БОМЖ - Роман Феликсович Путилов Страница 13

В своей барачной комнате я сковырнул с трофейного пистолета латунную табличку «Олегу Анатольевичу Князеву за успехи в борьбе с преступностью». Кто наградил героя, табличка скромно умалчивала, вполне вероятно. Что сделал он это самостоятельно, не надеясь на милости государства. От удостоверения капитана милиции я избавляться не стал, спрятал его в коридоре, под половой доской. Мало ли, вдруг еще пригодится, ведь у меня впереди столько планов.

Глава 6

Глава шестая.

Обретение себя.

Июль 1993 года.

Локация — Окружной госпиталь.

Олега, как героя, пострадавшего от бандитской пули, слегка пожурили, за утрату оружия и служебного удостоверения, но отнеслись с пониманием к внезапности нападения, и, к великому облегчению старшего опера, отправили на «скорой» не в больницу МВД, где, по слухам, квалификация врачей оставляла желать лучшего, а в окружной военный госпиталь, где огнестрельные ранения были не такой редкостью.

И теперь он лежал в одноместной палате, глядя на свою вывешенную на крашенных, страшного вида, железяках, ногу, обколотый «обезболкой»

(оплачено рублями, но по курсу СКВ), скучал, в ожидании, пока дура –жена притащит судки с едой. Казенную пищу Олег не принимал, сильно местная кухня воровала из бачков пациентов.

Дверь палаты внезапно распахнулась и в помещение без стука или уставного «Разрешите?», ввалилась нескладная фигура с светло-коричневом, потертом халате, в котором по госпиталю передвигались солдаты срочной службы из числа больных.

Поняв, что это не супруга с долгожданным обедом, Олег равнодушно отвернулся к окну — очевидно, что доходяга-рядовой прибыл убрать в палате, вымыть пол или выполнить еще какое сознательное и созидательное действо — администрация госпиталя считала, что физический труд выздоравливающих «срочников» являлся главным стимулом для их скорейшего выздоровления.

Но, вместо ожидаемого шарканья, намотанной на деревянную швабру, тряпки из мешковины по полу, Олег услышал чужое дыхание над ухом, а потом его что-то легко-кольнуло в шею.

— Скучал? — Олег не видел, какой острый предмет упер в его шею склонившийся над ним тип в солдатском халате, но ощущения были неприятные и опасные.

— Теперь говори, за что вы меня убить пытались? — зловещий шепот в самое ухо заставил Олега сильно скосить глаза на вопрошающего и тут он, несмотря на острое жало около беззащитной шее, вздрогнул.

— Громов? Ты, сука, живой?

Локация — второй этаж окружного госпиталя, военный городок.

— Громов? Ты, сука, живой? — несмотря на лезвие ножа, упертое в шею, бледное, но все еще симпатичное лицо, Олега Князева исказилось ненавистью: — Ты же сдох, мне Вареник сказал!

Громов? Какой Громов?

Я немного опешил, отведя острие лезвия от горла раненого, и он этим воспользовался. Отпрянув на противоположную сторону кровати, Олег набрал воздуха и собрался орать, а я, как дурак, поддался первому порыву и зажал ему рот ладонью.

Вас часто кусали собаки? Поверьте, это очень — очень больно. Вот и сейчас мою кисть с остервенением жевал какой-то бульдог, да так, что я сам был готов заорать. Пилить шею, привязанному к растяжке, Олега я не хотел, на хрен нужен герой, погибший в неравной схватке с преступниками, а обязательного по любому фильму про раненых героев, кувшина с букетом на прикроватной тумбочке, я не видел, поэтому, навалившись на кусающегося и брыкающегося подо мной, Олега я шарил взглядом по, практически пустой, небольшой кровати. Единственное средство усмирение, могущее мне помочь, была, покрытая бледно-желтой, местами облупленной эмалью, утка, стоящая под кроватью, до которой я сумел дотянуться.

Кровь из носа брызнула с первого удара, Олег от неожиданности забыл, что только что хотел орать. Вторым ударом я отправил страдальца в нокаут — его глаза закатились, а черты лица обмякли. Наскоро обтерев спасительный сосуд полотенцем в местах, где могли остаться мои отпечатки пальцев, я вышел из палат, плотно прикрыв за собой дверь и, низко склонив лысую голову, торопливо двинулся в сторону лестницы, ведущей вниз — прыгать из окна второго этажа здания госпиталя было высоковато.

Бросив старый халат в какую-то темную кладовую, я прошел мимо равнодушного дежурного сержанта в холл, где сидело несколько посетителей вперемежку с выздоравливающими, после чего вышел из госпиталя и двинулся к будке КПП военного городка — на его территории жили семьи офицеров и прочего военного люда, поэтому солдаты у ворот стояли для блезиру, контролируя только проходящий автотранспорт.

Покинув территорию войны, в дошел до улицы Поэта-фронтовика, где одел на голову бейсболку, маскирующую мою лысину, сел на скамейку и задумался — идти мне было особо некуда, в мое временное жилище я проникал только в темноте, в таком случае, какая разница, где сидеть думать, главное, что не в окрестностях железнодорожного вокзала, где, я подозреваю, меня настойчиво ищут.

Мимо меня, тяжело отдуваясь, прошла полноватая брюнетка лет тридцати и что-то меня подбросило со скамейки — у меня хорошая память на лица, зачастую я помню, что видел человека, но долго и мучительно не могу вспомнить где и когда я видел это лицо. Вот относительно этой брюнетки я уверен, что я ее видел, и кажется… кажется даже танцевал с ней. Почему-то она хорошо вписывается в картинку с зеленой елкой и длинным столом, уставленным тарелками, бутылками и фужерами и это точно не чей-то дом.

Брюнетка между тем, упорно, как муравей, шла в сторону автобусной остановке, неся две, явно тяжелые, сумки. Я ускорился, почти догнал девушку, когда она обернулась.

— Ой здравствуйте. А вы тоже к Олегу заходили?

Я кивнул, ведь это была правда.

— Позвольте я вам помогу. — я подхватил увесистые пакеты, в которых виднелись укутанные в одеяла кастрюли.

— Вы забавная. Все в больницу еду несут, а вы — наоборот.

— Я бы с вами посмеялась, если бы не так сильно устала. Еле дотащила до госпиталя еду для мужа, а меня не пустили, сказали, что на этаже Олега карантин.

— Вы меня простите…

— Меня Олеся зовут. Мы с вами в кафе, на новогоднем вечере знакомились, но я, простите, тоже не помню, как вас зовут.

— Меня Коля звать.

— Смешно. Но вы не Коля, я точно помню, что вы другим именем назывались. С вами еще девушка худенькая, светленькая была, наверное, жена ваша. Я еще помню, как я ей позавидовала — фигурка, как статуэтка, не то, что это…- девушка с досадой хлопнула себя