Дональд Уэстлейк - Разная любовь, разная смерть Страница 13

Пока я читал рапорты, прибыл еще один посыльный, на этот раз с конвертом, содержащим фотографии Риты Касл. Их было четыре, все глянцевые, размером восемь на одиннадцать, на каждой на обороте была надпись дарительницы кому-нибудь на память. На первой фотографии она была в белом пеньюаре и на затемненном фоне при туманном освещении выглядела очень одухотворенно. Со второй смотрела, улыбаясь прямо в фотоаппарат, здоровая разбитная девчонка в просторном свитере, снятая на фоне деревьев и буйной растительности. Третья изображала ее на мертвенно-белом фоне в шикарном черном платье с ниткой жемчуга, самоуверенно глядевшую через плечо, с доброй улыбкой, чуть с хитринкой. Четвертая представляла собой композиции из четырех снимков, на которых она сидела в белой мужской рубашке на диване в стиле модерн, принимая различные позы.

Девушка была довольно красивая, но обладала слишком уж типичной внешностью. Подобная миловидность ассоциируется с телевизионными рекламными роликами, снятыми на горнолыжных курортах. На двух фотографиях явственно проглядывалась глуповатая «смазливая куколка», какой ее описал Роджер Керриган, но на остальных снимках в ее глазах сквозил незаурядный ум. Она производила впечатление неглупой, сообразительной и способной девушки, безмятежной и самонадеянной.

Почему такой девушке вдруг пришло в голову выкинуть подобный номер? Очень уж это, казалось, не соответствовало ее характеру. Я решил, что, когда найду ее последнего мужчину, обязательно его спрошу.

Около четырех позвонил Рембек.

— Я составил новый список, — сообщил он.

— Отлично.

— Еще я проверил тех десятерых. Трое чисты, у них бесспорное алиби. А что нам делать с остальными?

— Возможно, мы сумеем еще кого-нибудь исключить, — предположил я. — Данные медэкспертизы сужают временные рамки. Все, кто сможет показать, что были в городе в течение получаса около половины второго ночи в четверг, свободны от подозрений.

— Как так?

— Отсюда до Аллентауна добираться, как минимум, час. Потерпевшая погибла между двенадцатью и тремя. Это означает, что если ее убили самое раннее в двенадцать, то убийца не мог вернуться в город до половины второго. А если ее убили самое позднее в три, то он не позже половины второго должен был выехать из Нью-Йорка.

— Минуточку, я все запишу. — В трубке некоторое время было молчание, затем снова раздался его голос: — Еще двоих можно исключить. Осталось пятеро.

— Плюс дополнительный список. Сколько в нем человек?

— Шесть. Какой я идиот, мистер Тобин, что допустил такую ошибку. Просто это наглядно показывает, как функционирует человеческое сознание. Я уже отдал приказ проверить их всех.

— Хорошо. Теперь организуйте мне встречи с теми пятью из первого списка.

— Организую. На сегодня.

— Если возможно.

— Возможно, мистер Тобин. Возможно все, что вы пожелаете.

— Ладно. Роджер Керриган входит в число этих пяти оставшихся под подозрением?

— Да. У него вообще нет алиби. Надеюсь, вы не думаете, что это он?

— Нет. Сегодня вечером он мне пока не понадобится.

— Э-э-э… Вот в чем дело, мистер Тобин… Он должен присутствовать во время ваших… собеседований. Те, м-м… кто нас контролирует, хотят знать, что происходит, какие вы задаете вопросы, и все такое прочее.

— Ничего страшного, — успокоил я его. — Я не возражаю, пускай присутствует.

— Прекрасно. Рад это слышать.

— В списке есть еще и какой-то Кэнфилд. Это адвокат, с которым я встречался у вас?

— Да, это он. Юстас Кэнфилд. Но он исключается, определенно исключается.

— Ладно. Вы говорили, что у вас есть все сведения в письменном виде?

— Они вам нужны?

— Да. Я хотел бы все материалы держать в одном месте — так удобнее.

— Хорошо. Сейчас я их подошлю. И извещу вас, когда договорюсь о встречах.

— Благодарю.

Я повесил трубку. Микки Хансел стоял у стола, разглядывая фотографии Риты Касл.

— Знаете, — произнес он, не отрывая глаз от фотографий и качая головой, — как я теперь сожалею.

— О том, что ее убили? Да, история неприятная, — согласился я.

— Ах да, да. И об этом я жалею, — сказал он.

— То есть как? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду себя, — ответил он. — Какой я болван! — Он покачал головой. — Она сама мне предлагала. Какой же я болван!

