Илья Штемлер - Признание Страница 13

На ограде городского сада сидели чайки. Как голуби. Интересно, какой у них размах крыльев, подумал Глеб, до метра дотянут? Потом взгляд его уперся в афиши цирка-шапито. Медведь в балетной пачке с изумлением смотрел на усатого укротителя в цилиндре. Купол цирка сопкой выглядывал из-за афиш. По грязной парусине прыгали дождевые капли. А дальше, в сгущающейся к вечеру серости, неоном сияло слово «астроном». Что еще там за астроном, вяло подумал Глеб. Наверное, «гастроном». Просто молчит первая буква. Забавно. Одна лишь буква — и два таких разных понятия. Одна неосторожность — и вся жизнь летит к чертям. А взгляд его все полз вдоль улицы со скоростью трамвая, продираясь сквозь дрожащее мокрое стекло…

Глеб отвел взгляд от стекла, прошелся по рядам сидящих в вагоне пассажиров. И тотчас, точно ткнувшись в оголенный электрический провод, взгляд его вернулся назад, подчиняясь неожиданно возникшей мысли — в вагоне преимущественно сидели старики и старухи. Стояли и в проходе — не хватало мест. Он скосил глаза, рядом с ним сидела старушка в накинутом на голову платке.

«Куда же их всех несет?» — кажется, он подумал вслух.

Старушка настороженно оглядела Глеба быстрым взглядом блеклых глаз и опасливо отодвинулась.

— Куда ж вы едете? Куда? Такая погода. Трамваи переполнены. Откуда вас несет? Из церкви, что ли? — Глеб вслушивался в свои слова, точно их произносил кто-то со стороны.

На него уже поглядывали.

— Кто из церкви, а кто с похмелья, — все громче и громче выговаривала соседка, стараясь привлечь внимание пассажиров. — Шляпу одел! Старики стоят, а он расселся, алкаш несчастный!

Теперь весь вагон смотрел на бледного молодого человека, что сидел, отвернувшись лицом к окну. Еще две-три фразы попытались было растолкать густой воздух переполненного вагона. Но настойчивый стук колес разогнал их, разбил на отдельные ленивые слова и загасил властным металлическим ритмом…

Давно Глеб не был в этом районе города. Впрочем, нет. В начале лета он случайно встретил Никиту в яхт-клубе и отвез домой на мотоцикле. Тогда Глеб и узнал, что Никита собирается расходиться с женой…

Глеб поморщился, он вспомнил какие-то свои глупые вопросы, с которыми он пристал на дне рождения Марины к своему приятелю. Ну и занесло его тогда!

Летний павильон «Соки — воды» был заколочен. А подъезд дома, в котором проживал Никита, расположен напротив павильона. Четвертый этаж. На табличке две одинаковые фамилии: Бородин А. К. и Бородин Н. А. Ясно. Два звонка.

Дверь открыла женщина с мягким, добрым лицом.

— Простите, — смутился Глеб, — а Никиты нет?

— Дома. Но этому лентяю почему-то кажется, что мне приятно встречать его гостей.

Женщина улыбнулась и указала на дверь, едва заметную за огромным шкафом, из которого выпирали пачки пожелтевших газет.

Никита вручную перематывал магнитофонную ленту.

— Извини, не мог открыть.

Он сидел в глубоком старом кресле, закинув ногу на ногу. Лента упругими кругами скатывалась с бобины, насаженной на массивный чернильный прибор.

— Садись куда хочешь… Каким тебя ветром занесло?

— Решил проведать старого друга. Чем ты занимаешься?

— Где-то был записан поп-менуэт номер восемь Дика Джонса. Я обещал тут одному. А лента раскаталась. Надо вручную… Кофе будешь?

— Угости.

— Сам, сам. Все на подоконнике. Вода в графине. Там же кипятильник.

Глеб подошел к подоконнику.

— Кажется, первозданный хаос начинался именно отсюда.

— Нет. Здесь он закончился… Ищи по запаху. Помнишь, как пахнет кофе? Вот и ищи.

Глеб раздвинул какие-то коробки и обнаружил красную банку с кофе. Тут же валялся и кипятильник… Он налил воду в кружку и опустил кипятильник.

— Знаешь, меня посылают в Ленинград, на конференцию.

— Молодец. Возьми с полки пирожок. Все идет как надо… А мне Скрипкин все приказ не подписывает. Обещал десятку накинуть с первого, а все тянет… Слушай, привези мне открыток с видом Ленинграда, я Скрипкина подмажу. Он ярый собиратель.

Никита подготовил магнитофон и нажал кнопку. Бобина плавно закружилась. Комната наполнилась хрипом, скрежетом, затем хрипы оборвались и раздались синкопы трубы. Никита смягчил тембр.

— Приятная штука? Поп-менуэт.

Он подошел к окну. Вода уже закипала. Никита достал с полки две чашки. Блюдце было одно. Вот рюмок у него было много. Извлек початую бутылку наливки, мармелад, сушки, сдвинул бумаги на письменном столе…

— Так откуда тебя ко мне занесло?

