Зухра Сидикова - Тайна Страница 14

Он осмотрел ее с ног до головы, словно оценивая, одета ли она для ресторана, остановился взглядом на светлых сапожках, на которых не было ни пятнышка грязи, пожал плечами.

- Ну что ж, значит, в следующий раз, когда вы будете более подходяще одеты. Спокойной ночи! – вежливо и уже по-прежнему равнодушно, внутренне скучая, сказал он. Теперь была его очередь, повернувшись, уйти прочь.

И теперь была ее очередь догонять его.

- Максим, подождите! - негромко и с отчаянием в голосе. Держит его за рукав куртки, смотрит своими большими глазами. – Может быть, у меня дома поужинаем? - говорит чуть слышно.

- А у вас дома есть ужин? – чуть насмешливо и очень строго. Макс не любит, когда ему отказывают.

- Кажется, есть что-то… в холодильнике, - смешалась она под его взглядом, - но мы можем что-нибудь сами приготовить.

- А вы умеете готовить? – еще насмешливее и строже.

- Я?.. Вообще-то совсем немного, но… - она смотрит растерянно.

- Ну, хорошо, пойдемте к вам, - сдается он. - Но только смотрите, потом не пожалейте. Я прожорлив, как сорок тысяч братьев.

*  *  *

В холодильнике он нашел все, что необходимо для хорошего ужина: мясо, бутылка неплохого красного вина, сыр, зелень, фрукты, мороженое.

Макс сам жарил мясо, нарезал овощи. Лера взялась ему помочь, но тут же поранила ножом палец, и Макс велел ей просто посидеть спокойно рядышком и поучиться настоящему мужскому искусству. Она с интересом наблюдала, как ловко он орудует ножом, под лезвием которого красиво рассыпались тонкие кольца лука, истекали соком помидоры, хрустели твердые брусочки огурцов. Она любовалась, как аккуратно он укладывает на сковороду бело-розовые ломтики свинины, покрывающиеся корочкой в аппетитно шкварчащем масле, как быстро и умело накрывает на стол, расставляет тарелки.

- И как это вы все умеете!? – с восхищением, совсем по-детски всплеснула она руками, когда он пригласил ее к столу. – Как все красиво и вкусно!

- Ну, сначала нужно попробовать, а потом решать: вкусно или нет! - засмеялся он. С этой девушкой он становился другим, и сам не узнавал себя. Ее простодушие обезоруживало его. И как он внутренне не сопротивлялся, его все больше тянуло к ней. Помимо своей воли он любовался ею. Ему нравилось, как она говорит с ним, прямо, не отводя глаз, смотрит ему в глаза, а то вдруг опускает ресницы, словно прячется за ними, нравилось, как она улыбается, как иногда задумывается, и глаза ее становятся темнее. Ему все в ней нравилось.

Она еще раз спросила, где он научился так хорошо готовить. Он начал рассказывать об экспедиции, в которой был в юности, о том, что в тайге ему иногда приходилось готовить для товарищей, но потом вдруг неожиданно умолк, нахмурился…

Лера, словно поняла что-то, принялась рассказывать о себе, о том, какая она неумеха, как ругали ее в детстве за то, что у нее все валится из рук.

Макс смотрел на ее тонкие пальцы, так красиво держащие высокий бокал, наблюдал, как она пьет вино - не торопясь, маленькими глотками, как аккуратно и изящно нарезает кусочками мясо, и столько грациозной простоты было в ее движениях, что ему трудно было представить ее некрасивой, угловатой.

- Да, да, я не обманываю, это так! - весело говорила Лера. – У меня есть фотографии. Но я их спрятала далеко-далеко. Не могу их видеть. Я там такая… Просто дурнушка…

Она встретилась с ним взглядом и замолчала.

- Вы очень красивая, Лера, - Макс улыбнулся. – Не поверю, что вы

когда-нибудь были дурнушкой.

- Нет, правда, - она раскраснелась от смущения или вина, они вдвоем выпили почти всю бутылку, - но лучше не вспоминать… Хотите музыку послушать? У меня очень хорошая есть.

Она быстро встала, но вдруг покачнулась и опустилась в кресло.

- Ой, вы знаете, я совсем опьянела, подняться не могу! - она засмеялась, и откинулась в кресле, запрокинув голову. Ему вдруг захотелось почувствовать губами нежность ее шеи.