Глава 11

В пять часов вечера я отправил Микки домой, дав ему запасной ключ от моего офиса и велев явиться в девять часов утра, разобрать по папкам оставленные бумаги, отвечать на телефонные звонки и записывать все, что мне передадут, и ждать от меня дальнейших указаний.

И только сейчас, оставшись один, когда за окнами уже начало смеркаться, я почувствовал, будто немного притормозил и начал останавливаться, как если бы снял ногу с акселератора. Пока рядом крутился еще кто-то — пусть даже Микки, — я беззаботно проделывал все положенное и вообще все телодвижения, но, оставшись в одиночестве, я остро ощутил неизбежную правду и как-то сразу обмяк, устало опустился на стул, словно отыгравшая свою роль марионетка. У меня на самом деле уже не было интереса к тому, чем я занимался, как вообще давно его не было ни к чему. Я провел еще некоторое время в офисе, в мыслях о моей стене.

Роджер Керриган пришел в двадцать минут шестого и принес с собой портфель, из которого извлек рапорты на предмет допрошенных по алиби, записку Риты Касл и новый список. В его присутствии я снова оживился. Проверив список, я увидел, что Микки Хансел в него включен последним, как и Уильям Пьетроджетти, бухгалтер. Я написал Микки записку завести папки на эти имена — «кроме тебя самого», — прикрепил ее к листку с именами и положил ее Микки на стол.

Керриган, ухмыльнувшись, заметил:

— Вы прямо как заправский бизнесмен.

— Это тоже своего рода бизнес, — заметил я. — Как насчет собеседований?

— Все назначены на сегодняшний вечер с промежутками в сорок пять минут. Времени достаточно?

— Более чем.

— Все состоятся у Эрни.

— А вот это плохо, — сказал я. — Я хочу с каждым повидаться у него дома.

Он нахмурился:

— А что, есть разница?

— Есть.

— Тогда позвольте воспользоваться вашим телефоном?

Я поднялся из-за стола и уступил ему свое место, чтобы он позвонил Рембеку насчет предложенных мною изменений. Пока он этим занимался, я сел на место Микки и начал просматривать сведения, собранные по алиби допрошенных, в первую очередь тех, кого Рембек исключил. Придраться было не к чему. Повесив трубку, Керриган обратился ко мне:

— Готово. А оставшихся шестерых проверят к завтрашнему утру.

— Прекрасно.

— Я ведь тоже один из подозреваемых, не так ли? — спросил он.

— Пока — да.

— Тогда можете побеседовать со мной прямо за ужином. Первая встреча назначена на семь тридцать.

— Ладно. Только сначала докончу вот это.

Я просмотрел материал на тех пятерых, которые пока что оставались под подозрением, включая самого Керригана, утверждавшего, что в среду вечером он был дома один и смотрел телевизор: сначала — «Вечернее шоу», а потом — фильм ужасов Бориса Карлофф-Бела Лугоси «Черная кошка». Поскольку вечернее шоу закончилось в час ночи, он вполне мог уехать после него и успеть в Аллентаун в установленное время. «Черная кошка» была снята в 1935 году, поэтому ее Керриган мог видеть еще тогда, и знание сюжета вовсе не означало, что он смотрел фильм именно в среду в ночном телепоказе.

Следующим в списке был некто Фрэнк Доннер, значившийся как бизнесмен (автоматы по продаже сандвичей и напитков), который, по его утверждению, провел тихий вечер в обществе супруги и лег спать в половине двенадцатого. Спальни у них с женой разные, но я бы все равно не поверил ее словам о времени отхода ко сну, не подкрепленным доказательствами.

Далее шел Луис Хоган, работавший в профсоюзах и вернувшийся в Нью-Йорк в среду на машине из Вашингтона в два тридцать ночи. Сделать небольшой крюк и заехать в Аллентаун для него не составило бы труда.

Затем — Джозеф Лайдон, занимавшийся операциями по продаже недвижимости, заявивший, что с восьми тридцати в среду вечером до двух пятнадцати ночи был со своей любовницей у нее на квартире. Вряд ли ее можно считать надежным свидетелем, а ее слова принимать на веру бездоказательно.

И наконец, Пол Айнхорн, служащий авиакомпании, который в среду ночью в одиночку шатался по барам и не знал точно, когда вернулся домой, помнил только, что бары к тому времени уже закрылись.

В заключение я снова перечитал записку Риты Касл. Безусловно, создавалось впечатление, что записку писала смазливая куколка, как ее охарактеризовал Роджер Керриган, и я снова подумал о двух фотографиях Риты Касл, присланных Рембеком.

«Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь».