Анатолий Безуглов - Прокурор Страница 13

Будякова недоверчиво посмотрела на Измайлова.

— А Яков говорит, что заработок за субботу и воскресенье — его деньги. Отдых, говорит, и мое здоровье в те деньги вложены.

— Странно. Ему на суде все объяснили, не так ли?

— Почему же тогда по выходным дням прямо в цеху выдают?

— Это нарушение! Понимаете? Не должны!

— А все-таки выдают…

— Хорошо, мы это проверим… Скажите, часто ему приходится работать по выходным?

— Да почти каждую субботу. И по воскресеньям случается. — Будякова задумалась, молча пошевелила губами и стала загибать пальцы: — В прошлом месяце, значит, три раза было. В позапрошлом… Не помню, товарищ прокурор, сколько точно, но получается, что дети отца и не видят-то. Или на работе, или пьяный. Какое же может быть воспитание? Я ведь тоже работаю. И еще обстирываю, обшиваю семью. А магазины? Пока все очереди отстоишь… Мальчишки мои в женихи вымахали. Отцовский присмотр нужен, твердая мужская рука…

— Это верно, — кивнул Измайлов. — Может быть, муж обманывает вас, что по выходным на работе? Не таскает с завода?

— Яков? Что вы, товарищ прокурор. Пьет, это есть. Но чтобы воровать… — Она покачала головой. — И если бы только он один работал. У Лизы Петренко, соседки, муж с моим в одном цеху. Только Лизаветин-то с умом, на машину уж накопил. А Яков все несет в магазин, что возле завода… Выходит, товарищ прокурор, эти самые сверхурочные умным на пользу, а другим — на горе…

Слушая посетительницу, прокурор размышлял о странной практике на машиностроительном заводе. Будякову не имели права выдавать на руки какие бы то ни было деньги, тут нарушение явное. А вот обилие сверхурочных работ настораживало. В прошлом году прокуратура проводила проверку на заводе. И одной из серьезных претензий к руководству как раз и являлся вопрос о сверхурочных. Самсонов обязался исправить положение. И прокурор был уверен, что тот свое слово сдержит…

— Хорошо, Зинаида Афанасьевна, — сказал Захар Петрович. — Насчет Аркаши я свяжусь с милицией. И разберемся, почему это сверхурочные выдают вашему мужу.

— Спасибо, товарищ прокурор. Вы уж не серчайте на меня, надоела небось вам. То с мужем беспокоила, теперь вот новые хлопоты. Не знаю даже, как вас и благодарить за внимание ко мне…

Будякова ушла. Захар Петрович посмотрел на часы. Пора было ехать домой собираться в дорогу.

Он вызвал помощника прокурора Ракитову и дал задание заняться заявлением Будяковой о пропаже сына.

— И еще, Ольга Павловна, просьба… Муж этой самой Будяковой работает на машиностроительном. Решением суда он ограничен в дееспособности. Проверьте, пожалуйста, почему деньги за сверхурочные выдают ему на руки.

Ракитова записала задание в блокнот.

— И вообще, — сказал Измайлов, — посмотрите, как обстоят дела у Самсонова с выполнением трудового законодательства.

— А что? — насторожилась Ольга Павловна.

— Не слишком ли много сверхурочных работ?

— Странно, — заметила Ракитова. — Опять? Откуда такие сведения?

— Будякова говорит, муж почти каждую субботу на заводе. А частенько и воскресенье прихватывает…

— Я ведь в прошлом году проверяла. Помните, направили директору представление. Неужели снова нарушает? Может, Будякова что-то путает?

— Это вам и следует выяснить, Ольга Павловна. А Будякова — женщина бесхитростная. Я ей верю… Сходите на завод, посмотрите. Бумаги бумагами, а живые люди — с ними поговорить очень полезно…

— Сегодня пойти?

— Нет, думаю, лучше появиться там в субботу. А если будут работать и в воскресенье тоже загляните. Воскресенье у нас, кажется, тридцатое июня?

— Да, — кивнула Ракитова. — Понимаю, конец месяца и квартала.

— В такие дни — самый аврал, — добавил Измайлов.

Они вместе вышли из кабинета.

— Ну, кому передать привет в области? — спросил Измайлов.

— Ой, Захар Петрович, некому, — улыбнулась Ракитова.

— А просьбы какие-нибудь будут?

— Никаких. Желаю вам хорошо выступить на конференции…

Простившись с помощником и секретарем, Захар Петрович поехал домой.

Зайдя в прохладу квартиры, Захар Петрович услышал звуки, напомнившие вдруг детство. Исходящие паром, недавно оттаявшие поля, запахи весны и щемящая душу песня с высокого чистого неба, где живым треугольником проплывали птицы…

— Наш-то больной повеселел, — встретила его жена.

