Евгения Михайлова - Исповедь на краю Страница 14

– Что объяснял-то?

– Ну, что она сама пришла. Узнала, что он дома один, и без спросу явилась.

– Но она имела на то основания?

– Он говорит, пару раз встречались. Спали, конечно. Вроде бы он о ней толком ничего не знает. Случайное знакомство.

– А адрес свой зачем дал?

– Говорит, не давал. Сама узнала. Но, знаешь, я особенно следствие не проводила. Сначала стала гнать его. Но куда он пойдет? У него родители живут в деревянной халупе в селе Тайнинское. Очень бедная семья.

– Значит, ты решила, что он останется с вами.

– Решила. Двое детей все-таки. Отец он хороший. Мне бабы на работе говорили: с кем не бывает. Он хотя бы раскаивается, отрекается от этой девки, прощения просит…

– А ты ее до этого или после не видела?

– Точно нет. У нее запоминающаяся внешность. Длинные светлые волосы, серебристые даже. А глаза, кажется, темные. Худенькая, длинноногая.

– Значит, ты в вечер накануне убийства решила, что это она звонит?

– Нет, не именно она. Я подумала: опять началось. Испугалась, что он снова домой приведет. Такая идиотская мысль. Думаю, Маринку зачем-нибудь из дому отправит, а девицу притащит.

– И ты поэтому прибежала.? Вера, ты у Олега не спрашивала, ну, уже потом, с кем он в тот день встретиться должен был, где, утром или вечером?

– Я же объясняю, у него спрашивать бесполезно. Если не хочет, можно утюгом его пытать, не скажет.

– Полагаю, утюгом ты не пробовала. Но вообще-то ситуация настолько у вас обострилась и обнажилась, что у тебя есть право задать такой вопрос и получить ответ. Ты понимаешь, что должна была об этом следователю рассказать? Это важное обстоятельство не вашей личной жизни, а уголовного дела, следствия. Я не говорю, что их встреча имела отношение к самому преступлению. Но обстановку воссоздать помогла бы. Может, есть какая-то свидетельница, которую из-за вашего молчания не нашли.

– Вообще-то, да. Я, пожалуй, так ему и скажу: либо мне все говори, либо следователю. Пойду. Я зайду к тебе потом, расскажу.

Вера засобиралась и вскоре ушла. Дина задумчиво крутила на столе бокал на длинной ножке. Тяжелый парень этот Олег Федоров. Из-за подобных заморочек в характере у таких людей голова работает с большими перебоями. Дина набрала номер телефона, который был записан у нее на бумажке.

– Это автостоянка? Скажите, пожалуйста, Олег Федоров сегодня работает? Отпуск? На неделю? Значит, когда он выходит? В понедельник? Спасибо. Кто говорит? Родственница. По линии первой жены его дедушки.

Джон Фортмен пил кофе в гостиной и читал свежие газеты. Иногда он поднимал глаза и, пряча улыбку, ласково следил взглядом за тоненькой фигуркой, живописно укутанной в большое полотенце. Наташа босиком, с мокрыми распущенными волосами грациозно ступала по комнатам и рассматривала картины на стенах, вазы на столах с восхищением ребенка и любопытством зверька.

Джон был трижды женат и столько же раз разведен. Все его бывшие жены – модели. И он считал это чистой воды совпадением, потому что особого пристрастия к представительницам сей профессии не питал. Наоборот: очень хорошо знал набор недостатков, которые появляются в женщине вследствие не совсем нормального образа жизни и привычки одеваться и раздеваться для подиума. Модели только внешне похожи на актрис. В отличие от последних их индивидуальность не защищена талантом и образованием, без которого не может быть хорошей актрисы. Но, видимо, именно потому, что Джону были абсолютно ясны несложные хитрости, амбиции и цели моделей, он три раза попадал в одну и ту же ловушку. Джон начинал жалеть женщину, которая смешно, наивно и грубо пыталась им завладеть. Он сдавался, чтобы доставить удовольствие милой в общем-то девушке – побыть женой лорда. И всякий раз в разгар медового месяца в райском уголке им вдруг овладевало уныние. Он замечал, что для сладостного уединения жена слишком долговяза, костлява и отличается по утрам скверным цветом лица. И это только внешние раздражители. Есть еще вздорный характер, издерганные нервы, алчность. И нет предмета для разговора. Зачем же он так огорчил свою дорогую маму, аристократку от кончиков ногтей до случайной мысли? И Джон предлагал выгодные условия развода.

Наташа была другой. Джон мог в этом поклясться. В ней чувствовались доброта, искренность и природный ум. Она немного знала, но быстро все схватывала, понимала то, что помогает понять интуиция. Ее общество было приятно Джону. Дальних планов он не строил, а она не пыталась их ему навязать. Джон вернулся к газетам и вдруг воскликнул:

– Наташа! Послушай. Ричард Штайн демонстрирует в своих ювелирных салонах авторскую коллекцию. Я тебе говорил, что предложил ему несколько эскизов и он их принял? Нам нужно поехать на эту презентацию. Через неделю показ в Москве.