— Из морга, — быстро ответил Глеб.

Никита выгреб из-под бумаг пачку сигарет.

— Ну, брат, с тобой не соскучишься. Впереди — конференция, позади — морг. Расторопный ты человек.

— В самом деле, Кит.

Внезапно Глеб подумал, что действительно все прозвучало до странного легко и забавно. Даже смешно. Он слабо улыбнулся и подвинул рюмку к Никите.

Светло-коричневая, почти янтарная наливка заполнила рюмку.

— Что же ты там забыл, в морге?

— Я видел ту женщину.

— Вот как? Это что, цинизм? Или проверка нервов?

Теперь Никита наливал себе. Аккуратно и точно. Ровно до золотистого колечка.

— Марина узнала, что ту женщину отправили в больницу. И сказала мне.

— Для чего?

— Для чего? — переспросил Глеб. И замялся. В самом деле, для чего Марина сказала ему о похоронах? Он как-то не думал об этом… — Ну, сказала… Проговорилась.

— Вот как? Проговорилась. Ну-ну… Пей! Давай опрокинем за благополучную твою поездку. Завидую тебе, сил нет! Почему тебе так везет, а? Женщины тебя любят. На работе все в порядке. Красавец. Рост. Вес. Масть. Все, что надо. А я, понимаешь… Толст. Невезуч. Полгода со Скрипкиным воюю.

Глеб не мог понять, иронизирует Никита или говорит всерьез. Он быстрым взглядом коснулся круглого лица приятеля и вновь уставился в рюмку.

— Итак, за твою поездку и возвращение! — Никита выпил и закусил мармеладом. — Тебе вредно таскаться по моргам. Ты сейчас выглядишь не лучшим образом.

Глеб молчал, разглядывая янтарную поверхность наливки.

— Тебе было там очень скверно?

Глеб отпил глоток, поставил рюмку на стол:

— Я, кажется, все-таки пойду… туда, Кит. И все расскажу.

Никита приподнял газету, извлек из-под нее надорванную пачку сахара, выудил два квадратика и бросил их в чашку с кофе.

— Моя бабушка говорила: дураками не рождаются, дураками умирают… Что ж, придется нам с тобой выпить за твое возвращение из мест весьма отдаленных. После многолетнего отсутствия! — Никита поднял свою пустую рюмку. — Прозит!

Соло трубы окончилось. Теперь за работу принялся саксофон. Те же пронзительные синкопы, разделенные долгими паузами.

Никита встал, подошел к магнитофону.

— Такой менуэт испоганили, мерзавцы. — Он нажал кнопку. Саксофон споткнулся на высокой ноте. Бобины прекратили свое кружение.

Никита вернулся к столу, вытащил из ящика тоненькую книжицу с тремя яркими полосами поперек обложки: зеленой, желтой и красной.

— Тебе знаком этот труд? Чрезвычайно мудрая книга. Так вот, параграф помер пятнадцать. — Никита нашел нужную страницу, сел и вытянул ноги. — «При дорожно-транспортном происшествии водители, причастные к нему, обязаны: а) Без промедления остановиться и не трогать с места транспортное средство, а также другие предметы, имеющие отношение к происшествию, б) В случае необходимости вызвать скорую медицинскую помощь, а если это невозможно, отправить пострадавших на попутном или на своем транспортном средстве в ближайшее медицинское учреждение и сообщить там свою фамилию, номерной знак транспортного средства…» И так далее… «в) Сообщить о случившемся в милицию…»

Глеб смотрел на отвисший старый шлепанец Никиты, на дырку в носке, сквозь которую темнела пятка. Он устал за эти дни и хотел спать.

Никита захлопнул книжицу, метнул ее на диван.

— Ни одного из четырех пунктов, предусмотренные правилами дорожного движения, ты не выполнил. Более того! Ты поступил наоборот…

— Знаешь, мне очень хочется спать.

— Это тебе и надо было сделать, чем мотаться по моргам. Ну какого дьявола тебя туда понесло? Самоанализ? Глупо! Тобой сейчас больше владеют эмоции, чем логика…

— Обыкновенный страх, — прервал Глеб. — Это верней.

— Да. Ты прав. Но подожди, не спеши. Страх исчезнет с уверенностью, что все кончилось, все шито-крыто… Ты зачем ко мне пришел? Чтобы я лишний раз тебя в этом убедил? Тебе ужасно хочется, чтобы тебя уговаривали! Вот я и поступаю так. Но не потому, что я тебя очень люблю… Учти, по твоей милости я, Алена и Марина стали твоими соучастниками. Так уж будь добр, не подкладывай нам свинью. Молчишь, так молчи до конца.

— Я как-то не подумал об этом, — растерялся Глеб и вытер ладонью лоб.

— А учесть и эту ситуацию не мешает. Кстати, это гарантия, что и мы будем хранить тайну. Пусть это поддержит твой слабый дух. Аминь!