Екатерина Островская - Украденные воспоминания Страница 13

— Как она тебе?

— Будем дружить.

На самом деле Джейн не вызывала у нее ни отвращения, ни раздражения. Миссис Биркин была открытым и наивным человеком: все, что она делала, делала от души и обстоятельно. Сама не всегда понимала шутки и удивлялась, почему кто-то не смеется над ее остротами. Удивлялась по-детски и при этом хлопала ресницами. А еще она умела любой разговор перевести на интимную сферу.

— В Нью-Йорке мы временно, — рассказывала миссис Биркин новой подруге, — а так в Вашингтоне живем. Здесь у нас командировка при секретариате ООН — мистер Биркин одного африканского представителя обрабатывает на предмет смены руководства его страны, где есть нефть и алмазы. Ты представляешь, муж меня с этим африканцем познакомил, и у того, как меня увидел, аж глаза кровью налились. Мы потом с ним встретились пару раз. Он хотел еще встречаться, но я сказала: «Когда станешь президентом в своей Африке, тогда хоть каждый день».

— А что мистер Биркин по этому поводу думает?

— По поводу секса? Ничего не думает, ему не до того. Он политикой занимается и разведкой.

В России ее звали Зиной Пахомовой. Джиной стал называть сбежавший от бандитов адвокат Яков Брук. Имя Джейн Зинаида придумала себе сама. Она казалась себе настоящей американкой и удивлялась тому, почему люди, пришедшие к ней в банк, очень долго рассматривают табличку на дверях ее кабинета, а войдя внутрь, интересуются, когда придет миссис Биркин.

— Дело в том, — объяснила наивной приятельнице Наташа, — что одна Джейн Биркин уже есть на свете, причем весьма известня. Она — англичанка, певица, снявшаяся во многих французских фильмах.

— Ты не врешь? — не поверила бывшая Зина.

— А зачем? Мне один сокурсник подарил диск с ее песнями, одна из которых была очень популярной. Римский папа даже наложил на нее проклятие. Песня назвалась «Я тебя люблю, ты меня тоже нет». Тот сокурсник считал, что я на нее очень похожа.

— А-а, — изобразила пробуждение памяти Джейн, — это такая, с лошадиной внешностью?

Себя она считала красавицей, и Джозеф Биркин всячески поддерживал супругу в данном убеждении.

Судя по всему, работа в банке не очень утруждала ее. К тому же ходить в офис каждый день никто не заставлял — клиенты из России всегда за пару суток предупреждали звонками о своем возможном визите. В случае необходимости присутствия в банке по другому поводу миссис Биркин также извещали звонками. Когда Наташа удивилась такому демократичному графику работы, Джейн ответила, что ею просто очень дорожат, так как основные клиенты банка — граждане России, в силу разных причин скрывающие свои доходы: депутаты, губернаторы, чиновники и даже один начальник регионального ГИБДД.

Джейн приезжала к Наташе почти ежедневно, считая, что оказывает неоценимую помощь в подготовке вечеринки, а на самом деле просто поболтать. Говорить же девица могла долго. И еще она очень любила французское шампанское.

Хозяйка дома и гостья уже час сидели у стойки и мило беседовали. Хотя говорила и пила шампанское в основном Джейн, Наташа слушала, поднимала свой бокал, касалась им бокала миссис Биркин, а потом ставила обратно на стойку.

— Я тогда не знала, кто тот мужик в России. А потом мне наш управляющий сказал, что этот клиент чрезвычайно важен для нас, потому что он сенатор, и поручил мне отслеживать все движения на его счете: откуда приходят средства, куда мы их переправляем, сколько владелец снимает наличных и в каких странах… На вид такой плюгавенький мужичонка, но одет хорошо. Предложил мне недавно как-нибудь обсудить наше сотрудничество в каком-нибудь заведении на мой выбор. Вот я и думаю, соглашаться или нет. Может, его в «Масу» пригласить? То есть чтобы он меня пригласил. Я там не была ни разу. Хоть и японский, зато самый дорогой в Нью-Йорке ресторан. А что, сенатор не обеднеет, у него только в нашем банке почти полмиллиарда…

Зазвонил мобильник Наташи, лежавший на стойке. Она взял телефончик и посмотрела на экран. Вызов шел из России, но не от мамы. Мама вообще редко звонила сама — за месяц их разлуки не более трех раз. Зато дочка каждое утро после завтрака набирала ее номер: мама в то время как раз возвращалась с работы.

Наташа прижала мобильник к уху.

— Слушаю вас.

Ответом ей было молчание.

— Это Наташа, говорите.

— Как дела? — услышала она женский голос и не смогла узнать его.

— Да вроде идут.

— А у нас тут все плохо… У вас там в Америке сейчас день или ночь?

— Скорее вечер.

— А у нас ночь. У нас тут всегда ночь и никакого просвета. Марину Степановну похоронили. Не забыла такую?

