Золотое сердце Вавилона - Наталья Николаевна Александрова Страница 13

Врать так уж уверенно, думала я, твердо стоять на своем, не меняя показаний.

– Ну, может быть, – смягчился муж. – Но ты у нее не задерживайся, приходи пораньше. Ты ведь помнишь, какой сегодня день?

– А какой? – спросила я испуганно, мысленно перебирая всевозможные праздники и годовщины.

Может, я прозевала день рождения свекрови или еще что-то столь же священное?

– Сегодня пятница! – ответил он со значением.

И тут до меня все дошло – и причина его звонка, и неожиданный интерес к моим подругам…

Все дело в том, что сегодня – пятница, а по пятницам у моего несравненного мужа запланирован супружеский секс.

Это правило он установил раз и навсегда и не допускал никаких отступлений. Где-то он вычитал, что секс раз в неделю полезен для здоровья, и эта мысль глубоко засела у него в сознании. А пятницу он выбрал как наиболее удобный день – завтра не нужно идти на работу и можно выспаться, восстановив затраченную энергию.

Так что каждую пятницу, невзирая на погоду, настроение и состояние здоровья, он требовал от меня неукоснительного исполнения супружеского долга. Думаю, что единственной уважительной причиной, чтобы отказаться от этого, послужила бы его собственная смерть. Ну, или моя, хотя тут я уже не настолько уверена.

Интересно, что, как и все другие вопросы, Виталик обсудил это с матерью и получил ее одобрение. Ну как же – ведь речь идет о его драгоценном здоровье!

Так что каждую пятницу свекровь смотрела на меня со значением и только что не инструктировала, что и как я должна делать с ее несравненным сыночком. А в субботу утром сразу же меняла постельное белье. Вот не успеешь встать утром с кровати, как она уже несется с чистыми простынями и пододеяльниками!

От одной мысли о сексе у меня заболели зубы. Больше того, меня затошнило, как часто тошнило в последнее время. Я даже огляделась в поисках лимона. Лимона, к сожалению, не было, так что я глубоко вдохнула и выдохнула.

– Ты знаешь, дорогой, – проговорила я едва слышно, – сегодня, к сожалению, ничего не получится.

– Как?! – в его голосе прозвучал чуть ли не мистический ужас, словно я сообщила ему, что завтра состоится конец света. – Как?! Но ведь ты знаешь, что по пятницам…

– Да, я помню, конечно, – поспешно перебила я его, пока он не изложил, чем именно мы занимаемся по пятницам. – Я помню, но у Зои, у этой моей подруги, высокая температура, так что мне, наверное, придется у нее переночевать…

– Кто тебе дороже – какая-то Зоя Рябинкина или…

– Но, Виталик, я не могу оставить больного человека без помощи! Она живет одна, ей даже лекарство подать некому! Вспомни, чему ты учишь школьников на своих уроках! Ты сеешь разумное, доброе, вечное! И ты хочешь, чтобы я оставила больного человека в беспомощном состоянии? Это политика двойных стандартов! И вообще, она не Рябинкина, а Желудева, Зоя Желудева…

– Не говори ерунды! – перебил меня муж. – Если для тебя наша семейная жизнь ничего не значит…

И тут в его голосе что-то изменилось.

– Ты сказала, – проговорил он испуганно, – ты сказала, что у нее, у этой твоей подруги, высокая температура?

– Ну да, – подтвердила я, почувствовав, что появился шанс отвертеться. – Тридцать девять и четыре.

Если врешь – всегда нужно врать с десятыми долями. Такая точная, уверенная ложь выглядит достовернее правды.

– Тридцать девять и четыре? – переспросил муж взволнованно. – А чем она больна?

– Понимаешь, врач пока не смог поставить диагноз. Кроме высокой температуры и ломоты в суставах, пока нет никаких симптомов. Врач сказал, что завтра картина станет более ясной, и тогда…

– Но это же может быть что-то очень заразное! – теперь в голосе мужа звучала настоящая паника. – Высокая температура, ломота… Знаешь что, пожалуй, тебе действительно лучше переночевать там. А уже завтра, когда картина определится и врач поставит диагноз…

– Да, милый, но как же наша семейная жизнь? – на этот раз возразила я, стараясь не переиграть.

– Но Антосик! – перебил меня муж. – Как ты можешь быть такой бессердечной? Твоя близкая подруга тяжело больна, рядом с ней нет никого, кто мог бы ей помочь, даже лекарства подать некому! Разве можно оставить больного человека в беспомощном состоянии? Вспомни, чему я учу детей на своих уроках!

– Ну, раз ты так считаешь, дорогой, пожалуй, я у нее действительно останусь! – и я отключила телефон, пока он не передумал.

Ну что ж, вопрос решился сам собой, и у меня совершенно неожиданно образовался свободный вечер. Мне не придется объясняться с мужем, не придется выдерживать многозначительные взгляды и намеки свекрови, не придется сдерживать приступы тошноты. Я могу просто посидеть в кресле, отдохнуть…

Старое резное кресло возле окна как будто приглашало меня. Я опустилась в него, кресло уютно скрипнуло, и я почувствовала покой, покой и свободу…

Машинально протянула руку к этажерке, взяла с нее первую попавшуюся книгу.

Книга была без обложки, без начала и конца. Текст начинался прямо с середины фразы:

…Огненная колесница солнца выкатилась на небосвод и озарила своим сиянием долину Исса. В этот день эту безлюдную обычно долину трудно было узнать. Две огромные армии расположились по сторонам неширокой речки Пинар, окрасив ее выжженные солнцем берега пурпуром, багрянцем и лазурью своих одежд, грозным сверканием испытанных в схватках боевых доспехов.

По левую сторону реки выстроилась в боевом порядке армия Александра.

Сам полководец находился на правом фланге во главе отряда гетайров – отборных тяжеловооруженных всадников, знатных македонцев и греков, составлявших его личную гвардию. В сверкающих на солнце бронзовых доспехах, вооруженные кривыми мечами – махайрами, гетайры выглядели грозно и величественно, словно каждый из них был воплощением бога войны Ареса.

Кроме двух тысяч гетайров, на правом фланге македонской армии стоял отряд щитоносцев, три тысячи отборных пехотинцев под командой Никанора, легкая кавалерия, критские лучники и пехота из числа союзных варваров.

Левый фланг занимала тяжелая фессалийская конница и конница греческих союзников, за ними выстроились фракийские и иллирийские пехотинцы.

В центре македонской армии стояла знаменитая фаланга, ощетинившаяся длинными копьями – сариссами, как огромный смертоносный еж. Здесь было восемь полков – девять тысяч македонцев и десять тысяч греков.

На другом берегу реки стояла армия персидского царя.

В отличие от стройного, геометрически правильного построения македонцев, персидская армия казалась морем – беспорядочным и безбрежным. С персидского берега доносились ржание коней и рев верблюдов, гортанные крики их погонщиков, скрип тысяч повозок и телег и крики воинов разных племен и народов.