Мария Долонь - #в_чёрном_теле Страница 14

– А вот интересно, – Петряев прищурился, – помнится мне, что было всё уничтожено, взорвано, президент ваш приезжал, руки жал перед послами, гимн играли, парад провели. Что, братцы, надули международное сообщество?

Нариман улыбнулся в ответ.

– Я сказал тебе сущую правду – так было угодно Аллаху. Вот и подумай, где Аллах и где международное сообщество. Разные весовые категории, да?

– У вас, я смотрю, тоже проблемы с коррупцией. – Петряев старательно изобразил сочувствие и показал глазами на потолок. – Только уже совсем наверху, выше некуда.

– О, дорогой! У нас как раз нет проблем с коррупцией. Мы, бакинцы, – народ, который умеет договариваться. Мы с самим шайтаном сможем сторговаться. А что такое коррупция, если не умение договариваться? Я тебе больше скажу, уважаемый, – Нариман доверительно склонился к Петряеву. – Бороться в Баку с коррупцией безнравственно.

Петряев откинулся на спинку диванчика. «Само в руки прёт! И как вовремя!» Он потёр подушечки пальцев. Давно заметил – когда под ногтями начинают колоть маленькие иголочки – это к большим деньгам. Но здесь главным была не сиюминутная выгода, а пер-спек-ти-ва! Последние десять лет Петряев искал выходы на частные военные компании. Но пробиться через силовиков оказалось нереально – всё было расписано по своим. Контракты на поставки таблеток с ним охотно подписывали, куда денутся, но дальше этого порога не пускали. А сейчас, он это знал наверняка, у них начались перебои с оружием, и если подсуетиться, добыть большую партию, где надо подмазать, то дверца и приоткроется. А ногу он вставит, уж будьте спокойны, они и опомниться не успеют, как окажутся под ним.

– Товар не устарел? – спросил.

– Обижаешь, уважаемый! Никто в руки не брал. Всё новое, в заводской смазке.

– Логистика? Граница?

– Валерий, дорогой, ты же депутат, по стране ездишь, да? В Оренбурге бывал? Скажи, ты там границу видел? Ну хоть такусенькую? – Нариман щёлкнул большим пальцем по кончику мизинца. – Договоримся, я же сказал. Каспийское братство в действии.

– Верю. Ценообразование как будем обсуждать? Раз советское – значит, со скидкой, – утвердительно спросил Валерий Николаевич.

– А давай не будем! Не о том всё это. Поверь мне, не одними деньгами мы родину защищаем. У каждого есть что-то, чего нет ни у кого другого. Знаю, что у тебя один, скажем так, умелец варит хитрую химическую формулу. Не переживай, на саму формулу не претендуем – что ваше, то ваше. А вот продукт нам очень интересен.

– В каком объёме?

– В самом большом и бесперебойном. А там, глядишь, ещё какой забытый Аллахом склад найдётся. Горы – они, Валера, как ваша тундра, бескрайние.

Замолчали. Петряев положил в тарелку засахаренный шарик молодого грецкого ореха, разделил его на две половинки, накрыл сверху кусочком сладкого баклажана, аккуратно слизнул с ложки и стал медленно жевать.

– Я так скажу: вкусный ужин был, спасибо. И разговор, мне кажется, у нас сложился.

– Теперь главное, дорогой Валерий, чтобы ты со своим партнёром договорился. Как ты понимаешь, я сам не могу к нему обратиться. Справишься? – Лунообразные брови Наримана поднялись вверх.

«Ну ещё бы. К Арегу тебе не подкатить, орёл горный!»

– Улажу, – обрубил Валерий Николаевич.

– Я всегда знал, кто у вас главный. – Нариман сложил перед собой руки. – Но сам понимаешь, подстраховаться надо. Теперь главное, дорогой Валерий, чтобы ты выполнил все свои обещания. А иначе…

– По закону гор?

– Мы тебе доверяем, дорогой. – Нариман сложил перед собой руки. – Но, как гласит мудрое правило: перед тем, как поручить верблюда покровительству Аллаха, покрепче привяжи животное к забору.

Всю обратную дорогу Петряев думал. Дело получалось выгодным и очень своевременным. Погружённый в мысли, он вошел в номер, поэтому не сразу заметил, что там кто-то есть. Петряев испуганно замер, сделал осторожный шаг и увидел в матовом квадратном окне, которое разделяло спальню и ванную, тонкий силуэт. Сглотнул и судорожно выдохнул.

– Сюда иди! – властно крикнул Валерий Николаевич.

Из ванной вышла девушка. Она смотрела в пол, в руках несла тазик с водой. Петряев ухмыльнулся.

«Сюрприз, говоришь!»

– Зовут как?

– Сона, – прошептала девушка, не поднимая головы.

– Ну давай, что ты там умеешь.

Он скинул пиджак, уселся в кресло, снял часы.

Девушка поставила табуреточку у кресла, опустилась на колени, сняла ботинки, плавно стянула носки, опустила его ноги в тёплую воду, начала массировать ступни. Петряев даже закряхтел от удовольствия.

– А вы понимаете кое-что в колбасных обрезках, ничего не скажешь.

