Фридрих Незнанский - Предчувствие беды Страница 13

– Естественно, готовились. А то Сосна стал бы сообщать Сомову: вылетай, браток, а я тебя в воздухе взорву, – съязвил Слава.

– Этого он делать, разумеется, не стал бы. Но ведь Сомов решил лететь на встречу с Сосновским внезапно! За несколько минут до отправления. Откуда же олигарх знал, что Сомов полетит именно этим рейсом? Если следовать твоей, Слава, логике? Ну как он мог успеть дать отмашку минировать именно тот лайнер, который нужно?

– Может, самого Сомова и заминировали в последний момент, – буркнул Грязнов. – А что? Кто его досматривать будет? А вассалов у Сосны в «Аэрофлоте» предостаточно. Могут обеспечить карт-бланш исполнителю. Может, даже кто-нибудь из подчиненных прилепил к чемоданчику шефа пластиковую бомбу, условно говоря. Ну не к нему, так к его референту, скажем.

– Взрыв произошел не в том месте, – произнес вдруг Олег Левин.

Присутствующие воззрились на него.

– Если бы «заминирован» был Сомов или кто-то из его свиты, взрыв произошел бы в носовой части самолета, там, где расположен салон бизнес-класса. А он произошел в средней части. Самолет развалился надвое. Вы же сами, Вячеслав Иванович, об этом говорили.

– Ну, Сомов мог в этот момент быть в любом месте самолета, – неуверенно пробасил Грязнов.

– А что у нас в средней части? Хозблок? Что в него входит? – спросил Олега Турецкий.

– Там расположены духовые шкафы для разогревания пищи на борту.

– Может, ему интересно было посмотреть, как стюардессы работают. Кто его остановит? – опять начал горячиться Грязнов.

– Слава, ты представляешь себе владельца крупной гостиницы, которому интересно смотреть, как горничная пылесосит номера? Я сам только что с самолета…

– Как отдыхалось? – огрызнулся вдруг Грязнов.

– Ты что, Слава? Что за тон?

– Извини, – буркнул друг, товарищ и почти что брат.

– Ну хватит, – хлопнул ладонью Меркулов. – Что это с тобой сегодня, Вячеслав?

– А-а! – махнул рукой Вячеслав. – Приступ классовой ненависти человека, пять лет не бывавшего в отпуске. Я его уже почти преодолел.

И Грязнов улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Меркулов укоризненно покачал головой:

– Вот что. Отправляйтесь-ка вы да покумекайте вдали от казенных стен. Ясно то, что ничего не ясно. Версия предумышленного взрыва не отменяется. Так же как и версия взрыва случайного. Причастность Сосновского к гибели Сомова тоже под большим вопросом.

– Вот это-то и обидно! – вскричал Вячеслав. – Размотать бы эту историю, взять Крошку Цахеса за… сами знаете за что, крутануть хорошенько да впаять сто пятую статью, часть вторая, пункты по всем буквам алфавита. С пожизненным лишением свободы.

– Это все, Слава, девичьи грезы, – невесело усмехнулся Турецкий.

– Убийство еще доказать нужно, – устало произнес Меркулов. – Вот отправляйтесь и думайте. Я буду ждать очередных сообщений от Самойловича. Если вас осенит какая-нибудь интересная, а главное, продуктивная идея, буду рад услышать.

…Выйдя из здания на Большой Дмитровке, друзья топтались у служебного «мерседеса» Грязнова.

Обсуждались варианты предстоящей беседы. Турецкий предлагал посидеть в «Узбекистане», где их всегда ждали и даже держали для друзей отдельный кабинетик.

– Я угощаю. А то меня муки совести преследуют перед лицом товарища, не отдыхавшего аж целых пять лет, – с усмешкой добавил Александр.

– Ладно, я уже, кажется, покаялся. А что касаемо мук совести, так мы с тобой оба должны их испытывать по другому поводу.

– Ну-ка? Что-то не припоминаю совместно обесчещенной невинной девицы.

– Я про Моисеева. Мне уже племянник все уши прожужжал: ждет, мол, вас с дядей Сашей старик. А вы его забыли совсем.

– Мы, конечно, не забыли…

– Для него отсутствие общения равносильно забвению. Так что предлагаю совершить благонравный поступок и съездить к Семенычу. Нам зачтется.

– А задание старшего по званию?

– А-а, что мы сейчас можем? – махнул рукой Грязнов. – Нужно на пару часов переключиться. Глядишь, мозги лучше зашевелятся.

– Ладно, принято.

Заехав по пути за продуктами и бутылочкой отменного коньяка, друзья ввалились в дом Моисеева.

– Боже ж мой, какие люди! – хлопал себя по бокам Семен Семенович. – А что это у вас, Слава, за горлышко из пакета торчит? Надеюсь, это не кефир?

– Это коньяк, Семен Семенович.

