Владимир Кашин - Тайна забытого дела (Справедливость - мое ремесло - 2) Страница 13

Коваль развел руками.

- Но предварительное следствие не решает вопроса о виновности. Тем паче, если Андрейко не найдет доказательства для обвинения, а, скажем, установит алиби подозреваемого.

- Потому и выпустить его боюсь. Чтобы не состряпал себе фальшивое алиби.

- Ну, знаете... - Коваль начал сердиться. - Вы поспешили и удовольствовались фактами, лежавшими на поверхности. Не выяснено, сколько лиц принимало участие в убийстве: одно или несколько. Ведь какие-то неизвестные могли и подстерегать старика на станции "Лесной". В этом случае присутствие молодого Гущака в городе потеряло бы свое значение. А вы этим не поинтересовались. Наконец, есть белые пятна и в заключениях экспертизы. Не хочу вас учить...

- Почему же, учите, Дмитрий Иванович, учите... Я с удовольствием, попытался улыбнуться Суббота. - Как там сказано: и чужому обучайтесь, и своего не чурайтесь.

- Шевченко в эти слова иной смысл вкладывал, более глубокий.

- Не имеет значения, Дмитрий Иванович. Хорошее слово в любую песню ложится.

- Ну, коли так, то теперь и об объективности скажу. Вы на меня обиделись, дескать, я вас в предвзятости обвиняю. Но ведь, чего греха таить, случается она и у нашего брата. Иной раз слишком уж много места занимает, как бы это сказать, авторское самолюбие следователя. Или, мягко говоря, - добавил Коваль, заметив, как вспыхнул Суббота, - авторская любовь к выношенной и взлелеянной версии, в которую он поверил. Как у поэта, художника или артиста, создавшего образ. Невольно, незаметно для себя следователь дополняет образ преступника теми чертами, а ход событий теми эпизодами, которых ему не хватает для обвинительного заключения.

Суббота слушал подполковника, уставив взгляд в некрашеный пол веранды.

- Не принимайте моих замечаний на свой счет, - заметил Коваль. - Но кое-что может касаться и данного дела, в частности авторское самолюбие. Это - человеческая слабость, и с нею трудно бороться.

- Товарищ подполковник, следователям такой субъективизм не свойствен. Мы - не поэты. И было бы нарушением социалистической законности...

- Было или не было... - перебил его Коваль, - но бывает...

Суббота подумал, что подполковник снова вспомнил дело Сосновского, в котором ему неожиданно пришлось выступить в роли защитника осужденного, признав и свою ошибку.

- И оперативник, и следователь иногда отмахиваются от всего, что противоречит уже сложившемуся представлению о происшедшем, - продолжал Коваль.

- Предубеждение для следователя - вещь абсолютно недопустимая!

- Как и всякий человек, он не может быть беспристрастным. У него есть свои взгляды, представления, вкусы и полностью избавиться от них невозможно. Да и не нужно, - уверенно произнес Коваль, немало удивив этим Субботу. - Он ищет истину. А без человеческих эмоций нет и не может быть человеческого искания истины. Надо только научиться контролировать свои эмоции, чтобы они не искажали действительность.

Коваль умолк. Он заметил, что Суббота слушает не его, а прислушивается к тому, что происходит в комнате. Оттуда доносились чьи-то мягкие шаги.

- Ежик, - улыбнулся Коваль. - Днем спит, а ночью охотится. Да вот дочка приучила его просыпаться в обед и лакать молоко. Сейчас она в Буче, в пионерском лагере, а он молоко ищет... Но продолжим наш разговор, если он вам интересен... - И, не дожидаясь ответа, сказал: - В нашей работе очень важна объективность. Ни в коем случае нельзя поддаваться недобрым чувствам к отдельным лицам.

Суббота встрепенулся:

- Мне очень досадно, Дмитрий Иванович, что вы... именно вы... могли так подумать. Я...

- Ну, нельзя же так, Валентин Николаевич. Вы ведь обещали не обижаться. Повторяю, не о вас речь. Общие рассуждения. - Коваль положил свою руку на руку Субботы и, пока тот допивал холодный кофе, медленно разминал папиросу. - Меня, например, больше интересует сейчас не Василий Гущак, а его дед.

- Но дед убит, и мы устанавливаем, кто убийца!

Чем больше недоумевал и горячился молодой следователь, тем меньше оставалось в нем самоуверенности и тем больше нравился он Ковалю.