— Слышу, — улыбнулся Измайлов. — Курлычет. У нас в Краснопрудном все — от карапузов до стариков всегда высыпали на улицу, когда пролетали журавли…

— Постой, постой, — перебила его Галина Еремеевна. — Курлычет… Курлыка. Володя! — обрадованно крикнула она. — Отличное имя.

Галина Еремеевна и Захар Петрович вошли в комнату сына. Он лежал на коврике, что-то чертя на листе ватмана. Рядом сидел журавль на старом пальто Захара Петровича и вертел головой на длинной шее.

— Курлыка? — спросил Володя. — Подходит! В самый раз!

— А мы-то голову ломали, — сказала Галина Еремеевна. — Какие только клички ни придумывали…

Измайлов не удержался, погладил птицу по голове. Потом присел на корточки возле сына.

— Что это ты изобретаешь? — спросил он сына.

— Протез. Для Курлыки, — кивнул он на журавля. — Понимаешь, он должен быть легкий, крепкий и удобный.

— И гигиеничный, — добавила Галина Еремеевна.

— Вот эту часть, — показал Володя на чертеж, — сделаем металлической. А низ — деревянный.

— А какой именно металл? — уточнил отец.

— У меня есть алюминиевая трубка. Как раз нужного сечения. А для подпятника, что ли, простую пробку из-под шампанского.

— Скользить будет. По-моему, нужно мягкую резину, — сказал Захар Петрович.

Володя подумал и кивнул:

— Да, ты прав.

— Ладно, обсудите потом, когда отец вернется из командировки, сказала Галина Еремеевна. — А сейчас быстренько за стол! Не то, Захар, опоздаешь на поезд.

За столом Измайлов рассказал, что на приеме у него была Будякова.

— Боже мой, вот несчастная женщина! — переживала Галина Еремеевна. Я как чувствовала! Аркаша сегодня должен был дежурить в нашем «Белом Биме» и не пришел. Я попросила девочек зайти к нему, узнать, не заболел ли. А он, оказывается, сбежал из дому. — Она покачала головой. — Я обязательно зайду сегодня к Будяковым.

— Зайди, зайди, — одобрил Захар Петрович. — Она очень переживает. Да и каждый бы на ее месте… Сын ведь…

— А что с него взять — ненормальный, — сказал вдруг Володя. — На Богдановку его, чтобы не бегал…

— Не смей так говорить! — взорвалась мать. — Да, он не совсем здоров. Но не издеваться надо, а сострадать!..

Аркаша был действительно не совсем полноценный, как считали врачи, в результате отцовского алкоголизма. Его оставляли на второй год два раза в одном классе, стоял даже вопрос о переводе Будякова в спецшколу, которая находилась на Богдановской улице. Но Галина Еремеевна отстояла его: там, по ее мнению, окончательно затормозилось бы его развитие.

— Но ведь о нем все так говорят! — удивился Володя.

— Вот и плохо, что все! А ты не должен! — продолжала возмущаться мать. — Пойми, это не вина, а беда. Горе! И откуда у тебя такое бессердечие?

Володя демонстративно встал.

— Сиди… Ладно, будет вам, — примирительно сказал Захар Петрович; ему не нравилось, как говорит о мальчике Володя, но не хотелось уезжать с испорченным настроением.

Однако проводы были все-таки скомканы. Володя, обиженный, ушел к себе в комнату. Галина Еремеевна тоже была раздражена.

— Вот пижама, — показывала она мужу, что где лежит в чемодане. — Вот рубашки… Не понимаю, Захар, почему сейчас подростки такие жестокие?

— Может, просто безапелляционные? — успокаивал жену Измайлов.

Галина Еремеевна вздохнула.

— Наверное, ты прав. — Она понизила голос, чтобы не услышал сын: Может, зря я на него накричала? Надо было просто объяснить…

— Конечно, — с облегчением сказал Захар Петрович; ему было бы в отъезде не по себе, зная, что жена с сыном в конфликте. — Постой, ну зачем мне так много рубашек?

— На смену, — ответила Галина Еремеевна. — Кто тебя знает, вдруг захочется в ресторан с какой-нибудь молодкой… Еще скажет, что жена плохо присматривает…

— Какая там молодка! — фыркнул Захар Петрович. — Скажешь же…

Измайлов знал, что жена насчет молодки пошутила, но такие шутки задевали его.

По дороге на вокзал Май рассказал Захару Петровичу об одном английском палаче по имени Джеймс Берри, который оставался джентльменом даже при исполнении своих обязанностей: прежде чем отправить приговоренного к смерти на тот свет, предъявлял ему свою визитную карточку.

Но Захара Петровича мало заинтересовал чудаковатый палач, он думал о сыне. То, что произошло за столом, на кухне, оставило в душе гнетущий осадок.