Татьяна Коган - Бог в человеческом обличье Страница 13

Каждая сцена – это отдельный, непознанный мир. И этот мир любую песню делает неповторимой.

Именно поэтому Крестовский любил гастрольные туры. Мэт и Крепостной уставали от дороги и бесконечной смены отелей, но Илья дискомфорта не испытывал. Ему нравилась смена обстановки. Единственное, что немного выматывало – пьянки после концертов. Фанаты жаждут общения, и отказывать им совесть не позволяет. Вернее, раньше не позволяла. Когда в туры вместе с «Waterfall» стала ездить Марина, а потом и девушка Крепостного, стало поспокойнее. У группы появилось подобие графика, и градус разгула существенно понизился. Это устраивало всех, кроме Мэта. Тот отрывался один за всех.

Илья улыбнулся, вспомнив, как после одного из концертов молоденькая журналистка задала им вопрос: «Чем отличается настоящий музыкант от не-музыканта? Что его характеризует?»

Крепостной, будучи изрядно поддатым, взял слово.

– Понимаете, настоящий музыкант всегда мыслит нестандартно. Вот я помню, пошел однажды с приятелем в пиццерию. Было у нас по сто рублей на брата. Приятель взял себе два куска обычной пиццы, а я на эти деньги заказал один кусок, но с двойным сыром, с добавкой бекона и прочими ништяками, – бас-гитарист самодовольно откинулся на стуле и выразительно посмотрел на журналистку, мол, неслабо я завернул?

Та смутилась и захлопала ресницами, изо всех сил стараясь правильно интерпретировать сказанное:

– То есть вы хотите сказать, что настоящий музыкант предпочитает качество количеству?

Илья тогда не выдержал, заржал на всю гримерку. С тех пор у них в группе появилась шутка про пицца-тест, позволяющий определить истинность или неистинность музыканта. Выбрал один навороченный кусок пиццы – ты красава и профи. Выбрал два обычных – ты лох и любитель.

Интересно, чем сейчас занимаются Мэт и Андрюха? Они втроем так много времени проводят вместе в разъездах и на репетициях, что отдыхать предпочитают отдельно. Крепостной с Кристиной свалили на море и жарятся на пляже. А Мэт наверняка организовывает культурный досуг для своей приемной дочки. Его сестрица родила и сбежала с каким-то мужиком, оставив ребенка родному брату. Мэт тогда только получил диплом учителя физкультуры и едва сводил концы с концами. Чтобы хоть как-то экономить, перебрался к матери. Вдвоем воспитывать ребенка стало полегче.

Илья знал Мэта сто лет и искренне им восхищался. В товарище невероятным образом уживались несколько личностей: за барабанами – бесноватый гений, с фанатками и на гастролях – кутила и ловелас, с племянницей – примерный, заботливый отец.

Как бы там ни было, друзья сейчас наслаждаются перерывом в работе и в ус не дуют, что их фронтмэн попал в передрягу.

В дверь коротко постучали. Очевидно, прибыла почта. Илья неторопливо поднялся по ступенькам и взял записку. «Вы сочинили песню?» – значилось в ней.

– Вы там что, считаете, что песни за пару часов пишутся? – крикнул Илья, прислонившись лопатками к двери. – У меня нет вдохновения. Слышите? Такой вот облом…

Он не договорил – дверь резко отворилась, вынуждая его ухватиться за косяк, чтобы удержаться на ногах и не упасть. В ту же секунду голову накрыл темный тканевый мешок, руки грубо выкрутили за спину и сковали наручниками. Послышался треск отматываемого скотча – шею стянули несколько оборотов. Илья не успел опомниться, как его уже волокли куда-то по длинному прямому коридору…

И снова страха не было. Скорее раздражение от бесцеремонного обращения. И неуместное любопытство. Мешок был плотный и не позволял разглядеть даже смутные очертания объектов. Единственное, что Илья улавливал – это меняющееся освещение. За несколько дней пребывания взаперти он утратил четкое представление о времени суток. И теперь надеялся понять хотя бы примерно, день сейчас или ночь. Он споткнулся о какой-то выступ, его грубо рванули вверх, заставляя подняться по ступенькам. Короткая лестница, поворот направо. Несколько шагов, звук открывающейся двери, и снова лестница, теперь уже вниз. По тому, как даже через мешковину пахнуло свежестью, Крестовский понял, что его вывели на улицу.

Он мог лишь догадываться о тех видах, которые не предстали его взору. Было прохладно. Футболка не спасала от зябкой прохлады. Скорее всего, стоял поздний вечер или ночь – днем в это время года температура заметно выше. Илья подвигал руками, насколько позволяли скованные запястья. Чужие пальцы крепче стиснули локти и толкнули его вперед. Почва пружинила под ногами. Крестовский втянул носом осенний воздух, почти скучая по маске. С ней, по крайней мере, он мог бы как следует надышаться. Он давно не был на улице и почти забыл, каким вкусным бывает воздух.

