Наталья Калинина - Секрет черной книги Страница 14

Машина куда-то свернула и сбавила скорость, а затем, проехав участок по плохой дороге, остановилась.

– Приехали, – буркнул тот, что сидел справа, открыл дверь и вытащил Веру наружу. Ее втолкнули в какое-то помещение, в котором смешались запахи пыли, сырости, гнили и почему-то ладана, и наконец-то сдернули повязку с глаз.

Оценить обстановку комнаты Вера не смогла из-за темноты, которая была бы идеальной, если бы не небольшое пятно света от фонаря, поставленного на бетонный пол возле табуретки. Похоже, в помещении не было окон или же они оказались плотно зашторенными. При виде такой обстановки ей по-настоящему стало страшно: что с ней собираются делать?!

– Садись! – толкнул ее в сторону табуретки один из сопровождающих. Вера споткнулась и чуть не упала.

– Потише, потише, не покалечьте девушку! – неожиданно раздался из темного угла бархатистый голос с вкрадчивыми, словно кошачье мяуканье, нотами. – Она не пленница, а наша гостья!

– Гостей не похищают, а приглашают! – зло бросила Вера в темноту – туда, откуда доносился голос. Похоже, этот «человек-невидимка» тут главный. В ответ раздался тихий смешок.

– Простите, дама. В следующий раз вас пригласим. Если будете вести себя разумно, конечно. Вы присаживайтесь, присаживайтесь. У нас намечается беседа, приятная или нет – зависит от вас.

Вера промолчала. Все напоминало кадры из фильма, но никак не реальность. Только, похоже, этот фильм начался не сегодняшним утром, а днями раньше. Чувствовала она себя очень неуютно, и даже не потому, что ее обступили с трех сторон амбалы с «пушками» на поясах, а потому что сидела в этом освещенном пятне, открытая, как на ладони, а тот, кто с ней разговаривал, оставался в темноте.

– Нас интересует: насколько вы были близки с Валентиной Кузьминичной? Так, кажется, звали вашу подопечную? – задал первый вопрос «невидимка» все тем же вкрадчивым голосом.

Вера тихо перевела дух: ну что ж, хоть стало понятно, в каком направлении потечет «беседа».

– Настолько, насколько могут быть близки жительница пансионата и медсестра, там работающая, – отрывисто она ответила.

– А нам думается, что между вами установилась некая особая связь, – ласково продолжил неизвестный. Из угла послышался шорох, словно мужчина сделал вперед шаг, но однако же так и не вышел на свет.

– Например, ваша напарница, очень приятная девушка… Валентина?

– Алевтина, – поправил один из тех, кто привез Веру.

– Прошу прощения, Алевтина. Так вот, Алевтина была так любезна, что рассказала нам, что Валентина Кузьминична питала к вам особую любовь и даже специально попросила вас вызвать незадолго до своей смерти. Никого больше, даже сына родного.

Вера в негодовании сжала кулаки: похоже, все ее сегодняшние неприятности из-за того, что болтушка Алевтина готова сплетничать с кем угодно. Разборчивостью не отличалась никогда, лишь бы рядом оказался благодарный слушатель. Высказать бы ей все, да нельзя из опасений навредить себе еще больше: Алевтина разболтает о Вериных «приключениях» опять кому попало.

– О чем вы разговаривали с Валентиной Кузьминичной?

– О погоде, – отрезала Вера.

– Ай-ай-ай, – ласково, как нашкодившего ребенка, пожурил ее неизвестный. И вдруг из его голоса исчезли вкрадчивые нотки и появилась режущая сталь: – Что тебе дала старуха? Отвечай, или не выйдешь отсюда!

– Телефонную книжку, – ответила Вера, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойней. Про телефонную книжку эти знают, сами же ее и украли, так чего скрывать?

– А еще?

– Больше ничего.

– Врешь!

– Никогда не умела.

– А ты смелая, – произнес вдруг с неожиданным восхищением человек-невидимка. – Смелая… Ну, хорошо. А она тебе не сказала ничего такого… важного?

– Знаете, все слова Валентины Кузьминичны мне теперь кажутся важными, так как были последними. Вы скажите уж прямо, что вас интересует. А то я устала. Вы-то, может, всю ночь отдыхали, а я работала.

Кажется, она переборщила со своей бравадой, потому что к ней тут же угрожающе шагнули бравые молодцы, и один из них сделал характерное движение, будто собирался выхватить пистолет. Вера испуганно втянула шею, и следом за этим из темноты рявкнули:

– Назад!

Охранники, будто верные псы, отступили на шаг, но Вера чувствовала исходящую от них угрозу так явно, будто резкий неприятный запах.

– Хорошо, я вам, Вера, скажу. Понимаете, у Валентины Кузьминичны находилась одна вещь. Безделушка, но другой человек хочет получить ее, так как считает своей. А мы подозреваем, что старуха могла отдать ее вам.