Он подумал, что его Альбина никогда бы не стала так делать. «Всё дело в восточной культуре, вот как надо воспитывать женщин! К херам Запад с их говённым равноправием!»

Валерий Николаевич наклонился и резко за подбородок поднял лицо девушки. Она тут же опустила глаза. Тогда он взял её за волосы, потянул к себе и ткнул между ног.

– Работай, – сказал тихо.

Он смотрел, как ритмично двигается голова, время от времени клал широкую ладонь на затылок, с силой надавливал. Валерий Николаевич поднялся, перевернул Сону на живот, завёл ей руки за спину так, чтобы она не могла пошевелиться.

«Вся ночь, – думал Петряев. – Вся ночь. Вся ночь».

Он понял, что не сможет остановиться.

Глава 9

Женщин, с которыми имеет дело Хозяин, я обыскиваю тщательно. Ножик складной можно легко спрятать в одежде или под видом духов принести токсичную смесь. У меня нюх на такие вещи. Случайных к нему не подпускаю, об этом и разговора нет, а по клубам ездим только по проверенным. И всё равно женщины – зона риска. Хозяину иной раз такое в голову взбредёт…

Но эта, слава богу, оказалась чистая. Не люблю я такие сюрпризы. Сколько ж ей лет-то? Блин, ну и порядки у них тут. А вообще Баку мне нравится: просторный город, светлый.

Я спустился на первый этаж гостиницы, не сидеть же под дверью. Подкатил большой автобус, из него высыпали китайцы с сумочками, облепили стойку регистрации – очередь это у них называется. Смешные. Да мне чего-то не до смеха. Всякий раз, как их вижу, брата вспоминаю.

Виталя вернулся домой утром, когда батя на смену ушёл. И конечно, первым делом: «Где лопатник?» Я к мешку. А ну как нету? Так сердце и захолонуло. Прибьёт же меня. Нет, тут он. Я со страху глубоко запрятал. «Виталь, где подрезал-то?» – «Где, где, у китайцев! Пока ты по перрону ошивался, я к ним в вагон – с понтом я семки продаю. А вагон полупустой, они все повыскочили, ноги размять, я по курткам, вот надыбал чё, вишь? Думал, быстро сигану под товарняк, так и смоюсь с вокзала. А этот гад дёрнулся, меня и зажало».

Он по жизни такой был: когда надо судьбу за хер дёрнуть – Виталя первый.

Чего там только не было, в том портмоне! Фотка мелких – дети, как матрёшки, одинаковые и все бритые, штук восемь. Вонючие сладкие порошки, свёрнутые, как в аптеке, – наркота наверное, но мы побрезговали. Мятые записки с иероглифами и цифрами, несколько пластмассовых карточек с эмблемами, до фига монет, и наших, и ихних.

Не было только одного – нормальных бумажных денег. Вернее, было три купюры, но какие-то странные. Дяхон на них в квадратной плоской шапке с бородой и надписи на английском и китайском. Мы на просвет глянули – лажа какая-то, а не деньги, водяных знаков нет. Да и чего делать с ними? У нас в обменнике только зелень берут. Позвали Димастого. Тот глаза вытаращил: где взяли? Оказалось, это деньги мертвецов – китайцы ими дорогу перед покойником стелют, чтоб ему, значит, на том свете полегче было, чтоб не побирался. Вот, блин, судьба у них – даже после смерти расслабиться не дадут, и тут, и там надо при бабках быть.

Виталька выругался: «Из-за этой шняги сам чуть не прижмурился». Сожгли мы их сразу, ну нафиг эту заразу дома держать. Знать бы тогда, как нам это вылезет. Димон, падла, подставил. Вольные мы были, но оказалось, что до поры до времени. Виталька тогда ни за кого не ходил, а тут пришлось.

Наш дом стоял на перекрёстке Строительной и Красногвардейской. Красногвардейка относилась к Соцгороду, у них своя группировочка была – социки. Ходили обычно с пятницы по воскресенье, за границу своего района не совались. Человек пятнадцать. Блатных над ними не было, нищий район, что с них взять. Крупных дел не затевали, стремались. Так, начистят лицо одному-второму фраеру – и по домам. Виталька дружил с социками, у них без обязательств: пришёл, ушёл, можешь ни в чём не участвовать.

Строительная – другое дело, крайняя центральная улица, а весь центр был в жёсткой разработке у блатных. Центровые собирались каждый день – в натуре организация! Их отряды патрулями ходили по районам. У этих уже были заточки и кастеты, и они схлёстывались с Лаком за влияние в городе. Лаковые, все как один нюхачи, контролировали юго-запад, престижный микрорайон лакокрасочного завода. Завод дышал на ладан, но всё равно работать там было круто: платили тыщ по пять, и выносить можно было вёдрами. Всё, что тащили с завода, шло на ура: ацетон, растворители. Из них умельцы делали такие смеси, что крышу сносило даже у самых крепких. Глюк-продакшн их называли, по типу как американские кинокомпании. Лаковые считались у нас интеллигентами, в основном за то, что слушали западную музыку и их предводитель, Роща, был сыном заводского инженера. Центровые подчинялись Зубу, тот имел одну ходку по малолетке и одну после восемнадцати. Зуб держал кассу, ему отстёгивали все палатки в центре.