Пахло листьями, сырой землей и горящими дровами, – последний аромат был тонкий, благородный, – скорее всего, где-то пылал камин. И тихо – ни шума автотрассы, ни других признаков человеческой деятельности. Даже те, кто вел его – ступали осторожно, почти не создавая шума. Место, где его держали, находилось где-то за городом.

Крепкие пальцы сжали его затылок, пригнули голову и пихнули вперед. Илья упал на твердую холодную поверхность, больно стукнувшись коленом. Кто-то запрыгнул следом. Хлопнула дверца, заработал двигатель, машина дернулась и поехала.

Это становилось интересным.

Лежать было неудобно, Крестовский попробовал найти точку опоры и сесть. После непродолжительных усилий ему это удалось. Он уперся лбом в согнутые колени и прислушался. Мерно гудел двигатель.

Странные все-таки ребята. Почему они не разговаривают? Шлют нелепые записки, словно планомерно пытаются вывести пленника из себя. А может быть, боятся, что он узнает голос? Илья невольно напрягся. Эта простая мысль не приходила ему в голову. А что, если в этом деле замешан знакомый? Бред, конечно. Илья мог не нравиться определенным людям, но вряд ли кто-то ненавидел его настолько, чтобы устроить подобный беспредел. Да и для чего? С какой целью? Какая-то важная деталь – без которой картинка не складывалась – ускользала от его понимания. Всему есть объяснения. То, что сейчас кажется странным, наверняка имеет убийственно простую разгадку. Нужно просто набраться терпения.

Автомобиль двигался без остановок и довольно быстро, насколько Крестовский мог судить. Время тянулось медленно. Прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем машина остановилась. Теперь Илья отчетливо различал звук оживленной трассы. Они припарковались на обочине дороги.

Наконец-то он услышал голоса. Мужчины переговаривались, отойдя от машины на приличное расстояние. Разобрать слова или интонацию Илья не смог.

Дверь с шумом распахнулась, в ту же секунду его рванули за ноги, подтягивая к краю салона. Он больно стукнулся затылком о пол и громко выругался:

– Осторожнее, мать твою!

Вместо ответа его лодыжки связали то ли ремнем, то ли широкой веревкой.

– А это-то зачем? – возмутился Илья.

Его выволокли наружу, не особо деликатничая. Один схватил его за плечи, второй – за ноги. Крестовский остервенело брыкался, но без особого результата – держали его крепко. Учитывая, что весил он под восемьдесят килограммов и являлся не самым слабым парнем на земле, те, кто его тащили, обладали недюжинной силой. Без сноровки и физической подготовки с сопротивляющимся человеком так лихо не сладить.

«Кто ж вы такие, черт вас побери», – в отчаянии подумал Илья и снова дернулся. То ли выбрал удачный момент, то ли похитители немного расслабились, но удерживавшие его пальцы разжались, уронив его на жесткую ребристую поверхность. Это был не асфальт и не почва. Металл.

Его вздернули на ноги, передвинули в сторону. Послышался шум возни, бряцание железок, короткий щелчок. Илья попытался сдвинуться с места, но его удержали. Если без рук он еще мог бы как-то сопротивляться, то со связанными ногами стал практически беспомощным.

Порыв ветра чувствительно прошелся по коже, вызвав мурашки. Воздух был стылый и тугой, словно перед Ильей простиралось ледяное полотно океана. Имей он возможность видеть, то удивился бы, сколь недалеко от истины его предположение.

Хватка на плечах ослабла. Кто-то сильно толкнул его между лопаток. Он потерял равновесие. И почувствовал, что падает в пропасть.

Иногда Илья представлял собственную смерть. Рассматривал разные варианты – заурядные и оригинальные, будничные и героические. Но ни одна из его фантазий не имела ничего общего с тем, что происходило сейчас. Настоящая смерть ужасала. Не было в ней ни смысла, ни красоты. Лишь омерзительная, пугающая до тошноты неотвратимость.

За те несколько секунд, что Илья летел вниз, в его мозгу промелькнули тысячи мыслей – самых банальных, мелких – таких неуместных перед лицом смерти. Назойливо крутился вопрос: если его решили убить, посчитав бесполезным, – почему просто не пристрелили и не закопали где-то в лесу? Зачем эта театральность с падением с высоты? Рано или поздно полиция найдет его труп и начнет расследование. Ладно бы еще руки-ноги не связали – можно было бы списать на самоубийство. Не иначе, кому-то хотелось демонстративно заявить об убийстве.