Инна Бачинская - Яд персидской сирени Страница 13

– И что? – недоуменно повторил Митрич.

– Подумайте своей головой, ребята – Монах постукал себя костяшками пальцев по лбу. – Летают и летают, уже все изучили, но продолжают летать. И так без конца-краю. Летают и летают. Ну?

Добродеев и Митрич переглянулись.

– Никак? – спросил Монах. – Ладно, зайдем с другого боку. Представьте себе патефон и пластинку, представили? Пластинка крутится, музыка играет. Вдруг заело, иголка елозит по одной и той борозде, фраза повторяется, и повторяется, и повторяется… и так всю дорогу. Представили?

– А при чем здесь тарелки? – удивился Митрич. – У меня есть патефон, на чердаке, жалко выбросить. Семейная реликвия.

– Ты хочешь сказать, что они… что ты хочешь сказать? – спросил Добродеев. – Что их заело?

– Именно! Программу заело. Автоматы летают и выполняют снова и снова одну и ту же работу, хотя все уже давно изучено. Никак не уймутся по причине заедания и топчутся на одном месте, повторяя действия, которые давно уже стали бессмысленными. Автоматы, а не гуманоиды. Неживой металл выполняет программу, написанную тысячи лет назад.

– Кем? – спросил после паузы Митрич.

– Кем-то. Ими. – Монах потыкал пальцем в потолок. – Возможно, они действительно собирались переселиться к нам по причине ядерной войны, вымирания от неизвестной хвори, исчезновения атмосферы, вечной зимы… мало ли. Запустили тарелки-разведчики, а потом что-то случилось и… облом. Передумали или не успели. Лично я думаю, что не успели. Природу трудно раскачать, она терпит-терпит, а потом идет вразнос. И когда процесс запустится, назад уже не отрихтуешь. Программа будет елозить, пока не поступит новая, а новая не поступит никогда. Некому уже.

– Ты уверен?

– Это моя личная точка зрения. Логическое умозаключение на основе доступной информации. Если у вас есть другое, прошу в студию. Но только без соплей насчет – ах! – контакта, космической дружбы и всякой романтической лабуды. И без девушек, зачавших от пришельца.

Воцарилось молчание.

– Похоже, я лишил вас иллюзий, – сказал Монах. – Просим прощения.

– Получается, они так и будут летать всю дорогу? – спросил Митрич.

– Так и будут. Пока не упадет последний – ничто не вечно, сами понимаете. И тогда наступит тишина.

– Может, смотаемся в Ладанку? – не сразу сказал Добродеев. – Я давно собирался, посмотрим все своими глазами, ты же волхв, Христофорыч, у тебя же нюх. Отложишь на пару дней поход, смотаемся, осмотримся, а?

– И новоселье заодно справим, – добавил Митрич. – Я уже купил подарок.

– Да нет, ребята, я уже настроился. Да и что тут делать, забурел я, ребята, никаких усилий, цивилизация, горячая вода, пешком разучились, а там хворосту для костра собрать, да разжечь, да рыбу поймать, да уху, да палатку, только успевай поворачивайся. И рассветы сумасшедшие, и закаты, ты и природа, ни души живой вокруг, и полное между вами взаимопонимание и уважение. Она мне рыбу и ягод, а я аккуратненько убрал за собой, костерок затушил, поклонился да потопал своей дорогой. Пут-ник! В пути. Слово-то какое! Вы хоть раз встречали восход солнца в горах? Ни ящика, ни компа. Ничего. Только голова и мысли. И озарения, и понимание смыслов. Выживание. Может, мы созданы для того, чтобы делать усилия и выживать, а мы насочиняли себе удобств и комфорта и атрофируемся умственно, нравственно и физически.

– Вперед в пампасы, – сказал Добродеев.

– Туда. Ты же понимаешь, что я прав, ты же сам рвешься в Ладанку, тянет же, только дальше трепа – извини подвинься. Хотите со мной?

– Я бы с радостью, – сказал Митрич. – А на кого «Тутси» оставить?

– Кстати, Христофорыч, насчет выживания. Около Ладанки есть гора, в смысле, небольшая такая горка, Детинец называется. Ничего особенного, ну там гроты, пещерки, расселины, ледниковые валуны, вот только нет ни одного человека, который бы долез до вершины! Ни местного, ни чужого. Что-то держит и не пускает с середины примерно. И пещеры! Наши спелеологи спускались, проходили сотню-другую метров, а дальше никак.

– Почему? – спросил Митрич.

– Страх, Митрич. Животный страх и ужас. Некоторые падали в обморок, приходилось вытаскивать. Выползали, шатаясь, цеплялись за стены, их потом местные отпаивали молоком.

– Может, ядовитые испарения? – заинтересовался Монах.

– Проверяли! Ничего, все чисто.

– А что они видели?

– В смысле?

– Что вызывает страх?

– Никто ничего точно не помнит, вроде двигались в глубине пещеры какие-то тени и шелест вроде как шагов или шепот, но на пленке ничего.