Только сейчас Наташа сообразила: звонит Светлана Томина, работавшая вместе с ней в аналитическом отделе фонда. Но раньше Света всегда была веселой, и голос у нее был звонкий, восторженный, а теперь звучит глухо и печально.

— Помню, конечно. И про Марину Степановну мне все известно. Я переживаю.

— А я на похороны не ходила, потому что и так нервы ни к черту. Меня же тоже в камере шестнадцать дней продержали… Врагу не пожелаешь такого! А главное — за что? Что мы такого сделали? Кое-кто из наших ходил на кладбище, но там столько народу было… Полиция все оцепила, а потом решили не пускать никого, якобы чтобы не разнесли другие могилы. Потом какие-то с плакатами пришли. А раз плакаты — значит, митинг, и начали всех разгонять… Ты про Грановского уже знаешь?

— А что с ним?

— Значит, не доложили еще. Он умер. Вернулся домой из следственного изолятора, лег поспать и во сне… Сердце не выдержало. Тело его мамы рядом на полу нашли. Видимо, подошла, увидела, что сын мертвый, и… Максим же у нее поздний ребенок. Отец его рано умер, мама ребенка одна воспитывала.

— Ужас какой… — прошептала Наташа.

А Томина не слушала ее.

— Я бы уехала куда-нибудь, но с меня подписку взяли, что обязуюсь не покидать пределы города. Вчера на очередной допрос вызывали. Я спросила, можно ли на дачу ездить, та в сорока километрах от города. Разрешили. Буду там жить, пока тепло и дожди не начались. Хоть на сорок километров, да подальше от того кошмара, в котором оказалась… И потом, за рулем мне спокойнее…

Света была заядлой автомобилисткой, до замужества даже в раллийных гонках участвовала.

— А вчера мистера Хейза встретила. Машину паркую во дворе, вышла уже, а рядом «девятка» неприметная. Мимо прошла, но показалось, что вроде лицо знакомое мелькнуло. Обернулась, смотрю — начальник нашей службы безопасности. В тех же самых солнечных очках, что он носил постоянно. «Рейебен»-авиатор, помнишь?

— Помню, — ответила Наташа, после известия о смерти Грановского не понимавшая, при чем тут чьи-то очки.

— Я его спрашиваю, как дела. По-английски, разумеется. А мистер Хейз на чистом русском отвечает: «Вы, девушка, ошиблись. Я в этом доме живу, сейчас жена выйдет». Только я-то вижу, что это он, и меня тоже узнал. А главное, нет в нашем доме ни у кого такой «девятки», я ж все машины во дворе знаю… Зачем врал? И зачем раньше всех уверял, что по-русски не понимает?

Томина замолчала, а потом из трубки донесся вздох. И снова наступило молчание.

— Света, не переживай, подожди немного, — постаралась утешить ее Наташа. — Мы с мистером Хадсоном тоже не сидим на месте, стараемся как-то помочь, облегчить вашу участь. Крепитесь — все будет хорошо.

— Вам-то наверняка хорошо и сейчас, а нам-то всем каково! У меня сына в школе другие дети уже спрашивают: «А правда, что твою маму в тюрьму посадили?» Мальчик и сам переживает, а ему восемь лет всего. Каждое утро просыпается и бежит меня обнимать. «Мамочка, ты здесь?» — кричит. Как представлю, что меня посадят, а когда выйду, он уже школу заканчивать будет… Я ему уже совсем чужой стану!

Света заплакала.

— За что вас всех сажать? — попыталась успокоить бывшую коллегу Наташа. — Вы же лично противозаконного не делали, ни у кого из вас не было права финансовой подписи, вы исполнители, ваше дело бумажки перекладывать…

— Тебе хорошо там такой отважной быть, а каково нам здесь, ты подумала?

И тут же в трубке пошли гудки.

Настроение было испорчено.

— Я вообще-то к японской кухне абсолютно равнодушна, — как ни в чем не бывало продолжала бывшая Зина. — И потом пусть этими палочками сами японцы ковыряются где хотят. Мне шашлыки больше нравятся. И почему американцам не пришло в голову открыть на Манхэттене самую дорогую в мире шашлычную?

Возле универмага «Генри Бендель» на Пятой авеню Джон остановил машину, сказав, что сумочку лучше подыскать здесь. «Генри Бендель» серьезный бренд, все-таки универмагу уже сто двадцать лет, и с каждым годом он становится все популярнее. Здесь хотя и дороже, чем в других магазинах, зато качество не подвергается никакому сомнению.

Мистер Хадсон сам предложил ей отправиться по магазинам, чтобы развеяться. И не только для этого. Он решил купить супруге нечто особенное, в чем та встречала бы гостей. А сумочка, разумеется, только предлог, чтобы затащить ее в ювелирный салон «Генри Бенделя» — не станет его жена встречать гостей в собственном доме с сумочкой через плечо.