Вадим Россик - Страна падонкаф Страница 13

— В магазин пошла…

Отчим наполнил рюмку. Судя по полупустой бутылке, банкет уже затухал. Вязкая речь, майка-алкашка. Прическа как у человека, прошедшего ночью на спор через кладбище. Волосы седым дыбом. Небритый подбородок. Похож на старинного советского диссидента.

По телеку шел сериал про бандитов. Круто. Бандиты внушали уважение своими высокими человеческими качествами. Дядя Коля часто смотрел про них. Тихо завидовал про себя.

Лена совершенно не помнила отца. В скупой памяти остались теплые шершавые руки и ласковые слова: «Ах ты, маленькая засранка!» Вот и все о том, кто дал жизнь. Немного, конечно. Владимир оставил Наилю с годовалой дочерью. Уехал на Север, зарабатывать на жилье. Так и не вернулся. Папанин… Лена не очень переживала свою безотцовщину. Только иногда. Когда было особенно плохо и одиноко, несмотря на мамулю.

— Как в школе? — риторически поинтересовался отчим.

— Все о΄кей, — пожала плечами Лена.

Она взяла с тарелки рыбный хвостик и принялась очищать его от шкурки. Дядя Коля тем временем выпил. Крякнул и поддел на вилку огурчик.

— Угощайся, — предложил он, громко хрустя закуской.

Зефиринка вылезла из-за дивана и запрыгнула Лене на колени. Та машинально начала гладить кошку.

— Витаса отпустили, — зачем-то сказала Лена. — Он не убивал Палашову.

Дядя Коля заинтересовался.

— Пацана из того подъезда? Я же сразу говорил, что он ни при чем! Этого дебила-переростка надо брать, едрен-батон!

— Почему? Может, Лябин ничего и не сделал.

Отчим грохнул по столу ладонью.

— Он там был в это время!

В Лену словно вселился какой-то бес. Нет, чтобы промолчать.

— Ты же тоже там был.

Валентина Николаевна разволновалась. Внезапно оказалось: дома кончился хлеб. Скоро ужинать, а «всему головы» нет. Евгений Алексеевич может запросто закатить скандал! И так уже из-за него приходится осторожничать с большими тарелками. Он постоянно твердит, что они опасны. Эти ужасные большие тарелки! И окна нужно открывать, чтобы холодильник не перегревался. А мусорное ведро? Сказал, что в этом месте на него падает солнце и от этого заводятся мухи и микробы. Переставил на тридцать сантиметров. Там, видимо, никто не заводится. Вообще от него много веселого.

Легкая макидонская кавалерия — Женька — отсутствовал. Где-то скакал. Пришлось Ане собираться в хлебный. Хорошо хоть он рядом. В подвальчике хрущевской пятиэтажки, где раньше был общественный туалет. Редкая в отчаянно новом тридцать третьем микрорайоне старая хрущоба. Какой-то толстый бородатый цыган магазин держит. Аня надела кроссовки, взяла полиэтиленовый пакет поновее, побежала.

Навстречу ей от хлебного шли Артем Мостипан и Валерик. Артем, довольно улыбаясь во всю ширь лица, нес в каждой руке по толстой двухлитровой соске темного пива. Пойло. Валерик, как всегда, в своем репертуаре — немного подавленный, длинное кокетливое кашне на шее и с гитарой в самодельном чехле подмышкой.

«Привет — привет!»

Артем показал пиво и сделал приглашающий жест: «Пошли с нами, малявка!» Аня отрицательно покачала головой. «Ну, вот еще. Стриканы на отдыхе!» Тем не менее остановилась поговорить.

Дядя Коля был уже, как говорила мамуля, «готовченко». Движения его рук совсем потеряли точность, а движения языка — гибкость. Дух на время превозмог тело. То есть сознание еще мерцало, но организм уже находился в алкогольной коме. Поэтому ответа Лена не получила. Отчим не возразил. Тут кстати подоспела мама. Наиля с грохотом опустила набитые сумки на пол — не до них! — и вдвоем с Леной они перевели-перенесли оцепеневшего дядю Колю на диван. Накрыли пледом, чтобы не замерз и не мозолил глаза. Зефиринка тут же улеглась у него в ногах. Греть. Повышать температуру. Сами сели за стол. Налили себе чая и нарезали сдобную булку, чтобы отдышаться.

Лена рассказала маме о последних событиях у Макидонов. Про свою встречу на стройке с мужчиной в белой рубашке умолчала. Зачем мамуле знать, что она по стройкам лазит? Мама и так ахала, охала, эхала и ухала. Как сова в ночном лесу.

— Наверно, доча, это тот же самый маньяк действует, что двух девочек убил! — сделала вывод Наиля. — Такие молодые… Я маньяков до ужаса боюсь!

Лена с недоверием посмотрела на маму. Взглянула на могучую грудь, толстые, как ляжки Нинки Курицыной, руки. Перевела глаза на тяжеленные сумки. Оценила.

— Да ладно…

Наиля печально вздохнула.