– Да ты что! В Москве? Джон, милый, мне нужно позвонить менеджеру и агенту, чтобы они организовали мне вызов.

– Зачем? Я позвоню Ричарду, а он свяжется с твоим менеджером. Он тебя закажет. Ты будешь демонстрировать мои украшения.

– Позвони скорее, а я маме сообщу.

Через пятнадцать минут Наташе уже позвонили из агентства и сказали, что ее вызывают на показ коллекции «Черный бриллиант» Ричарда Штайна. Первая презентация – в Москве.

Нина вошла в квартиру, толкая перед собой огромный клетчатый «челночный» баул.

– Даша! Ты дома?

– Дома. – Даша выползла из спальни сонная и хмурая. – Если бы ты так заорала из метро, я бы тоже услышала. Чего это?

– Ну, чего. Не знаешь, что ли? Бизнес наш. Дела надо поправлять.

– Я не буду. Ни за что не стану сидеть с этим хламом на улице. Позориться. И вообще, сейчас холодно, у меня пальто нет, придатки опять воспалятся.

– Придатки у тебя воспаляются не потому, что ты торгуешь на улице, а потому, что занимаешься не тем, чем нужно. И с кем попало.

– Опять начала! Ничем я не занимаюсь. А продавать с ящика эти трусы-носки мне стыдно. Сама сиди.

– Ладно, – примирительно сказала Нина. – По очереди будем сидеть. Сама ж говоришь, у тебя пальто нет. А у меня – сапог.

– У меня тоже нет сапог. А что ж распрекрасная сестричка нам ничего не пришлет? Из Парижа с любовью? Супермодель чертова.

– С ума сошла? Ты как о сестре отзываешься?

– Попытка юмора. Нет, ну правда. Она что, не может нам сто баксов в конверте прислать?

– Из конверта украдут. И вообще: раз не присылает, значит, не может.

– Ну, конечно. У тебя ж как в сказке: одна дочка плохая и страшная, другая хорошая и красивая.

– У меня обе дочки красивые. Только одна ворчливая и глупая.

В привычной перепалке Нина с Дашей уже доедали свой ужин – вареную курицу с салатом, – когда из прихожей раздался междугородный звонок.

– Наташа! – вскрикнула Нина. – Это она. – И бросилась к телефону.

Даша демонстративно не сдвинулась с места, но слушала очень внимательно.

– Доченька! – кричала Нина, считая, что иначе ее в другой стране не будет слышно. – Как ты? Почему так редко звонишь? И не пишешь совсем! У нас все хорошо. Я работаю. Дашенька мне помогает. Ну, в чем. Во всем… Серьезно? Правда? Господи, я не могу поверить. Когда? Так скоро? Деточка моя дорогая! Как я рада! И Даша вот говорит, что очень рада. Даша, Наташенька скоро приедет. Подойди сюда, Даша. Вот Наташенька спрашивает, что тебе привезти. Что тебе надо? Ты слышишь, о чем я говорю?

– Все! – рявкнула из кухни Даша. – Мне нужно абсолютно все!

Глава 11

Стас приехал на своем «Линкольне» к дому на Лесной улице в одиннадцать утра. Сначала вышел его охранник, открыл дверь подъезда с кодовым замком, посмотрел внутрь, по сторонам и вернулся к машине. Стас выскочил очень быстро, чтоб его никто не увидел. Лифтом он старался не пользоваться без острой необходимости. Мало ли что. Три лестничных пролета преодолел, сделав шесть шагов. В знакомую дверь позвонил, не испытывая никакой ностальгической теплоты, только дискомфорт из-за убогости площадки, плохого освещения, запаха тяжелой, беспросветной жизни. Такой она казалась ему сейчас, жизнь в этой квартире. А когда родители Яны уступили ее им, перебравшись в деревню, он думал, что это почти счастье.

Яна открыла дверь сразу после звонка, мельком взглянула на своего неправдоподобно красивого бывшего мужа, и они оба синхронно подумали друг о друге: «Чужой человек».

– Ну, что? Как Петька? Лучше?

– Хуже. Намного хуже.

«Как неприятно, мстительно она разговаривает. Как будто считает меня в чем-то виноватым», – подумал Стас. Он вошел в комнату, где лежал ребенок. Шторы были задвинуты, и Яна зажгла свет. Мальчик пошевелился на кровати, застонал и открыл глаза. У Стаса оборвалось сердце. Милое личико сына было опухшим, желтоватым, с красными воспаленными глазами. Но больше всего поразил его взгляд: измученный, безнадежный, страдальческий.

– Господи! Что ж он так лежит? Почему ты никого не вызвала? Где врачи? Что говорят?

– Я ждала, пока ты задашь мне эти умные вопросы, – раздраженно ответила Яна. – Тебе что, не сказали? Врач из поликлиники был. Анализы мы сдали. Они плохие. Похоже, у него пиелонефрит. Врач еще сегодня придет, если не будет улучшения, его придется госпитализировать.