Ирина Дягилева - Змея на груди Страница 13

Пульхерия открыла глаза и подумала: «Какое счастье, что это всего лишь сон», но ужас, который она пережила в своем кошмаре, был настолько реальным, что все остальные чувства на его фоне казались блеклыми и расплывчатыми.

Марина спала так крепко, что не слышала настойчивого стука в дверь. Она только перевернулась на другой бок, пробормотала что-то неразборчивое и опять сладко засопела.

В дверь уже не просто стучали, а, можно сказать, ломились. Даже не посмотрев в глазок, Пульхерия уже знала кто.

– Игорь Петрович, вы, когда в школе учились, случайно не барабанщиком были? – сердито спросила она следователя без всяких предисловий. – Впрочем, можете не отвечать! Все равно соврете.

– Почему вы так решили? – удивленно спросил Штыкин и пояснил: – Я насчет вранья?

– А когда это мужчины женщинам правду говорили? Им легче соврать что-нибудь красивое, лишь бы женщина к ним не приставала и не лезла в их примитивный мужской мир со своими расспросами.

Штыкину эти слова Пульхерии показались почему-то обидными, и он сказал правду:

– В школе я был знаменосцем, но всегда мечтал быть барабанщиком.

– Ого, как я понимаю, вы были активистом пионерского движения, следовали заветам дедушки Ленина и товарища Сталина. Впрочем, что я говорю? Сталин тогда уже почил в Бозе.

– С чего вы взяли? Может быть, я был хулиганом?

– Житейская логика. Если бы вы были хулиганом, тогда вам не доверили бы нести знамя. Вы же следователь, человеческие души препарируете, а такие бездарные вопросы задаете.

Они все еще стояли в коридоре, и Штыкин от неожиданного допроса Пульхерии как-то оробел и не решался пройти дальше. Сзади него топтался его помощник Мамонов, которого он взял с собой на случай возникновения каких-нибудь осложнений.

Пульхерия стояла босиком в ночной ситцевой рубашке с летающими розовыми слониками на голубом фоне. Волосы у нее торчали в разные стороны, придавая ей вид воинственно-трогательный. Так и хотелось подойти к ней и пригладить ее непослушные вихры.

– Ну, и долго вы будете так стоять? – спросила она и комично надула губы. – Вы небось вооружились до зубов всякими мерзкими бумажками, которыми собираетесь перед нами, беззащитными девушками, размахивать. Давайте, заковывайте нас в кандалы, ссылайте на галеры или в урановые рудники. – Она картинно простерла к Штыкину свои пухлые, словно у младенца, руки.

– Пульхерия Афанасьевна, кончайте свой балаган и давайте просто поговорим спокойно.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласилась та. И, хитро сощурившись, спросила: – А ваш товарищ – немой статист или тоже участник представления?

– Это от вас зависит. Если вы будете вести себя хорошо…

– Можете не продолжать! Мы с вами не в детском саду, и вы не мой воспитатель. Я вас предупреждаю, что Марина Владимировна еще спит. Пошли на кухню, попьем чайку и побалакаем за жизнь и о делах наших скорбных.

– Пульхерия Афанасьевна, настройтесь, пожалуйста, на серьезный лад. Мы с вами будем говорить об убийстве. Если потребуется, я нашу беседу запротоколирую.

– Запротоко… что?! Так. Тогда у меня встречный вопрос. Можно? – она подняла, как примерная школьница, правую руку.

Штыкин кивнул.

– Если это серьезный допрос, с протоколом и соблюдением всех условностей, тогда где мой адвокат? Что-то я его не вижу. А? Адвокат, ау-у, где ты, родимый?

– Ну хорошо, – миролюбиво согласился Штыкин. – Пусть будет просто беседа. Но… – он поднял вверх указательный палец правой руки, – без балагана.

– Уважаемый Игорь Петрович, что же вы так серьезно относитесь к своей жизни? Живым из нее все равно никто не выберется.

– Мне хотелось бы еще немного пожить. А вот тому молодому человеку это сделать уже не удастся. А ведь его наверняка ждут родители, мама плачет, не может дозвониться.

– Боже, как трогательно. Вы, как я понимаю, так и не смогли установить личность убитого? – нахмурившись, спросила Пульхерия.

Они прошли на кухню. Мамонов взял со стола газету, уселся на диван и принялся читать. Пульхерия поставила на плиту чайник, достала чашки, сахарницу и печенье. Потом на минуту вышла и вернулась уже в шелковом халате с драконом на спине. Волосы она кое-как причесала и заколола заколкой.

