Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника» Страница 13

Не помню, что мне снилось в тот летний солнечный день, полный запаха скошенной травы и птичьих трелей. Сон был тревожный и некрепкий. Кто-то нашептывал мне на ухо странные и непонятные слова: «Аф… йомен… эвибр… тах…»

Я вздрогнула и вскочила. В деревянной горнице, залитой светом, никого не было, кроме толстого рыжего кота. Свернувшись клубочком, он спал у меня в ногах.

Я вздохнула и осторожно встала с кровати, стараясь не разбудить кота. На окошке цвела красная и розовая герань, за окошком виднелся деревянный сарай, стог сена, забор и зеленый лес. Я покосилась на свои ноги – они были изранены, порезы и ссадины едва затянулись. Медленно ступая по теплому от солнца полу, я подошла к двери. Она была не заперта.

– Иди, куда хочешь, Уну, – пробормотала я. – Никто тебя не держит.

Я сообразила, что назвала себя чужим именем, и поразилась. Оно все-таки пристало ко мне. Потом я вспомнила о Хозяине. Он, вероятно, занят поисками беглянки. Что он со мной сделает, когда найдет?

Между окнами стоял столик, над ним висело овальное зеркало в деревянной резной раме. Я мазнула по нему взглядом и отвернулась. Руки чесались запустить в него чем-нибудь тяжелым. Например, глиняным горшком. Я спрятала руки за спину и поскорее отошла. Нехорошо портить вещи людям, которые меня приютили.

«Аф… йомен… – звучало в моей голове, – …эвибр…»

Я зажала уши, но назойливые слова продолжали звучать в моем сознании. От них было не скрыться, не избавиться.

«Аф… йомен…»

Я подумала, что лесник как-то добирается до своей сторожки. Можно дойти до трассы и поймать попутку. Только у меня нет денег, чтобы заплатить водителю. И я не знаю дороги, поэтому могу опять заблудиться.

«…эвибр… тах…» – отдавалось в моих висках.

Я замотала головой, рассердившись на новую напасть. Нервное напряжение, бегство и ночевка в лесу пагубно повлияли на мой рассудок. Чего доброго, я слягу и попаду в больницу. А там…

Я ни разу в жизни серьезно не болела. Несмотря на чудовищные бытовые условия и постоянное недоедание, здоровье меня не подводило. Странные слова в моем мозгу пугали меня больше, чем перспектива снова встретиться с Хозяином.

«Аф… йомен…»

– А-аа-аааа! – что было сил завопила я, пытаясь заглушить бредовые звуки. – Ааа-а! А-аааа! Аа-аааа!

Хлопнула дверь, и в комнату ворвался мальчишка.

– Ты чего орешь?

Я замолчала и застыла на месте, прислушиваясь – исчезли слова или нет.

– Дура! – с чувством произнес Сенька и сплюнул. – Напугала, оглашенная! Думал, ты кипятком обварилась. У нас чайник тяжелый. Можно уронить. Ты его не трогай. Лады? Если захочешь чаю, батю кликни.

Я опустила руки и кивнула. Внутри было тихо.

– Лады, – сказала я и повернулась к печи. Там стоял огромный пузатый чайник, черный от копоти. Мне вдруг захотелось пить.

– Налить тебе воды? – догадался Сенька. – Погодь, я колодезной принесу.

Вода из колодца была холодная и чистая, как слеза. От нее сводило зубы.

– Мне домой надо, – солгала я, возвращая ему кружку. – Трасса далеко отсюда?

– Не-а. Ты по лесу крюк сделала, чудом в болоте не утопилась. Болотце у нас маленькое, но топкое. Один неверный шаг, и буль-буль.

Я содрогнулась и мысленно поблагодарила судьбу, что она уберегла меня от страшной смерти.

– Проводишь меня к трассе?

– Отчего же не проводить? – улыбнулся щербатым ртом Сенька. – Оклемаешься, и пойдем. Только завтра уже.

– Почему завтра?

– Погляди на свои ноги-то. Живого места нет. Обувка у тебя для лесу непригодная. Я тебе свои старые сапоги дам. Они мне малы, а тебе как раз будут. Ты девчонка.

– Сегодня давай.

– Не-а, – заупрямился он. – Сегодня нельзя. Батя заругает. Ты идти не сможешь. А тащить тебя некому! И на лошадь не посадишь. Приболела лошадь, хромает. Подкову менять надо.

«Аф… йомен… эвибр…» – прошелестело у меня в ушах, и я зажала их ладонями. Потребовала:

– Уходи, Сенька!

– Ты че, обиделась?

– Уходи! Мне нужно побыть одной…

Москва

Лавров привез Глорию в кафе на набережной. Ему нравилось закусывать и смотреть на воду, как бежит по реке солнечная рябь, как плывут по ней узкие юркие байдарки.

– Здесь рядом спортивная база, – сказал он. – Дают лодки напрокат. Покатаемся?

– Как-нибудь потом.

Официантка принесла им заказ: белое вино для Глории, мясо под сливочным соусом и салат.