— Точно. Я же женщина. Куда уж мне против мужика…

Она погладила свой большой живот. Сыто рыгнула.

— Ух ты! Что-то я с тобой, Ленка, лишку булок напоролась. Перебор. Теперь встать не смогу.

Мамуля налила себе еще одну кесешку чая. Чтобы не зря сидеть.

— Вы откуда и куда? — спросила Аня парней.

Мостипан, в отличие от уличного музыканта, был челом общительным и хлебосольным. Он работал охранником в одном мухачинском ЧОПе. Охранял кондитерскую фабрику. Сиди на проходной или воздух пинай на территории. Сутки — трое. Свежие торты, булочки, да еще деньги платят. И жизнь хороша, и жить хорошо!

Артем рассмеялся. Просто так. От полноты чувств.

— Идем пиво пить у Валерика. За Витасом заходили.

— И где же он?

— Он занят. Готовится к сессии. Договорились, что мы начнем, а он позже подтянется.

Аня взглянула на Артема. Мостипан с этим своим пивом казался абсолютно счастливым. Смотреть противно! Она решила приколоться. Безотказно сработали гормоны женской вредности. Как раз вспомнила, что Ленка ей про разговор с Витасом рассказала.

— Неужели он согласился пить с тобой пиво? Его же из-за тебя в мусарню забрали!

Валерик с интересом посмотрел на друга. Укоризненно швыркнул носом. Артем сразу перестал улыбаться.

— Ты что?! Я Витаса не сдавал! Мне он, конечно, сказал про Дашку, что она придет, но про это и так все знали. Не только я. Вон Валерик, например!

Мостипан выжидательно повернулся к музыканту. Валерик с готовностью кивнул.

— А кто еще знал? — допытывалась Аня. Ей уже нравилось, что взрослый мужик оправдывается перед ней, как маленький ребенок.

— Да все… Витас об этом на «Сметане» говорил. Мы с Валериком были. Мандинго… Еще какие-то тины. Лябин рядом крутился. Местный Фредди Крюгер. Тоже мог слышать.

— Так кто же убил Дашку? Ведь это кто-то из знавших, что она к Витасу придет.

Артем вдруг облегченно заулыбался.

— Ну, у нас-то с Валериком как бы алиби. Мы с ним весь вечер у него дома пиво пили. Никуда не ходили. Все четко.

— Может, Палашова сама кому-нибудь сказала, что будет у Витаса, — неуверенно подал голос Валерик.

Аня посмотрела на него как на дурака.

— Ага, объяву в газету дала!

Мостипан заржал как конь. Валерик смутился. Артем все не мог успокоиться.

— Бля! Девка всех оповестила, что пошла отсасывать! Ну ты жжешь, Валера! Напалмом!

Аня поспешила за хлебом. С этими бандерлогами только зря время терять…

Теперь убийца был полностью готов к преступлению. К самому страшному. К убийству человека. Он уже ждал. В нужном месте, в нужное время. Мысль об убийстве ужасает и наполняет отвращением большинство нормальных людей. В книге почитать еще можно, в кино посмотреть, но в реальности… Пресечь существование другого человека?! Ни в коем случае! В каждом есть какой-то барьер, граница. Установленная Богом или природой черта, за которую трудно, а некоторым просто невозможно переступить. В убийце этого барьера не было. Вообще. Пустое место. Даже наоборот! Он жадно ждал того момента, когда жертва будет полностью в его власти. Будет, жалко трясясь, терять остатки своей жизни.

Что бы ни сочиняли поэты и генералы, в смерти нет никакой красоты, никакого величия. Смерть всегда страшна и безобразна. После всего остается куча испачканного чего-то. Типа мешка грязных тряпок. А какая красота в мешке грязных тряпок?

Убийца представил, как он будет по капле выдавливать чью-то жизнь. Беспощадно. Наслаждаясь. По капле… Ему не приходило в голову подумать о своей жертве. Что будет чувствовать она. Потому что он не был нормальным человеком. Он был убийцей.

— Спасибки! — Света Синебрюхова поблагодарила гостей, в который уже раз. Она весь вечер повторяла это слово как попугай. «Спасибки» да «спасибки».

На день рождения она пригласила только девчонок. Своих подруг из класса и двоюродных сестер. Фрязину, Лобкову, Погорелову и Галю с Настей. Знала бы заранее, лучше бы одна отмечала. Голодайки. В момент все сладкое смели.

Зато родители отметились. Подарили цепочку с крестиком. Света давно хотела такую цепочку. Золото. Плетение «бисмарк». Все девки обзавидовались. Как сказал папа, вешая ей на шею украшение: «солидно, нестяжательно, духовно». В общем, с этой стороны все пучком.

Коктейля, может быть, было слишком много. Тем более что пили ягер только сама Света да Фрязина с Погореловой. Наверно, перебрали. Заблевали весь туалет. Дети! Музло было в норме. Мандинго дал. Оторвал с кожей от себя на ее днюху. Зато напрыгались. И Света тоже. Веселуха. Вот зря папа называет ее инфантильной, депрессивной девицей!