Пока Пульхерия отсутствовала, Штыкин с удивлением подумал, что ему начинает нравиться эта женщина. Поначалу он принял ее за обычную домохозяйку, примитивно-милую, с убогим языком Эллочки-людоедки. Но с каждой минутой этот образ все больше расплывался и терял четкие очертания. Он почувствовал в ней противника равного себе, с которым ему интересно общаться. Штыкин понял, что все привычные уловки и штучки, с помощью которых он заставлял собеседника раскрыться, расколоться, вывернуться наизнанку, приобретенные за долгое время работы следователем, с ней не сработают. И это огорчало его. Теперь его основной задачей было привлечь ее на свою сторону, превратить из противника в союзника. Интуитивно следователь чувствовал, что единственно возможный для этого путь – откровенность. Вернее даже, откровенность за откровенность. И он решил первым показать ей пример.

– Нет, к сожалению, пока нам это не удалось. Я очень надеялся, что вы нам поможете.

– Я?

– Уверен, что вы его знаете.

– В вашей уверенности я не сомневаюсь. У вас ведь наверняка есть определенная версия случившегося, и вы будете отстаивать ее насмерть, – жестко проговорила Пульхерия. – Я даже могу вам ее рассказать.

– Ну-ка, интересно, – усмехнулся в пушистые усы Штыкин.

– Давайте проведем эксперимент, – Пульхерия метнулась к шкафчику, достала блокнот и вырвала из него листок. – Вот, изложите в нескольких словах вашу версию, а я вам – свою. А потом сравним.

– Согласен.

Штыкин на минуту задумался и написал на листочке аккуратными ровными буквами: «Жена развлекалась на даче с любовником.

Неожиданно вернулся муж. Завязалась драка, муж ударил ножом любовника в грудь».

Пульхерия не стала раздумывать и тут же принялась писать в блокноте. Через минуту она протянула его Штыкину.

– Вот, читайте.

Штыкин прочел вслух: «Муж застукал на даче свою жену с любовником. В завязавшейся драке он ударил его ножом в грудь. Любовник умер».

– Скажите, Пульхерия Афанасьевна, – Штыкин сдвинул брови к переносице, а его глаза стали колючими, холодными словно льдинки, – откуда вы знаете, что парень был убит ножом в грудь? Это ведь секретная информация, я вам ее не сообщал.

– Секретная?! Дешевый прием, господин следователь, – рассмеялась она, – прежде чем попасться вам на глаза, я возле дома потусовалась, разговоры соседей послушала. Одна женщина, которая вызвала милицию и «скорую помощь», в подробностях рассказывала, как к ней прибежал хохол и сообщил ей всю эту вашу секретную информацию.

Мамонов не удержался и хмыкнул, закрыв при этом лицо газетой. Но Штыкин не смутился.

– А может быть, все эти подробности вам сообщила ваша подруга Марина Владимировна Денисова?

– Марина?! – от возмущения Пульхерия аж подпрыгнула и возбужденно затараторила. – Да она мухи не обидит. Она своего Олега просто обожает и постоянно ревнует к секретарше. За всю жизнь у нее был всего один мужчина – ее муж. Она невиннейшую эротику порнографией называет и тут же от смущения телевизор переключает на другой канал. И вообще, она милейшая женщина, мать двоих замечательных сыновей и бабушка очаровательной внучки…

В этот самый момент на кухню вошла Марина и с невинным видом спросила:

– Что здесь происходит?

Синяк под глазом милейшей из женщин отливал ярко фиолетовым цветом. Пульхерии даже показалось, что он стал еще красочнее по сравнению со вчерашним днем. Штыкин молча немного полюбовался на все это великолепие и сказал сдержанно-холодным тоном:

– Если вы мне сейчас же не скажете, где были позавчера с двадцати одного до двадцати двух часов, я вас тут же арестую и посажу в изолятор временного содержания.

– В Суздале, – сказали подруги в один голос.

Глава восьмая

Узнав главенствующую страсть человека, мы уже уверены, что сможем ему понравиться, забывая, что у каждого без счета прихотей, идущих вразрез даже с его собственной выгодой, как он ее понимает: вот это сумасбродство человека и смешивает все карты в игре.

– Да, Пульхерия Афанасьевна, не скрою: вы меня сильно разочаровали, – Штыкин, заложив руки за спину, расхаживал по кухне. – Не ожидал я от вас такого. Ваша фантазия оказалась примитивно убогой, просто скучной, – он развел руками. – Я думал, что вы способны придумать что-то более оригинальное.

– Это не моя фантазия, а ее, – пробурчала Пульхерия и локтем ткнула в бок подругу. – Когда ее муж с секретаршей укатили на Кипр, она заладила: «Поедем в Суздаль, поедем в Суздаль… отдохнем культурно».

– А синяк под глазом – результат вашего культурного отдыха? – с иронией спросил Штыкин.