Завещание красного Сен-Жермена - Екатерина Барсова Страница 13

небо, сощурившись. Смотреть на небо было его любимым занятием. Оно никогда не утомляло его: то светлейшее, с налетом прозрачного перламутра, сквозь которое оно просвечивало как окно в другой мир, то веселое, яркое, с пышными итальянскими облаками, то грозовое и темное – торжественное в своей сумрачности. Наверное, он мог бы писать поэмы о небе, если бы захотел…

В пятнадцать лет случилось событие, которое перевернуло его полностью и которое он помнил до сих пор – настолько оно было ярким, запоминающимся. Это было, когда он увидел, как летает Харитон Славороссов из России. Славороссов ездил с показательными авиперелетами по Европе и так попал в Фииуме, где его и увидел Ричард Бертони во время исполнения петли Нестерова и – впервые в мире – трюка с пролетом под мостом. Когда он увидел выступление Славороссова, то навсегда заболел авиацией. Ему казалось, что смелая большая птица рассекает небо. Он завороженно смотрел за полетом Славороссова, а через год отец подарил ему аэроплан. Но вскоре началась война…

Он перевел взгляд на стоящего рядом человека, внука знаменитого мариниста Константина Арцеулова.

– Здесь удивительные потоки. Просто идеальная находка для парящих полетов. Можно объездить весь мир, но таких условий больше нигде не найти. Нам повезло, что такое место есть в Крыму. – Константин Арцеулов, внук знаменитого художника Айвазовского, с жаром говорил эти слова.

Он посмотрел на Арцеулова с легкой улыбкой.

Константин был человеком, по-настоящему болеющим авиацией. Как и он. Как и другие, что собрались здесь, под Коктебелем, чтобы организовать школу полетов. Они мечтали о небе, о том, чтобы покорять новые высоты и строить новые модели аэропланов, самолетов…

– Я сразу понял, что это место особенное, – продолжал Арцеулов. – Еще в восьмом году я приехал в Щебетовку, где жила моя мать. Из-за болезни мне пришлось оставить учебу в морском кадетском корпусе в Петербурге. Тогда я решил поступать в академию художеств. Гены как-никак. – И здесь уже улыбнулся Арцеулов. – Дед был бы рад. Я наблюдал за парящими птицами и мечтал сделать таким же планер – чтобы он парил в небе свободно. Как птицы. Без устали я бродил по горам восточного Крыма и наблюдал за полетом грифов. И заодно искал место для опытов с планером. И вдруг почувствовал, что моя болезнь и утомление словно отошли на второй план.

– Так и бывает, – тихо сказал Бертони. – Когда увлечен любимым делом – забываешь обо всем. Становится уже не до этого. Забываешь есть, пить…

– Да. Это так… И вот однажды мое внимание привлек Узун-Сырт. Его длинный хребет простирается между двумя долинами. Таким образом, создается великолепное препятствие, барьер для ветров и морских бризов. Здесь возникают устойчивые восходящие потоки обтекания. Я запомнил это место. Оно время от времени вставало в моей памяти. Казалось, я мог его нарисовать в любую минуту. И уже позже, в 1916 году, когда я был начальником истребительного отделения Качинской авиашколы, я прилетел в восточный Крым на своем самолете фирмы «Ньюпор» и с воздуха внимательно осмотрел места, которые могли быть удобными для парящих полетов. И эта гора Узун-Сырт, по моему мнению, лучшая. Я и сейчас так считаю.

Бертони с интересом смотрел на Арцеулова. Он нравился ему. Только подумать, как причудливо природа проявляет себя в последующих поколениях. Дед – знаменитый маринист Иван Айвазовский, столько сделавший для родного города Феодосии. Он был в картинной галерее. Какая сила владела художником, когда он рисовал море – бесконечно изменчивое, причудливое и вдохновляющее?.. Оно нигде не повторялось на картинах. Везде было разным. А его внук стал летчиком, его манит к себе другая стихия – небо. А не море.

– Наш Макс тоже испытал воздушные потоки на этой горе.

– Да. Мы шли с вами, Костя, из Коктебеля в Феодосию пешком, и вы рассказали мне о восходящих потоках, о том, что здесь, в этом месте, получается удивительное парение. Вы предложили мне подняться на гору. – Макс говорил громко, радостно. Его круглое лицо сияло от восторга. Чувствовалось, что эту историю он рассказывал не в первый раз. И каждый пересказ рождал чувство радости, сопричастности сделанному открытию. – Мы поднялись сюда. Это же волшебные места.

И поэт пророкотал:

В мирах любви неверные кометы,

Сквозь горних сфер мерцающий стожар —

Клубы огня, мятущийся пожар,

Вселенских бурь блуждающие светы

Мы вдаль несем… Пусть темные планеты

В нас видят меч грозящих миру кар, —

Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,

Плащом ветров и пламенем одеты[3].

Я знал, знал, что здесь тайна, которую еще предстоит разгадать. Мы поднялись…

– Я предложил вам бросить шляпу, – вставил Арцеулов.

– Я подбросил ее в воздухе, а она не упала вниз, на землю, как должно было бы быть. Нет, вопреки всем законам физики, она поднялась вверх, перелетела через наши головы и упала позади нас. Моя шляпа войдет в историю. – И поэт залился смехом. – Я был в восторге.

– Вы хлопали в ладоши.

– Да, да…

Бертони вспомнил, как решался в 1923 году вопрос о первых Всесоюзных планерных испытаниях. Споры и жаркие дискуссии о том, где их нужно проводить, проходили в Боткинской больнице. Именно там лежал Константин Арцеулов, получивший травмы при летных испытаниях. У него была сломана нога и раздроблена рука. Вот там Арцеулов и рассказал о том самом месте, которое поразило его воображение еще в 1908 году. Было решено провести испытание планеров в Коктебеле. Там же, в больнице, был создан организационный комитет, а Арцеулова выдвинули на пост при нем.

– О чем вы задумались, Ричард? – тихо спросил Арцеулов.

– Я думаю о вековой мечте человечества – летать. Об этом мечтал еще Леонардо да Винчи. Он был первым из ученых, кто основательно приступил к этой теме. И он тоже наблюдал за полетом птиц. Он придумывал аппараты с машущими крыльями – орнитоптеры. Гений… – Бертони перевел взгляд на горы. – Гений, опередивший века. Он также проектировал парашют и вертолет. Но к сожалению, Леонардо не опубликовал в свое время эти проекты, поэтому о них не знали. И только спустя века человечество снова стало заниматься летательными аппаратами вплотную.

– Почему же он не познакомил своих современников с этими выдающимися разработками?

– Думаю, что он понимал: его разработки опередили время. Они как бы законсервировались в вечности, чтобы послужить человечеству уже на новом витке истории.

Внезапно поэт взмахнул рукой и пророкотал:

Мы ищем лишь удобства вычислений,

А в сущности не знаем ничего: