Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев Страница 13

– Ещё как! Будет репетиция «Бесприданницы». Это ужас! Потом домой хочу съездить.

Таня оторвалась от планшета.

– Думаешь, труп уже обнаружили?

– Нет, конечно! Кто его обнаружит? Но я ему звонила три дня. Вызову полицию, скажу: «Вот, смотрите – ни городской, ни сотовый не берёт!»

– Думаешь, они выломают дверь?

– Ну а как иначе?

– Ты ненормальная? Мало ли, куда мог человек уехать? Хоть на три дня, хоть на месяц, хоть на всю жизнь! Это его дело.

– Но ведь должны они как-то выяснить, жив ли он!

– Тебе ничего они не должны.

Верка возмущённо надула рот.

– Кофе мне налей, – попросила Танечка, – у тебя это хорошо получается.

– Кофе лить? – удивилась Верка.

– Да. В твоём исполнении кофе очень похож на чай, потому что ты похожа на китаянку, которая широко раскрыла глаза, увидев в нём отражение своего не совсем китайского носа.

Скрипачке стало смешно. Наливая кофе, она заметила:

– Я теперь понимаю, почему ваше радио до сих пор ещё не закрыли.

– Да? Обалдеть! Над этой загадкой ломает голову весь цивилизованный мир! Раскрой мне глаза.

– Да вы – молодцы! Вот и вся разгадка. Без вас была бы тоска.

Таня улыбнулась. "Перевал Дятлова?" – написал Сергей Александрович, – "Тебе что, интернета мало?" Она ответила: "Мало! Мне надо знать, что вы думаете об этом." Сразу пришёл ответ: "Да я ничего об этом не думаю, потому что давно уже этим не занимаюсь. Но я планирую передачу на эту тему с историками и криминалистами. Поучаствуешь? Это будет где-нибудь через месяц." Таня ответила утвердительно.

– Я частенько слушаю за рулём ночные ваши эфиры – ну, про рок-музыку, – продолжала Верка, – а разговоры про всякую там политику не люблю. Но я где-то слышала, что вы запросто приглашаете к себе тех, кого ни на телевидение, ни на другие радиостанции не зовут.

– Да, у нас бывают и представители оппозиции, – подтвердила Таня, – а передачи о классической музыке ты не слушаешь? Они тоже ночью идут, по-моему.

Верка вместо ответа скорчила рожу, которую следовало бы сфоткать для осчастливливанья детей, не принятых в музыкальную школу. Эта гримаса вызвала интерес у Танечки. За три дня проживания у неё скрипачки они впервые беседовали так долго. Все предыдущие дни Таня по утрам торопилась, по вечерам была занята. Пристально смотря на скрипачку, она спросила:

– Как можно не любить то, что делаешь лучше всех?

– Ну, уж это глупость! – скривила Верка лицо на другую сторону, – выдающимся музыкантом мне не бывать, слишком много времени упустила. И ты меня неправильно поняла. Я скрипку люблю, однако не так, как надо её любить, чтоб реально стать лучше всех. Она для меня далеко не на первом месте.

– Но почему? Ведь это – твоё!

– Я гораздо больше люблю машины, – проговорила Верка, зевая, – я лучше стала бы автогонщицей. Но ведь тут у меня совсем мало шансов! Или продюсером. Я давно хочу поступить на курсы продюсеров.

Таня, встав, стала мыть посуду. Ей было ясно, что всё это говорится назло кому-то – если не ей, то самой себе. С досадой взирая на её задницу, все нюансы которой были предательски обозначены тонким шёлком халата, Верка продолжила:

– Я никак не могу понять некоторых умных людей. Они почему-то все вдруг решили, что если я двадцать лет уродовала свои шейные позвонки вот этой херовиной – значит, на меня можно смотреть как на нечто вытесанное из камня! «Ах, ты скрипачка? Следовательно, ты должна думать так-то и делать то-то!» Ведь это бред! Бред конкретный!

Таня молчала.

– Вот взять хотя бы тех трёх девчонок, – не унималась Верка, – ну, тех, с гитарами! Ведь у них, по-моему, неплохое образование.

– Да, у двух – университетское.

– Ну, вот видишь! Им почему-то никто не навязывает шаблоны! Я вчера видела на Ютубе, как эта Настя публично трахается. Нормально?

– Ты ещё ролик с курицей посмотри.

– Смотрела уже. Офигенный ролик. Шедевр! Что она хотела этим сказать?

– Понятия не имею. И вряд ли мне удастся это понять, ведь я образована далеко не столь основательно.

– Она дура! – вскричала Верка, – как ты не понимаешь? И ничего она не хотела этим сказать! Просто видит – курица. А ну, дай, думает, засуну, потом придумаю что-нибудь! И я так хочу. Мечтаю. Прямо под камеру – схватить курицу, задрать юбку, и …

– Что мешает?

– Скрипка, что же ещё? Я потом всю жизнь буду думать, что из-за этой курицы на Ютубе меня в нормальный оркестр и не приглашают. Бедная курица! Ведь она ни в чём не виновна! А у меня реально кривая шея! Это издалека, с любой стороны заметно?

– Мозги у тебя кривые. А шея, вроде бы, идеальная.

Но скрипачка всё-таки приуныла. Телефон Тани вдруг запитюкал. Вытерев руки, она взяла его и прочла сообщение. Поглядела на Верку.

– Верочка, слушай! Ко мне через полчаса придут. Ты можешь свалить?

Верка понимающе улыбнулась. Взглянув на свой телефон, она пришла в ужас.

– Ой! Почти десять! Сегодня же репетиция! Если я опоздаю, меня убьют! Ведь там без меня – никак!

С этими словами она вскочила и устремилась в комнату, на бегу снимая футболку с портретом Дайаны Росс, в каковой футболке всегда спала. Таня вновь уселась за свой планшет. Сообщений было не разгрести. Из комнаты, между тем, доносилось ойканье вперемешку с матом и быстрым топотом голых пяток. Можно было подумать – Верка не одевается там, а бегает от зверька, который её кусает. Но вдруг она появилась совсем одетая и накрашенная вполне аккуратно. Взяв со стола телефон, спросила:

– А почему вы не приглашаете их к себе на эфир?

– На эфир? Кого?

– Ну, этих смешных девчонок.

– С ума сошла?

Вновь покинув кухню, Верка уселась на табуретку, которая возвышалась среди рядов её и Таниной обуви.

– Что надеть? Что же мне надеть? Танюха, там сколько градусов?

– Минус пять.

– Да что за дерьмо? Конец января, и всё минус пять! Надену-ка я ботинки.

Таня уже бесилась. А её гостья, осуществляя своё намерение, опять привязалась к ней с явной глупостью:

– Слушай, Танька! А олигарх, который несколько лет назад поднял хай на Путина и которого посадили чуть ли не на всю жизнь – он к вам приходил?

– Хордаковский? Да. Но я ещё в институте тогда училась.

– Ясно. А знаешь, я почему спросила? У нас в театре вот как раз в те самые годы работала одна девка, которая близко знала любовницу Хордаковского. Они вместе жили.

– Она жила с любовницей Хордаковского?

– Не в том смысле! А может, в том, я не знаю. Она у нас убиралась. Я с ней дружила чуть-чуть. Её звали Света. Да что же это такое, мать твою?

Сняв ботинок, скрипачка стала расправлять стельку.

– А ту, вторую, как звали? – спросила Таня, откладывая планшет.

– Любовницу Хордаковского? Её звали Рита.

– Дроздова?

– Да.

– И ты с ней общалась?

– Да, но не близко. А три девчонки у нас