Владимир Кайяк - Чудо Бригиты Страница 13

— Иными словами, вы подрались с ревнивым мужем.

— Нет! Он напал на меня. Я не драчун. Я был вынужден только… защищаться, хотя и безуспешно… Я не обладаю особой физической силой, и вообще… Я считаю, что это жестоко, безобразно и примитивно… А когда Бригита, наконец, пришла, то она… Послушайте, я так не могу, что же все-таки случилось? Неужели этот сумасшедший причинил какое-нибудь зло своей жене.

— Продолжайте! Что произошло, когда вернулась домой Бригита Лея и вы оказались все трое вместе?

— Когда она вернулась, я вскоре ушел… А жена его осталась, потому что она смертельно боялась мужа… Она и раньше говорила, что муж угрожал ей… Наверно, потому и осталась с этим чудовищем, когда я вынужден был уйти… Это было ужасно!

— В котором часу вы ушли из дома Леев?

— Около девяти часов вечера. Да, вскоре после девяти.

— А супруги Леи остались дома? Вдвоем?

— Да. Больше я там никого не видел, хотя… в их дом я вчера не заходил, поэтому не ручаюсь… Отвратительная сцена разыгралась в гараже…

За разговором Берт со Стабулниеком дошли до центра города. Трава и деревья обсохли после ночного дождя, светило солнце, воздух был теплым и чистым.

В прокуратуре следователь ввел Стабулниека в свой кабинет.

— Снимайте пальто! Так. У вас есть авторучка?

— Есть.

— Садитесь к столу! Я оставлю вас в одиночестве, а вы пишите. Опишите с начала и до конца, по порядку, все, что произошло вчера в доме Леев!

Берт вышел из кабинета. Он поймал себя на непонятном, неопределенном ощущении: что-то вроде обиды, возмущения, чуть ли не разочарования… С чего бы это? Неужели разочарование было вызвано неприязнью к Стабулниеку, которую Берт испытал с первого взгляда? «Вот уж не знал, что и сам я чистейшей воды романтик, — невесело усмехнулся следователь, — разочаровался, видите ли… как зритель на спектакле, в котором одну из главных ролей играет дилетант… Смешно! Что же, Бригита Лея должна была сделать свой выбор, руководствуясь именно моими представлениями об образе «героя любовника»? Сама-то она кто? Приятное, но заурядное лицо с выражением наивной восторженности… Разве что смерть придала ее образу нечто возвышенное, трогательное. Смерть — и эта неизъяснимая, потрясающая улыбка, с которой она умерла…»

14

Берт зашел к прокурору Друве. Свое прозвище «Старый Сом» Друва оправдывал все больше, толстея и становясь с каждым годом неподвижнее.

— Ну-у? — буркнул Старый Сом, скользнув взглядом по лицу следователя.

Равнодушие и холодность этого взгляда давно уже не смущали и не сбивали с толку Берта Адамсона. Он знал: за отрывистыми репликами и неприветливой миной прокурора скрывалось больше чуткости и живости, чем у иного в патетических позах и длиннейших фразах о гуманизме.

Берт уселся против Сома и стал отчитываться:

— Фотограф Стабулниек сидит у меня в кабинете. Пишет. А я собираюсь посмотреть на Нилса Лею — на мужа. Он внушает мне наибольшие подозрения.

— Лея уже здесь. Скучает в шестой комнате.

— Прекрасно.

Берт направился в шестую комнату. В этом небольшом помещении обычно оставляли людей, с которыми в прокуратуре собирались побеседовать подольше.

Нилс Лея сидел у стола, накрытого зеленой бумагой в чернильных пятнах, уставив недвижный взгляд в зарешеченное окно. Решетка за окном, конечно, зрелище не из приятных, и Нилс выглядел изрядно подавленным. Когда вошел следователь, Нилс встал и с нескрываемой злостью поглядел на него.

— Вы Нилс Лея?

— Да.

— Берт Адамсон, следователь. Садитесь!

Берт тоже сел, облокотился о колени, наклонился вперед и смотрел на допрашиваемого чуть исподлобья; так он привык смотреть — часто машинально и рассеянно.

— Значит, этот хлюпик подал-таки на меня жалобу?

Берт сдержал усмешку, вспомнив «психопата» и «слабоумного» — эпитеты, которыми тот, второй, в свою очередь, награждал Нилса.

— Какой хлюпик? — спросил Берт, как ни в чем не бывало.

— Не прикидывайтесь, товарищ следователь! Фотограф.

— А-а… Успокойтесь, Лея, я вам, может быть, не задам много вопросов. Зачем вы вчера приехали в Калниене?

— Э… Зачем? Прослышал, что он… ну, этот самый…

— Начистоту, Лея, выкладывайте все начистоту, как бы вам ни было неприятно!

— Ну, один друг рассказал, что, пока меня тут не было, фотограф начал таскаться в мой дом. Я и приехал. Посмотреть.

— Кто вам рассказал, где и когда?

