Анна Малышева - Кровь Луны Страница 14

– Но у вас же есть, наверное, какие-то родственники, – предположила Катя, оглядывая стены, оклеенные блеклыми обоями в мелкий цветочек. В общем, комната производила унылое впечатление, а развешанные повсюду пейзажи арбатского изготовления заставили девушку поежиться. Попадая в гости, она всегда пыталась составить представление о хозяевах, изучая интерьер, и в данном случае могла сказать, что эта комната не несла на себе абсолютно никакого отпечатка личности своей обитательницы. «Мамина комната» могла с тем же успехом быть и «папиной», и «бабушкиной», а вернее всего, вообще ничьей. В ней ночевали, но не жили, ее обставили, но не сумели украсить, ею обладали, но ее не любили. Лариса перехватила критический взгляд гостьи и, словно прочитав ее мысли, быстро пояснила:

– Мама не выносит безделушек, говорит, сложно убираться, много пыли. Знаешь, она вообще мало собой занимается, больше работой.

– Да я же ничего не сказала! – Катю удивила эта проницательность. Вообще, ее новая знакомая производила на нее все более сложное впечатление. «В любом случае с ней надо держать ухо востро!»

– Но ты подумала, я по глазам поняла! – настаивала Лариса. – И правильно, я сама не в восторге от этих жутких картин! Но это папа рисовал.

– А он…

– Умер восемь лет назад, – девушка подошла к окну и плотно задернула шторы. – Мне было четырнадцать, Вике двенадцать. Представляешь, каково маме пришлось? Денег папа не оставил, продать было нечего – ни машины, ни дачи… Вот – все, что видишь. Родственники, говоришь? А где они были, когда мы после папиной смерти без гроша остались? Кто помог? Пошли они к черту! – И без перехода, совсем другим тоном предложила: – Пойдем, покажу тебе Викину комнату.

Катя молча последовала за ней. Комната погибшей девушки с полным правом могла называться «маленькой». В ней было не больше десяти метров, впрочем, обстановка тоже оказалась немногочисленной. Широкая, с виду двуспальная кровать, застеленная ярким атласным покрывалом, шкаф для одежды, пушистый ковер на полу – это было все, если не считать трюмо. Оно занимало целый угол, и было ясно, что именно перед ним проводила большую часть времени бывшая хозяйка комнаты. Десяток баночек с кремами, в которых кожа Вики вовсе не нуждалась, ворох косметики, профессиональный фен, щипцы для завивки, накладные локоны разного цвета, рассыпанная по столешнице пудра и устойчивый запах сладких духов – все говорило о том, что девушка уделяла пристальное внимание своей наружности. «Хотя при ее данных она могла вообще не краситься и не причесываться, все равно била бы наповал! – Катя продолжала рассматривать косметику на полочках трюмо. – А тут такой арсенал, будто ей лицо надо было с нуля рисовать каждый раз…» Эту комнату, в отличие от первой, явно пытались украсить и сделать уютной. На окне висели шторы из розоватой пышной органзы, на дешевенькой люстре покачивались многочисленные колокольчики, долженствующие приносить в дом счастье, в изголовье постели разместились мягкие игрушки – сплошь тигрята разных размеров и расцветок. Эти инфантильные попытки свить гнездо наводили на мысль, что обладательница внушительного трюмо еще не осознала себя взрослым человеком. «То ли будуар, то ли детский сад!»

– Тигров собирала, потому что по году она Тигр, – с непонятной улыбкой пояснила Лариса, до сих пор молча оглядывавшая комнату сестры. – Думала, они ей счастье принесут. И колокольчики эти для счастья, и талисманы она всегда при себе носила – один на шее, другой в сумочке, третий в кармане. Представляешь, по почте откуда-то выписала! Ей что хочешь можно было внушить, она бы живую жабу в рот сунула, если бы ей сказали, что она приносит удачу.

– Она училась где-нибудь, работала? – Кате вдруг показалось, что в маленькой комнатке нечем дышать. От запаха сладких духов ее мутило. – Неужели восемь классов и все?

– Все! – подтвердила Лариса. – Да и там-то еле тянулась, одно горе! Я все вечера с ней просиживала, старалась хоть как-то натаскать, чтобы не позорила меня в школе! А она, как только отвернусь, – шмыг в дверь и уже на улице гоняет с парнями! Это я первая сказала маме – нечего Вике делать в старших классах, в МГУ все равно не поступит, а за прилавок и с такими знаниями встать можно. Правда, – усмехнулась девушка, – за прилавок-то наша графиня как раз не встала. Не захотела. Это для нее оказалось слишком примитивно, да там же и работать надо!

– Что же – Вика вообще не работала?

– Да так, от случая к случаю… – Лариса произнесла это с явной неохотой. – Когда у нее было настроение.

– Что же это за работа такая? – недоверчиво поинтересовалась Катя. – По контракту?