– Ты уверена, что Генриха убили? – уточнил сыщик, приступая к еде.

– Ты же свидетель! Ты был на помолвке в ночном клубе, где это случилось.

– Кто тебе сказал?

Она усмехнулась, пробуя кусочек мяса.

– Тебя потащила туда Катя? Не бойся, я не ревную.

– Ну допустим, – нахмурился он. – Никто Генриха не убивал. Я разговаривал с экспертом, который делал вскрытие. Никаких признаков насильственной смерти не выявлено.

Глория молча пригубила вино. Лавров сожалел, что он за рулем. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Джина или перцовки. Несмотря на теплую погоду, он на кладбище продрог. Или это нервная дрожь от того, что Глория рядом.

Она спокойно занялась едой, в то время как Роман лихорадочно подбирал слова, способные объяснить его состояние. Они с Глорией слишком разные, но он бы много отдал, чтобы идти с ней по жизни рука об руку. Или хотя бы расследовать вместе «убийство» Генриха, которого никто не убивал.

– Разве тебе не показалась подозрительной эта внезапная смерть? – вдруг спросила она. – Внешне здоровый человек ни с того ни с сего падает и отдает концы.

– Ты же врач. Знаешь, что всякое бывает. Правда, я навел справки: Генрих Семирадский на сердце не жаловался.

– По-твоему, его переполнили эмоции по случаю женитьбы?

– Если это не была трагическая случайность, то Генриха могли только отравить какой-то пакостью, которую невозможно обнаружить. С другой стороны, погибший – не такая уж важная персона, чтобы убийца изощрялся. И еще: зачем совершать преступление на глазах кучи свидетелей?

– Это логические рассуждения. А что тебе подсказывает внутреннее чутье?

– На той вечеринке мне было не по себе, – признался Лавров. – Я ждал чего-то подобного.

– Видишь?!

– Мои личные ощущения не имеют значения.

– Ошибаешься. Именно к ним-то и следует прислушиваться.

– Я бы все равно ничего не смог сделать.

– Сколько человек было в зале, когда Генрих упал?

– Около тридцати, все очень разные.

– Кто-нибудь привлек твое внимание?

Лавров отложил вилку и задумался. Катя говорила о каком-то Балычеве и его пассии – юной красотке в желтом боа. Он с трудом припомнил девушку в зеленом платье и шейном шарфе из канареечных перьев. Но когда начался переполох, ее не было среди тех, кто столпился у бездыханного тела. Когда гости разъезжались, Лавров тоже ее не видел.

– Там было полно экстравагантных личностей.

– Экстравагантность – не порок, – улыбнулась Глория. – Просто у людей обостренная потребность самовыразиться.

– Вы с Катей сговорились?

– Она тоже считает, что Генриха убили?

– Она готова допустить это лишь бы…

– Быть с тобой? Я тебя предупреждала, Рома. Задурил барышне голову и в кусты?

Лавров сердито вздохнул и отвернулся. По реке плыл прогулочный катер, деревья на том берегу начали покрываться зеленью. Казалось, там стоит зеленый туман.

– Есть один человек, который имел зуб на Генриха, – сказал он. – Некто Балычев. Надо бы с ним встретиться и поговорить.

– О чем?

Он плохо представлял себе, каким должен быть разговор с господином Балычевым, и надеялся сориентироваться на ходу.

– Катя хочет помочь Доре Дудинской. Они были подругами, потом разошлись. А в общем, ты права. Катя ищет предлог для наших встреч. Я с себя вины не снимаю, но и не намерен потакать ей.

– Искать убийцу Генриха очень опасно.

– С чего ты взяла?

– Я чувствую.

– Тогда подскажи, каким образом это произошло. Его отравили?

– Не знаю, – покачала головой Глория, сосредоточиваясь. – Я не вижу, чтобы ему добавляли яд в еду или питье. Он волновался и мало ел. Совсем мало…

– Зато пил много шампанского.

– Шампанское тут ни при чем…

– Тогда, может быть, укол?

– Не вижу…

– Дали что-нибудь понюхать? Или выкурить? Кстати, он курит? Похоже, нет. Я не видел его с сигаретой. Что же с ним случилось?

Глория развела руками. Она не могла понять, что послужило причиной смерти бывшего однокашника, и это пугало ее.

– Никто из гостей Доры, кажется, не желал ему зла. Хотя… один человек был просто пропитан ненавистью. Да! Неприметный господин с молодой подружкой. Может, это и есть Балычев?

Глория как будто бы смотрела на реку, но на самом деле видела ту злосчастную вечеринку – бездыханного жениха, рыдающую невесту, испуганных гостей.

– Если Балычев убил Генриха, как он это сделал?

– Пока не могу сказать. Я еще на кладбище пыталась определить, что стряслось с Генрихом. Он сам в недоумении. Не успел ничего сообразить! У него было плохое предчувствие, которое усиливалось во время помолвки. Особенно, когда Дора знакомила его с гостями.