– Что вы говорите! Будем коньяк пьянствовать? – всплеснул тот руками. – Что же привело столь занятых государственными делами мужчин в дом одинокого, всеми забытого старика?

– Соскучились, – в один голос ответили друзья.

– Что ж, я почти поверил. Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад. Прошу. – Он засеменил вперед, припадая на ногу.

Разместиться решили на кухне. Слава извлек из пакета нарезки рыбы и колбасы, банки шпрот и маслин. Саша выгружал помидоры, болгарские перцы, зелень, лимоны. Водрузил на стол торт.

– Боже ж мой! Куда столько еды? Это, как говорят в Одессе, чтобы ешь, молчи и подавись? – радостно суетился Моисеев.

Стол был стремительно накрыт, рюмки наполнены. Первый тост провозгласили, как водится, за встречу. Грязнов расспрашивал старика о здоровье, тот отшучивался. Саша оглядывал жилище. Старенькие, вытертые обои, треснувший линолеум и какие-то невероятные по размерам и очертаниям следы протечек в углу потолка.

– А что это у вас, Семен Семенович, с потолком? Кто это вас так безбожно заливает?

– А-а, молодой человек сверху…

– Так что же он вам ремонт не сделает?

– Ну… Где вы видели молодых людей, добровольно делающих ремонт старику? – усмехнулся Моисеев.

– Так нужно вызвать техника, составить акт…

– Э, бросьте, Александр, – отмахнулся Моисеев. – Знаете, есть такая притча буддийская. Жил один просветленный буддийский мастер. Ходил он со своими учениками по Индии, сеял среди местного населения свои буддийские мудрости. И был у него личный повар. И повар этот был очень вредный: готовил плохо, с мастером постоянно ругался и всячески старался испортить ему жизнь. Вот ученики его как-то спрашивают: «Как же так? Ты такой мудрый, такой просветленный, мы все так тебя любим. Зачем ты терпишь этого повара? Выгони его, мы все будем делать тебе сами». А мастер ответил: «Вы не понимаете. Я все задачи уже решил. Я могу повелевать деревьями, слонами, я могу любого человека вылечить, я все могу… Но вот с этим человеком я до сих пор не могу справиться. Для меня это такая возможность роста! Если я его выгоню, то потеряю способность самосовершенствоваться. Нет, я должен быть ему благодарен». Вот такая притча. Так что мой сосед сверху – это моя возможность роста снизу, – невесело пошутил он.

«Да ведь Семеныч совершенно заброшен! – со щемящей грустью и стыдом подумал Турецкий. – Какие же мы все-таки говнюки! Когда он был в силе, мы все вились вьюном вокруг гениального криминалиста Моисеева…»

Словно прочитав его мысли, Семен Семенович тряхнул остатками седой шевелюры и произнес:

– Давайте-ка за наше славное прошлое. У вас-то еще и настоящее есть, и будущее. А я живу теми временами, когда была жива Александра Ивановна, наша мать-командирша. Да и много других славных имен можно вспомнить. Давайте помянем тех, кого уж нет.

Слава разлил коньяк, мужчины молча выпили.

– Много их, много. Это я что-то здесь задержался… – пробормотал Моисеев.

Саша и Слава переглянулись. Коньячок действовал на старика не так, как ожидалось. В разговор срочно требовалось внести какую-нибудь живительную струю.

– А наш Турецкий только что из отпуска вернулся, – наябедничал Грязнов.

– Что вы говорите! То-то я смотрю, вы черный какой-то. Думал, от работы…

– Нет, это не грязь, это загар, – пошутил Вячеслав рекламным слоганом.

– Он мне этого отпуска теперь до конца дней не простит, – улыбнулся Турецкий.

– Где же вы, Александр Борисович, отдыхали?

– В Севастополе.

– О, это, конечно, не Одесса, но тоже весьма достойный город.

– Не Одесса, но «одесситы» и там встречаются. Я как-то на улице наблюдал замечательную жанровую сценку. Есть там у них один нумизмат бродячий. Ходит по улицам, собирает монеты. Колоритный такой мужик, молодой еще, бородатый. Он у них вроде городского сумасшедшего, впрочем всеми любимого. Так вот, иду по улице, вижу, этот бородач нашел монету возле канализационного люка. Монета так ребром стоит, вот-вот провалится сквозь решетку. Бородач пытается ее подцепить. Рядом останавливается дворник. И между ними завязывается разговор. Я его дословно запомнил, настолько колоритно. Дворник: «О, Борода уже что-то нашел! О, считай, на пятьдесят грамм имеешь!» Бородач: «Имею». Дворник: «Пусть бы они теряли, а люди собирали». Бородач, этак рассеянно: «Да, пусть люди бросают». Дворник, весьма сурово: «Люди не бросают! Люди подбирают! Пусть бросают магнаты, которые за две копейки удавятся!»

Слушатели расхохотались.

– Кстати о магнатах, – подхватил Слава. – Вы, Семен Семенович, слышали о катастрофе под Воронежем?