– Какой там контракт! – фыркнула та. – Одни фантазии! Она околачивалась в ночном клубе, танцевала с посетителями, а заведение ей за это платило какие-то гроши. Ну, и уж конечно мечтала о сцене, считала, что у нее голос есть и когда-нибудь она прославится… Бред, конечно!

– А как же ваша мама с ее строгими принципами смотрела на такую работу? – изумилась девушка. – Или я чего-то не понимаю?

– Да мама ничего не знала! – отмахнулась Лариса. – Я помогала Вике следы заметать, она врала, что стоит на кассе в ресторане быстрого питания с восьми вечера до полуночи. Конечно, при таком графике она должна была получать копейки, ну мама и не спрашивала ее насчет денег. Целый год мы так маскировались.

– Как же мама не догадалась?

– А каким образом она могла что-то узнать? – возразила Лариса, плотно закрывая дверь в комнату сестры. – По ресторанам мама не ходит, трудовую книжку все равно бы не увидела, раз она в отделе кадров, ну а проверять у нее нет ни времени, ни сил… И потом я же говорила ей, что у Вики все в порядке. Мама только переживала, что она поздно возвращается, но потом привыкла. Мы врали, что их с работы развозит служебный микроавтобус.

– А если бы с Викой что-нибудь случилось в этом клубе? – Катя никак не могла опомниться от услышанного. Такое рискованное и громоздкое вранье изумило ее. – Как ты могла ее покрывать? Тебе что, было все равно, чем занимается сестра?

– Если бы я не согласилась ее поддержать, было бы только хуже, – после краткой паузы проговорила Лариса. – Она, правда, была жуткой трусихой, но если уж ей чего-то хотелось… Вика все равно удирала бы в свой клуб, мама хваталась бы за сердце, а виновата во всем была бы, конечно, я.

– Ты-то почему?!

– Потому что я – это я, – с горечью ответила девушка, открывая перед гостьей дверь кухни. – Ну, вот и весь наш дворец. Тесно, правда?

– А где же ты спишь? – Катя с удивлением осмотрела крохотное шестиметровое помещение, в которое были втиснуты плита, холодильник, обеденный уголок и несколько навесных шкафов. На холодильнике стоял телевизор, на разделочном столе – микроволновая печь, электрический чайник и соковыжималка. Места было так мало, что, стоя у плиты, можно было без труда достать любую вещь, расположенную в кухне, не сделав при этом ни единого шага, просто протянув руку.

– Да вот, на диванчике, – Лариса по-хозяйски пнула потрепанный угловой диван, обитый потертой красной материей. – А утром постель к маме в шкаф уношу. И одежда моя тоже там, у нее.

– Но как же… Здесь?!

– Не веришь? – Не успела Катя опомниться, как та скользнула в щель между столом и диваном и ловко улеглась, растянувшись на плоских красных подушках. – Смотри, я как раз помещаюсь. Больше и не нужно, я ведь не очень длинная!

Катя лишь покачала головой, глядя на худенькую девушку, ютившуюся на ложе, явно не приспособленном для спанья. Деланная улыбка, которой Лариса сопровождала эту демонстрацию, только укрепила Катю во мнении – не всегда стоит буквально воспринимать то, что говорит ее новая знакомая. «Она будто бравирует тем, что находится в таком приниженном положении! Спит на кухне, будто какая-то бедная родственница, которая остановилась у них на два дня проездом… А эта ее фраза – „потому что я – это я!“. Она дает мне понять, что в семье ее не ценили и не любили, вот о чем ей хочется говорить… А вовсе не о смерти сестры!»

– Ну, теперь-то ты перейдешь в комнату Вики?

Катя никак не ожидала, что этот простой практический вопрос, который она задала без всякой задней мысли, вызовет такую реакцию. Лариса резко села, задев локтем стол, и взглянула на гостью со смешанным выражением злобы и недоверия. В этом взгляде было так много волчьего, что девушка невольно отшатнулась к двери. В следующее мгновение Лариса уже стояла, агрессивно подавшись вперед, словно готовясь начать драку:

– На что ты намекаешь?!

– Я?! Намекаю?! – ахнула Катя. – Я просто спросила…

– Нет, ты хочешь сказать, что мне ее смерть была выгодна! Что я рада, потому что комната освободилась!

– Да у меня и в мыслях такого не было, – честно ответила девушка. В самом деле, хотя Катя настороженно относилась к излияниям своей новой знакомой и не чувствовала к ней особой симпатии, она была далека от того, чтобы предположить в той корыстный интерес. Эта вспышка самобичевания доказывала лишь одно – в семье Лариса была изгоем, остро чувствующим свое унижение. – Не приписывай мне, пожалуйста, своих комплексов! Ничего постыдного нет в том, что ты теперь займешь ее комнату! Это будет правильно, и никто тебя ни в чем не обвинит!