- Меня волнует проблема жертвы, - продолжал подполковник. - И причина, и обстоятельства преступления полностью выясняются только после всестороннего изучения личности потерпевшего. Жертва является одним из участников события. Без жертвы нет преступления. И жертва не только объект преступления - своим неправильным поведением она может благоприятствовать его совершению. - Он снова замолчал, чтобы проверить, какое впечатление производят его слова. - Например, пешеход, перебегающий улицу при красном светофоре. Бывают случаи, когда жертва просто-напросто создает условия для преступления. Я никогда не разберусь в преступлении, пока не установлю, что из себя представляет или представляла жертва и каковы ее связи с окружающим миром.

- Наш "канадец" не собирался устраивать аварию.

- Убежден, что именно через старика Гущака надо выходить на его убийцу. Любые наши предположения и догадки могут так или иначе связать известные нам факты, но они не заменят фактов и ничего не докажут. Я не могу понять, как прокурор согласился санкционировать предварительный арест Василия Гущака. Признайтесь, здорово вы нажимали...

Суббота молчал.

- Я займусь сейчас "археологией", - Коваль дружески улыбнулся помрачневшему гостю, - окунусь в старину и попробую что-нибудь узнать о жертве трагедии - Андрее Гущаке, о его молодости, о том, кем он был, откуда родом, как жил, что делал, почему эмигрировал, - словом, попытаюсь воскресить его образ.

Следователь смотрел на еще короткие тени домов и деревьев и уныло думал о том, как ему не повезло, что при первом же серьезном расследовании пришлось иметь дело с этим упрямым Ковалем. Придется, в конце концов, с ним все-таки поссориться, хотя очень и очень не хочется.

- Ваш лейтенант Андрейко уже собрал сведения о старом "канадце".

- Знаю, - кивнул подполковник. - Только все эти сведения официальные, поверхностные.

- Человек прожил в стране всего две недели, и ваши усилия бесплодны.

- Две недели тоже кое-что значат, - сказал Коваль. - Но я не отбрасываю и тех тридцати лет, которые прожил Гущак на Украине до эмиграции.

- Все это задержит расследование. Мы не уложимся в сроки. И главное ни к чему. Завтра студент сознается - и делу конец. Он уже вчера раскрыл было рот, но что-то его удержало.

- Но ведь, возможно, он что-то совсем другое хотел сказать, иронически усмехнулся Коваль, но, почувствовав, что Суббота снова готов обидеться, перевел разговор на другую тему: - А знаете, Валентин Николаевич, почему я стал оперативником, почему так люблю самый процесс розыска и расследования? - неожиданно спросил он. - Я ведь учился в техническом учебном заведении, должен был механиком стать. Но вот как-то вычитал у Дарвина, что удовлетворение от наблюдения и деятельности мысли несравнимо выше того, которое дает любое техническое умение или спорт...

- Простите, Дмитрий Иванович, - возразил Суббота, - работа механика это не только техническое умение, но и деятельность мысли. То же самое и в спорте.

- Да, конечно. Но надеюсь, вы не станете спорить, если я скажу, что для механика или спортсмена наблюдение все-таки менее важно, чем для нас. Наша деятельность - это прежде всего наблюдение, затем розыск, расследование, умозаключение, эн плюс единица вариантов и версий, гипотез, предположений, и наконец - внезапный луч света в темном царстве неизвестности.

- Обычная умственная деятельность.

- Обычная? Не совсем. Смею вас заверить: наша работа близка к творческой.

Суббота пожал плечами.

- Вы заметили, - невозмутимо продолжал Коваль, - что я немного перефразировал Добролюбова. Неизвестность для нас действительно темное царство. И мы обязаны озарить его лучом истины. Истина, дорогой Валентин Николаевич, для нас дороже всего на свете. Ничто не может с нею сравниться. Она прекрасна. И именно в этом смысле наш поиск близок к поиску научному, и мы испытываем те же муки, что и художник, который ищет образ в мире прекрасного, то есть муки творчества. Потому что мы тоже стремимся к прекрасному, а это прекрасное в нашем деле, как я уже имел честь вам докладывать, - истина. И только она! И во имя истины мы жертвуем всем, решительно всем, тем паче авторским тщеславием. Что же все это означает в практическом преломлении? А то, что завтра же утром я отправляюсь в Центральный архив Октябрьской революции, - Коваль пристально взглянул на Субботу. - Кое-какие любопытные подробности я уже обнаружил в архиве нашего министерства. - И, заметив, как насторожился следователь, добавил: - Выводы делать пока еще рано. Мой поиск находится сейчас на первой стадии и направлен на изучение жертвы. В начале двадцать третьего года велось следствие по делу некоего Андрея Гущака, участника ограбления банка Внешторга. Не тот ли самый?! Естественно, меня это очень интересует.

Суббота безнадежно махнул рукой.