— Ронис, товарищ по работе. Рассказал недавно. Привез мне такую весть. Ну, я и приехал, не утерпел. Вчера.

— С намерением побить Стабулниека?

— Э, заранее я еще ничего не знал… Была, конечно, и такая мысль: если увижу этого паразита, по морде он наверно схлопочет.

— Когда вы вчера явились в Калниене?

— Приехал автобусом, который приходит без десяти два.

— Сразу направились к себе домой?

— Нет! Хотел сначала жену повидать. Пошел в сберкассу. А ее там не было… Ну, я…

— Дальше, дальше!

— Может, думаю, она пошла к нему… Прошелся до ателье. Вижу — выходят оба вместе. Жена и этот хлюпик.

— Вы с ними разговаривали?

— Нет! Не стал подходить. Потом домой пошел. И стал ждать.

— Продолжайте!

— Вспоминать-то неохота.

— Делать нечего, вам придется рассказать мне все. Чтобы не получилось у нас с вами еще более неприятного разговора. Учтите, что мы все уже знаем. Чистосердечное признание, без умолчания и без искажения фактов — в ваших же интересах.

— Да чего там искажать, чего там умалчивать! Взял да и съездил раза два, от души, эту скользкую мразь по харе. Э, да знай я, что он сразу поскачет жаловаться, так навалял бы ему покрепче! Закурить я могу?

— Да. Расскажите теперь все, что происходило вчера в вашем доме, с начала и до конца!

Нилс отвернулся от Берта, некоторое время курил молча и смотрел в угол с таким выражением, словно увидел там гадюку. Помотал головой, затянулся глубоко. Провел ладонью по подбородку, поросшему не менее чем двухдневной щетиной, и стал говорить, не глядя на Берта:

— Вчера… Ну, пришел я, значит, домой, расположился у себя в гараже. Хотел поглядеть — приведет ли жена к себе фотографа вечером? А он один явился… Ну, я его — цоп! Куда, говорю, вор, лезешь?

— Он вошел в дом?

— Не успел. Хотел через веранду войти, у двери с ключом возился. Тут я его сгреб за шиворот. Гляжу — перепугался, дрожит что твой овечий хвост. Меня это еще хуже обозлило. Ах, вот, думаю, ты какой! Лезешь к чужой жене, как кот блудливый за сметанкой, а зацапали, так сразу и душа в пятки? Ладно, думаю, я тебя еще маленько припугну! И говорю ему: если задумал у меня жену из-под носа умыкнуть, что же, только сначала давай за нее поборемся! Бейся со мной — если не убьешь меня, я сам тебя прикончу.

— Так прямо и угрожали убить его?

— А что! Разве можно такое стерпеть?! Его еще пальцем не тронули, а он уже трясется, что твой студень на тарелке, наземь валится, червяком этаким ползает, извивается… Станет такой за женщину драться! Как бы не так!

Следователь молчал, слушал. Слушать — этим искусством Берт Адамсон, наконец, овладел. Не прерывать допрашиваемого лишними вопросами, не глядеть со скукой на часы, когда он увлечется и его рассказ уклонится от прямой дороги. Не сбивать окриками «Это не относится к делу!».

Казалось, заторможенность Нилса полностью преодолена. Если вначале он отвечал лишь коротко, скупо, с раздражением, то теперь рассказывал уже подробно:

— Стой-ка, думаю, а что ты, трус подлый, будешь делать, если я при тебе скажу о Бригите… Обзову ее… Неужто стерпишь, не бросишься на меня? И точно! Краснеет, бледнеет, а ударить боится… Он дрожит, а я его, знай, как хочу пугаю… Тьфу ты, мразь! Уж он так трясся, так ползал, что мне… и руки-то пачкать не хотелось, тошно стало, можете вы такое понять… Мало того! Вдруг как закричит: отказываюсь я от Бригиты! Скажите пожалуйста! Мусолил, мусолил бабу, а чуть прижали его, он, видите ли, отказывается!.. Ну, тут уж у меня черти в глазах запрыгали. Поставил я его на ноги и — по харе… Да не раз… А потом — ну, а потом пришла жена. А я отлучился на часок. Пусть разберутся, кто там от кого отказывается… так-то. Думал — вернусь, они к тому времени помирятся, скроются с глаз долой. Она-то своего хлюпика пожалеет, ссадины ему смажет йодом… А на деле вышло не так, прихожу, гляжу — смылся-то он один… Она — нет. Она меня ждет, осталась… Ну, и все.

— Нет, еще не все, Лея, я должен знать, что было потом! Когда вы остались вдвоем с женой.

И тут Лея стал нервничать, Берт сразу заметил это: закурил, опять уперся взглядом в угол.

— Э, чего там… Ничего особенного и не было. Поговорили малость… Она, по-моему, под конец раскусила-таки, что он за тип…

— Вы ее тоже били?

— Кого это? Жену-то? Да вы что! Пальцем не тронул.