Мария Семенова - Магия успеха Страница 14

— И еще «винтом». — Зеленоглазая пожала плечами и, легко вытащив колесо из багажника, кинула его на асфальт. — В шиномонтажке его не взяли, никакое, говорят. Мне бы не хотелось, чтобы вы уехали на тот свет.

Пока она возилась, полы халата разошлись, и Тормоз заметил высоко на бедре татуировку — тарантула в натуральную величину.

«Дожил, блин, облагодетельствовали. — От жгучего стыда и ненависти к себе у него вдруг загорелись уши. — Телки уже держат за убогого, презенты дарят. Может, на содержание к кому податься? Найти богатую старуху… Говорят, перед смертью трахаются как никогда, думают, в последний раз…»

— Спасибо вам за заботу, перебьемся как-нибудь. — Серега сделался мрачен и, наверное, нырнул бы в тачку и отчалил с концами, если бы зеленоглазая не ухватила его за рукав:

— Слушай, давай на «ты». Меня Женей зовут, на греческом это значит «благородная», только это не так. Про торт не забудь.

Она включила на «семерке» охрану, улыбнулась и пошла к дому — легко, словно гриновская Бегущая по волнам.

«Ну и дела». Тормоз подождал, пока стройная фигурка в халате скроется за дверью подъезда, и, забросив дареное колесо в багажник — не оставлять же, в конце концов! — направился на Петроградскую.

Где находился этот чертов «Занзибар», он понятия не имел.

ГЛАВА 6

Язык до Киева доведет, а уж до какого-то там «Занзибара» и подавно. Проехав зоопарк. Тормоз принялся пытать прохожих и, взяв со второй попытки верный курс, ровно в половине десятого был на месте. Ну почти на месте, метрах в ста. Платить за парковку, прямо перед «Занзибаром», просторную, с фонариками на ограде, Сереге было натурально нечем, так что пришлось жаться к помойке. «Ладно, бедные не гордые. — Сплюнув, он навесил противоугонные вериги, спрятал под сиденье магнитолу и окунулся в духоту летнего вечера. — Ни хрена себе, однако. Красная площадь, зеленые елки…»

Заведение и вправду смотрелось достойно. Фасад переливался огнями, из дверей неслась музыка, а над входом зазывно изгибалась огромная неоновая дива — черная до синевы, крутобедро-высокогрудая и, судя по постановке ног, изнемогающая от страсти. Занзибар, одним словом, Занзибар…

Господин Морозов изволил быть около десяти. Еще издалека раздался вой сирен, резануло по глазам дальним светом, и, нарушив гармонию визгом тормозов, у самого входа замер «шестисотый», на этот раз перламутрово-белый. Хлопнули дверцы джипа поддержки, у выскочивших бугаев окаменели лица; и из «мерседеса» показался Морозов — строгий, но справедливый, как и подобает хозяину окружающего великолепия.

«Ну, бля, явление Христа народу». Плавно переместившись поближе. Тормоз поймал его взгляд и подобострастно шаркнул ножкой — мол, не соблаговолите ли признать, ваше сиятельство?

— А, ты. — Морозов на мгновение показал прокуренные зубы и, не останавливаясь, сделал знак рукой. — Степан Владимирович, человек по твоей части, присмотрись.

Не обращая больше на Серегу ни малейшего внимания, он исчез за зеркальными дверями.

Мордовороты-охранники убрались вместе с ним, джип с «мерседесом» отчалили на парковку, и у ступеней входа остались только двое — Тормоз и невысокий мужичок с лысиной во весь череп.

— Пойдем, парень. — Тронув Серегу за рукав, он посмотрел ему в глаза, свинцово, исподлобья, и легонько потянул за собой. — Шевелись, времени мало.

Сам он двигался неуловимо быстро — плавно, без малейшего усилия, будто стелился по земле. Как хищник, идущий по следу.

— Давай сюда. — В темпе миновав фасад, повернули за угол, и, притормозив у служебного входа, лысый забренчал ключами. — Заходи.

Кивнул вскочившему охраннику, сбежал вниз по лестнице и, промчавшись длинным, слабо освещенным коридором, взялся за дверную ручку:

— Ну что, зверье, как настрой?

В нос шибануло потом, вонью носков, застоявшейся мочой, и Тормоз сразу понял, что попал в раздевалку, причем набитую под самую завязку.

— Настрой боевой. — В небольшом, с «шубой» на стенах каземате кучковалось с десяток бойцов. Одни, гоняя конечностями воздух, разминались, другие потихоньку работали на серии, третьи, отсиживая пятую точку, укрепляли медитацией бойцовский дух.

— Шире шаг. — Лысый пересек раздевалку и, толкнув железную дверь, поманил Тормоза за собой. — Заходи, закрой на задвижку.

Это была тренерская. Шкаф, диван, сейф, на столе телефон, по которому, придерживая трубку плечом, беседовал амбалистый мужик. Стены комнаты вместо обоев были оклеены портретами разнообразных членов — Политбюро, Госдумы, всевозможных партий. Членов объединяло одно: глаза их на плакатах были напрочь изрезаны, придавая портретам сходство с зомби. Пахло здесь чуть лучше, чем в раздевалке.

