторопь берет, если приглядеться, прислушаться к себе. Не зря отец говорил ей: «Не смотри на меня, у тебя демоны в глазах!» И она прятала взгляд…

Чтобы не сходить с ума, Карина решала развлечься. Каждый раз она придумывала что-то новенькое, порой излишне экстравагантное. В последний отпуск она флиртовала направо и налево. В соседнем номере жил молодой человек, который давно приглашал ее покататься на катере по Иссык-Кулю. Он привез с собой кучу всяких приборов для поиска кладов и снаряжение для подводного плавания, расхаживал с деловитым видом, изучал карту побережья, прилегающих к озеру ущелий.

- Это не простой водоем! - с пафосом восклицал он. - На его дне покоится тайна ариев. Отсюда за двенадцать веков до Рождества Христова началось великое переселение народов. Здесь спрятаны несметные сокровища! А во время гражданской войны «черный барон» Унгерн фон Штернберг закопал на берегу озера сундуки с золотом и драгоценностями.