Он встал, подошел к ней, взял ее на руки, понес в спальню. Она перестала смеяться, прижалась к нему. Он осторожно опустил ее на постель, наклонился над ней. Она посмотрела испуганными глазами и вдруг обняла его, прижалась, зашептала горячо:

- Я так рада, что вы здесь - со мной, мне не верится, что вы так близко, что я могу говорить с вами. Если бы вы знали… если бы вы знали, как я люблю вас… как я люблю вас…

Он улыбнулся, его тронуло это горячее признание, и как-то неловко ему стало, он не мог воспользоваться ее беззащитностью, ее доверчивостью, он не хотел обманывать ее, не хотел давать надежду на то, чего в принципе не могло быть. То, к чему он относился как к малозначительному эпизоду своей жизни, по крайней мере, он старался убедить себя в этом, ей, по-видимому, казалось очень важным. Она не играла, и не знала еще правил той игры, в которую играют мужчина и женщина, игры, ни к чему не обязывающей и ничего не обещающей. И поэтому, несмотря на сильное желание, подогретое вином, он должен был сейчас встать и уйти. Это трудно - он взглянул на нее - очень трудно. Это серьезное испытание, даже для него с его волей и характером.

Она взяла его ладонь, прижала к своим губам.

- Вам нужно отдохнуть, - он осторожно отнял свою руку. - Вам нужно успокоиться и поспать, а мне пора идти.

- Пожалуйста, не уходите, останьтесь, - прошептала она.

- Нет, мне нужно идти. Я позвоню… завтра…

- Вы опять обещаете… вы только обещаете… а потом просто забываете обо мне…

- На этот раз я не забуду… Я приду обязательно… - ему очень хотелось поцеловать ее, но он сдержался. - Спокойной ночи, Лера, спокойной ночи… И… до завтра.

Он еще не знал, что ждет его завтра. 

Глава шестая

Выходной день. Воскресенье. Не нужно вскакивать чуть свет, спешить на работу. Можно просто полежать, ни о чем не думая.

В огромных окнах загородного дома солнечный свет, покачивающиеся на ветру верхушки берез. Листья словно переливаются, играют оттенками красного, желтого, золотого, шелестят, навевая спокойный утренний сон.

Но Максиму не спится. С внезапной отчетливостью вспоминается вчерашний вечер, и в суматохе и хаосе событий два образа словно очерчены контуром: милое смеющееся лицо Леры, ее внимательные глаза, и, почему-то настойчиво и тревожно, образ старого Коха, уныло сидящего на краешке стула, его поникшая голова, седые усы. Старик весь вечер пытался что-то сказать Максу. Пожалуй, стоит заехать в ресторан сегодня же, выяснить, чего хотел Иван Иванович. Может, помощь нужна? Семьи у старика не было. Была сестра с детьми где-то под Ростовом, Кох помогал ей. Максим знал об этом, и неизменно оставлял старику большие чаевые. Старый официант благодарил всегда очень смущенно, отказывался. Иногда Кох задерживался у столика, показывал фотографии племянников, рассказывал о них всегда обстоятельно, с подробностями. Максиму нравилась привязанность старика к детям сестры, его забавляло, что уже взрослых людей старик по-детски ласково называет Ванечка, Машенька, как добрыми лучами собираются умильно морщины у старых выцветших глаз. Старик знал, что Макс никогда не откажет ему в помощи, и, наверное, решил обратиться именно к нему.

Да нет же, о чем это он, нет, нет, тут что-то другое! Ни о какой помощи Кох просить не хотел. Ведь он говорил, что это Максиму нужно поберечься, что ему грозит беда!

Зазвонил телефон, гулким эхом отозвавшийся в тишине большого дома.

- Максим Олегович? Здравствуйте! Это из ресторана вас беспокоят. Пожалуйста, приезжайте! Несчастье у нас, Коха Иван Иваныча убили! Полчаса назад в парке у ресторана нашли! Владимир Николаевич срочно просит вас приехать!

*  *  *

И в ресторане и в маленьком, прилегающем к нему, парке, несмотря на ранний час, собралось много людей. У всех озабоченные лица. Видно было, что все эти люди собрались здесь не ради праздного любопытства, а для решения какой-то очень важной задачи.

Старого Коха увезли, Максим уже не застал его, и только белый очерченный мелом контур на темном асфальте парковой аллеи робко повторял силуэт бедного Ивана Ивановича. У Макса больно сжалось сердце от пронзительной жалости к старику. Ему рассказали, что Коха ударили чем-то тяжелым по голове, умер он не сразу, наверное, пытался звать на помощь. Максим представил, как этот седой человек лежал один под деревьями, такими же старыми как он сам, смотрел в небо угасающим взглядом, ждал помощи. Но все уже разошлись, старик обычно уходил последним, и никто не пришел ему на помощь. Бедный, бедный Иван Иванович! Закончить свою тихую честную жизнь так страшно! Кто же это мог сделать? Кому понадобилось убивать безобидного старика, никому и никогда не причинившего зла? Кто это сделал? Макс медленно обходил парк, где люди в штатском и форме с серьезными лицами, изредка переговариваясь, тщательно делали свое дело.

Степан Ильич Рудницкий тоже был здесь. Сейчас он разговаривал с управляющим ресторана, полным низеньким человеком, с трясущимися от волнения губами.