— Добрый вечер, Степан Владимирович. — Сразу замолчав, амбал повесил трубку и, поднявшись, едва не чиркнул черепом по потолку. — Лютый своих уже привел, можно начинать.

— Лады. — Лысый протянул ему руку и свирепо покосился на Тормоза. — Слушай, парень, говорю только раз. — Он неожиданно прищурился и метнул бритву в глаз экс-премьеру. — Запомни, ты никто и звать тебя никак. Дышать будешь, как я скажу, а иначе никак не будешь. — Он на мгновение замолчал и, осчастливив лезвием отца перестройки, сплюнул прямо на пол. — Принцип здесь один: входит, кто хочет, выходит, кто может. Для начала стравим тебя с таким же лохом, а там видно будет.

С отвращением скользнув глазами по Серегиному галстуку, он оценил парижские штиблеты и перевел взгляд на амбала:

— Димон, окаблучь его. Сорок пятый.

— Грибка у тебя нет? — Тот мрачно глянул на Прохорова и, швырнув ему под ноги высокие, со шнуровкой, говнодавы, кинул сверху нестиранные треники. — Разминайся, дрочи жопу кактусом. Усек?

— Врубился, не дурак. — Насчет спартанской обстановки и грубости в быту Тормоз все понимал правильно — комфорт расслабляет. А боец должен быть голодным, холодным и вонючим, — для победы важна не столько сила, сколько злость на весь белый свет.

Подхватив с пола гады со штанами, он открыл засов и, шагнув в раздевалку, огляделся в поисках свободного стула. Свободным оказался лишь один, и то условно, — на нем лежал черный пояс мастера второго дана. Стиль кекусин-каратэ. Видать, его хозяин был круче дона Корлеоие — тот требовал всегда отдельный стул для своей шляпы.

— Кушак твой? — На крутизну Тормозу было насрать, и, заняв плацкарту, он швырнул пояс сразу обозначившемуся крепышу. — Надень, а то штаны потеряешь.

— Ки-и-и-и, — тот много разговаривать не стал и, зажав свою гордость а руке, с ходу щелкнул ею как бичом, — й-а-а-а!

Пояс черной мамбой метнулся Прохорову в глаз, но он увернулся, с трудом, так что ухо обожгло дикой болью, и уже собрался было показать себя, но не успел.

— Самурай, на выход. — Дверь тренерской открылась, и Дима-бык шагнул к распоясавшемуся каратэке. — Пошли.

«Ладно, пидор, коснется». Прохоров глянул обидчику вслед и, пристроив свою одежду, принялся снаряжаться, — бедные, бедные снежно-белые носки! Говнодавы пришлись точно впору — у Лысого был глаз — алмаз, а вот треники оказались малы, и, разорвав их по шву, дабы не уподобляться плохому танцору, Тормоз принялся разминаться. Внимания на него никто не обращал, — делить пока было нечего. Он уже успел разогреться, поработать на координацию и потянуть все жилы, когда дверь открылась и в сопровождении быка явился Самурай — лоснящийся от пота, с ободранной скулой, но торжествующий, словно римский триумфатор. «Что ты дыбишься, как параша, сволочь». Расслабляясь, Тормоз начал подбираться к врагу, чтобы вдарить наверняка, но дверь тренерской опять открылась, и в раздевалку высунулся Лысый:

— Димон, запускай салапета.

— Пошли. — Амбал подтолкнул Тормоза к выходу и уже в коридоре участливо похлопал по спине. — Ты, парень, не ссы. Если что, убить тебя не дадим, брандспойт у нас что надо.

«В жопу себе его засунь и поверни по часовой стрелке. — Внутренне скрежетнув зубами. Тормоз благодарно улыбнулся. — На хрен мне твоя забота, лучше бы денег дал».

Поднялись по ступеням, миновали предбанник, и, шагнув в открывшийся проход, Серега присвистнул — как в зоопарке, блин! Он оказался в просторной железной клетке, установленной на высоком подиуме. По другую сторону прутьев за красиво сервированными столиками сыто рыгала почтеннейшая публика. На Тормоза никто не обращал ни малейшего внимания. А чего обращать-то — никому не известный шкаф в рваных штанах, номер его шестнадцатый. Если кто и смотрел на Прохорова с интересом, так это мужичок с брандспойтом. Он занимал пост на крыше клетки и был готов в случае чего пустить струю — охладить не в меру разгорячившихся бойцов.

Тормоза уже ждали: в углу напротив переминался ужасно мускулистый, прямо с конкурса бодибилдеров, мен и, глядя исподлобья, поигрывал грудными мышцами.

— Давай, парень, сломай ему нос. — Димон захлопнул решетчатую дверь, Серега, сорвав дистанцию, проверил неприятеля на вшивость, и началось. Вернее, очень быстро кончилось. Был культурист красив и отважен, а уж силен-то — пахать можно. Ему бы, сердечному, в грузчики податься или в женском клубе стриптиз изображать, так ведь нет, ввязался в драку. А с опущенными руками, расставленными ногами и высоко поднятым подбородком не дерутся. Тем более за деньги. Обманув противника финтом. Тормоз въехал говнодавом в беззащитный пах и, только культуриста скрючило, мощно, сколько было силы в ногах, угостил его апперкотом в нос.