– Летучие мыши, – сказал Монах.

– Нет там никаких мышей!

– А что же тогда? – спросил Митрич.

– Чертовщина какая-то. Местные говорят, там живут духи земли, они в эти пещеры ни за какие коврижки не сунутся. С моей точки зрения, лучшего места для ангара просто не найти.

– Радиостанция для связи с кораблем-маткой на орбите, – поддакнул Митрич. – Скайп какой-нибудь межгалактический, а чего!

– Корабль на орбите? А почему его не засекли?

– А он невидимый. Запросто! Или даже связь с их планетой.

– А ты – в пампасы, – подхватил Добродеев. – Давайте, ребята, лучше в Ладанку! Митрич, ты тоже, на пару деньков. Если повезет, найдем следы присутствия, ты же волхв, Христофорыч. Твои предки держали с ними контакт и получали знания. Митрич, ты как? Сможешь оторваться?

– Э-э-э-ва! – вдруг невнятно выговорил Митрич, смотря поверх их голов, протянув туда же руку, тыча пальцем. Выражение лица у него было самое странное. – Гос-с-споди! Что это?

Монах и Добродеев живо обернулись…

Глава 9. Дома

Татка приоткрыла дверь своей комнаты. Дядя Витя остановился. Глаза их встретились.

– Татьянка? – воскликнул дядя Витя. – Ты уже дома, девочка?

Он подошел к двери, протянул руку, словно желая дотронуться до нее. Татка отпрянула.

– Дай-ка я посмотрю на тебя! Повзрослела, изменилась, не узнать. – Он с любопытством рассматривал ее, приятно улыбался. – Как ты себя чувствуешь? Ты меня помнишь?

Татка кивнула. Она отступила в глубь комнаты и попыталась закрыть дверь. Но дядя Витя не позволил, вставил ногу.

– Ты что, боишься меня? А ведь мы были друзьями, я очень много для тебя сделал. Если бы не я, неизвестно, что с тобой было бы. Я дружил с твоим отцом, я знал твою маму. Мы были друзьями, – повторил он. – Помнишь?

Татка стояла с опущенной головой, и было непонятно, слышит она дядю Витю или нет.

– Ты насовсем домой? Или в отпуск? Я часто думал о тебе, где, думаю, наша Татьянка? Спрашивал у Тамарочки, помнишь Тамарочку? Она заменила тебе маму. Тамарочка и Верочка – твоя семья, ты должна быть благодарной, если бы не они…

Он говорил и говорил, тон у него был благодушный, даже игривый, нога в лакированной туфле торчала в щели, не позволяя захлопнуть дверь. Татка вдруг зарычала, оскалив зубы, и бросилась на него. Он испуганно отступил, но недостаточно проворно, и Татка вцепилась ему в лицо ногтями. Он издал хриплый вскрик, отдирая от себя ее руки, и она захлопнула дверь.

– Психопатка! – Вне себя от испуга и злобы, он стукнул кулаком в дверь. – Рано тебя выпустили! Дрянь!

Бормоча под нос ругательства, он пробежал по холлу, распахнул входную дверь и вылетел на крыльцо.

Татка вернулась в постель. Легла, скрутилась в комок, сунула руки под мышки. Ее колотила дрожь. Дядя Витя! Конечно, она помнила его! Фальшивая улыбка, участливый голос, подлое вранье, что она вернется, что ее осмотрят врачи – соберется консилиум, и она сразу вернется домой, что он дружил с отцом, что он все для нее сделает. Она помнит, как он гладил ее по голове, как обнимал, а однажды расстегнул блузку… И она стерпела, она верила, что он хочет ее вытащить. Она была напугана, она ничего не понимала и не помнила, она до смерти боялась тюрьмы. Когда он полез к ней, она подумала, что ничего не теряет, лишь бы помог, за все нужно платить. Она помнит, как он задрал ей юбку и как она, сцепив зубы, повторяла: ничего, ничего, ничего… и только уворачивалась от его нечистого рта. Ее стошнило, а потом еще долго преследовал запах его сладкого парфюма. Обманул! Подло обманул.

Она сжимает кулаки, ее трясет от ненависти, и к горлу подкатывает тошнота…

…Света, домоправительница, встала на пороге кухни. Была это крупная, толстая бабеха с локонами-блонд; несмотря на габариты, проворная и быстрая, кроме того, прекрасная кухарка. А еще любительница поговорить, понимай – посплетничать. Обычно Веру забавляли ее россказни, но не сейчас. Да и Света не была расположена к болтовне. Она смотрела хмуро, и Вера вдруг подумала, что она собирается попросить расчет. Некстати! Но она ошиблась. Света зашла издалека.

– Я тут подумала, – начала Света, – вы говорили, ваша сестра была в дурдоме, а я страх как боюсь психов, у меня сосед псих. А если буйная?

– Она не буйная, кроме того, она принимает лекарства. Будешь следить, чтобы принимала вовремя, поняла?