– Она мне не давала ничего, кроме записной книжки.

– Хорошо, – задумчиво произнес человек. – Допустим, я вам поверю, но если вы нас обманываете… Знаете, что случается с обманщиками? Они попадают в нехорошие истории, из которых уже не возвращаются. А вы такая молодая…

Его угрозы, произносимые опять медовым тоном, прервал звонок. В том углу, где находился невидимка, мелькнуло небольшое пятно света от мобильного телефона. Вера понадеялась, что поднесенный к уху телефон осветит лицо ее «собеседника», но просчиталась.

– Слушаю!

Судя по его тону, позвонил кто-то вышестоящий. Вера навострила уши, но человек произнес лишь две фразы:

– Уверяет, что ничего нет. Похоже, что это так.

Опять наступила пауза, потому что человек слушал новые указания, и Вера напряглась: вдруг «невидимка» получит приказ выбить из пленницы «правду» силой? Обидно то, что она и правда не имеет понятия, о чем идет речь.

– Ну что ж, дорогая наша гостья. Сегодня вам, можно сказать, повезло. Вас велели отпустить. Возможно, что мы вас еще пригласим. И если вы нас обманываете или обманете, имейте в виду, вежливыми мы уже не будем. Ты поняла?

Последнюю фразу, резко перейдя с вежливого «вы» на фамильярное «ты», человек уже не пропел, а прорычал, так, что Вера вздрогнула.

– Секир-башка тебе будет, – захихикал один из охранников, и на этот раз его шеф не стал его одергивать.

– Отвезите ее домой, – раздался новый приказ. И когда Веру, вновь с завязанными глазами, выводили из помещения, она услышала полетевшую ей в спину новую угрозу-напоминание:

– Запомни, девонька, мы к тебе будем наведываться. И если что от нас скроешь… В полицию, кстати, обращаться бесполезно. Тебе там не помогут. Будь, в общем, благоразумной!

V

– Ну и как им можно поручать что-то ответственное? А, Мефистофель?

Черный кот, дремавший на коврике возле разожженного камина, лениво приоткрыл один глаз и опять сделал вид, что спит. Впрочем, судя по тому, что он едва заметно дергал ухом, все же прислушивался.

– Они так нас под монастырь подведут. А нам это совсем не надо, правда, Мефистофель? Хотя какой с нас спрос?

Кот опять приоткрыл глаз, словно в знак согласия, и фыркнул. Легкое брюзжание не раздражало его, наоборот, убаюкивало. Ему было уже немало лет, и он привык к этому ворчанию, так же как к вечернему лакомству в виде нежной утиной печенки или паштета из крольчатины. И если бы однажды не услышал голоса, почувствовал бы себя потерянным и заблудившимся. Помнится, когда-то, когда он был совсем молодым, едва услышав знакомые интонации, откликался радостным мяуканьем и выбегал навстречу. Сейчас же, будучи уже ленивым немолодым котом, Мефистофель реагировал на хозяйский голос чаще всего лишь подергиванием уха.

– Безмозглые неумехи, одним словом! Никакой тонкости в работе, никакого искусства. Рубят грубо, словно топором! Ну вот, скажите, неужели так трудно выполнить простое задание? А? Как ты считаешь, Мефистофель?

Кот согласно чихнул.

– И я так считаю. Ничего эти ребята не умеют. Тем более – следы заметать.

Мефистофель услышал шуршание, которое ему тоже было знакомо: такой звук издают перелистываемые газетные страницы. А затем раздался легкий шлепок: это сложенная газета упала на столешницу.

– Говорю же, безмозглые! Или просто-напросто ленивые.

В голосе зазвучали уже откровенно сердитые нотки, и кот встревоженно открыл глаза: хозяйский гнев хоть и не имел к нему никакого отношения, но звучал неприятно. Дремать под такой режущий «фон» становилось совершенно невозможным.

– А, Мефистофель, как ты считаешь?

У него на морде, там, где росли усы, пробивалась седина, и в переводе на человеческий возраст ему было уже за девяносто, он прожил довольно легкую и сытую жизнь, поэтому вся его кошачья стариковская мудрость сводилась к тому, чтобы правильно угадывать хозяйские настроения и интонации в голосе. Быть приятным компаньоном – большего от него и не требуется. И за все свои «человеческие девяносто» он научился различать в голосе малейшие оттенки. К этому возрасту его зрение, как и обоняние, сильно ухудшились, а вот слух оставался по-прежнему острым. Вот и сейчас Мефистофель различил по едва заметной интонации, что вопрос, который очень часто звучал как риторический (хозяйская привычка – «советоваться» с ним по любому поводу!), на этот раз прозвучал так, словно от него действительно ждали ответа. И он тихонечко мяукнул, явив умильному взору, обращенному на него, нежный розовый язык и нёбо.