Фред Варгас - Человек наизнанку Страница 14

Сам он умудрялся держать удар уже недель пять, не меньше. Его не грозил смыть поток, зато кое-кто жаждал его крови. Три девушки, в особенности одна из них, лет двадцати пяти, высокая, рыжая, невероятно худая, почти всегда под кайфом. Две другие, совсем молоденькие, лет по девятнадцать — двадцать, следовали за ней, словно тени, и повиновались ей, как рабыни, — тощие, решительные и удивительно жалкие. Из всех троих реальную опасность представляла только рыжая. Не далее как десять дней назад она выстрелила в него прямо посреди улицы, пуля пролетела в двух сантиметрах от его левого плеча. Не сегодня завтра она все-таки всадит ему пулю в живот. Это стало ее навязчивой идеей, о чем она неоднократно сообщала Адамбергу по телефону, и голос ее не предвещал ничего хорошего. Да, она хотела всадить ему пулю в живот, такую же маленькую, аккуратную пулю, какую он сам полтора месяца назад всадил в живот некоему Дику Д., чье настоящее имя было просто Жером Лантен.

Этот упитанный коротышка, выбравший себе столь импозантное имя, собрал вокруг себя небольшую группу мальчишек и девчонок; отравленные наркотиками и едва держащиеся на ногах подростки служили ему чем-то вроде телохранителей, а он требовал от них беспрекословного подчинения. Этот мерзкий тип, торговавший дурью, внушал им трепет, поскольку обычно прибегал к крайним мерам и мог любого стереть в порошок. У Жерома Лантена хватало ума на то, чтобы вести дела, но не хватало ума понять, что, кроме него, существуют и другие люди. Он носил тяжелые браслеты, украшенные шипами, и узкие кожаные штаны, плотно облегавшие его жирные ляжки. «Д.» в его имени могло означать «Диктатор» или «Демон» — вряд ли что-нибудь более скромное. По странному и, прямо скажем, крайне неудачному стечению обстоятельств рыжая девушка телом и душой отдалась этому мерзкому типу: он стал для нее поставщиком наркотиков, любовником, идолом, палачом и защитником. Именно этого человека комиссар Адамберг и пристрелил в подвале в два часа ночи.

Когда полицейские высадили дверь и ворвались в помещение, кровавая разборка между бандами Дика Д. и некоего Оберкампфа была в полном разгаре. Оба главаря, отнюдь не новички, вооружили своих парней до зубов. Дик направил пистолет на одного из полицейских, и Адамберг моментально повернулся к наркодилеру, целясь ему в ногу. В этот миг какой-то кретин швырнул в комиссара чугунный барный столик, Адамберг отлетел на три метра, его оружие выстрелило, и пуля угодила Дику Д. прямо в живот.

И вот финал: один убитый, четверо раненых, из них двое полицейских.

С того дня жизнь Адамберга осложнилась: у него на совести был покойник, и его по пятам преследовала рыжая девушка. Впервые за двадцать пять лет службы в полиции комиссар убил человека. Ему приходилось несколько раз прострелить кому-то руку или ногу, чтобы его самого не прикончили, но убивать ему еще не доводилось. Конечно, это был несчастный случай. Конечно, всему виной чугунный столик, которым попытался сбить его с ног какой-то кретин. Конечно, негодяй Дик Д. — Дик Дерьмо, Дик Дубина, Дик Долбанутый — не задумываясь перестрелял бы их всех, как крыс. Конечно, это был всего лишь несчастный случай, но со смертельным исходом.

И теперь рыжая девица повсюду преследовала его. После гибели Дика Д. банда хилых юнцов рассеялась, остались только эта мстительная особа да две ее спутницы, которых она постоянно таскала за собой. У этой мстительной особы имелся изрядный арсенал: она забрала уцелевшее оружие у бывших соратников. Полицейские до сих пор не смогли обнаружить ее логово. Всякий раз как рыжую задерживали, когда она выслеживала Адамберга, она умудрялась незаметно избавиться от оружия, поэтому взять ее с поличным не удавалось. Она всегда выбирала наблюдательный пункт поблизости от мусорного контейнера. Ее берут, а пистолета нет как нет. Ситуация почти комичная, но безвыходная: ей невозможно предъявить обвинение. Адамберг советовал своим коллегам не спешить с арестом девушки. Это все равно ничего бы не дало. Она вышла бы на свободу и опять стала бы стрелять, не нынче, так завтра. Надо оставить ее в покое, и пусть она осуществит свое намерение, черт возьми. Вот тогда и посмотрим, кому посчастливится одержать верх. Честно говоря, эта мстительница снимала тяжкий груз с его совести. Дело не в том, что он решил покориться судьбе. Но эта долгая охота, когда день за днем его в любой момент могли убить, постепенно снимала, смывала с него вину за содеянное.

Адамберг еще раз посмотрел в окно: рыжая стояла у дома напротив, с нее ручьями текла вода. Иногда она пряталась в засаде, иногда гримировалась и переодевалась, как в сказке, но ее почти всегда можно было узнать. Когда она появлялась в своем привычном обличье, он начинал гадать, вооружена она или нет. Она часто просто следила за ним, как сейчас, даже не прячась, — должно быть, подумал он, для того, чтобы заставить его понервничать.

Однако у Адамберга нервов не было. Он не ведал, что значит сжиматься в комок, приходить в возбуждение, что значит напрягаться, впрочем, как и расслабляться. Благодаря своей природной беспечности он всегда придерживался одного и того же неспешного ритма жизни и, казалось, на все смотрел равнодушно, отрешенно. Его коллеги порой не могли понять, интересует комиссара тот или иной предмет или ему совершенно нет до него дела. О страхе Адамберг тоже имел самые смутные представления, и дело было не в отваге — скорее в безразличии.

Ровное поведение комиссара оказывало умиротворяющее, почти гипнотическое воздействие на окружающих и, безусловно, творило чудеса во время допросов. При этом оно иногда вызывало раздражение, чувство обиды и несправедливости. В особенности у тех, чьи попытки заставить Адамберга реагировать не увенчались успехом. К числу таких людей принадлежал и инспектор Данглар, в полной мере испытавший на себе множество ударов судьбы, как сильных, так и слабых, — словно велосипедист, отбивающий себе зад на рытвинах и ухабах. Просто прореагировать, думал Данглар, — разве это так сложно?

Рыжую девушку звали Сабрина Монж, и ей было невдомек, что комиссар обладает возмутительной способностью поглощать эмоции. Она не знала также, что в первые же дни ее охоты полицейские оборудовали запасной выход из квартиры Адамберга. Через подвалы, соединявшиеся между собой, можно было попасть в дом, находившийся за два квартала от жилища комиссара. Наконец, девушка не знала и о том, что относительно нее у Адамберга давно уже имеется точный план и он в поте лица работает над его осуществлением.

Адамберг в последний раз взглянул на девушку и вышел. Порой он испытывал к ней жалость, но Сабрина была убийцей, ее следовало опасаться, — впрочем, это ненадолго.

Он неторопливо направился к бару, расположенному в полукилометре от его дома. Впервые он случайно зашел туда два года назад и с тех пор считал это место самым лучшим. Этот ирландский паб назывался «Черные воды Дублина», в нем были кирпичные стены и постоянно царил невообразимый шум. Комиссар любил одиночество, когда он мог дать волю своим мыслям, но ему также нравились люди, их движения и голоса, он, как насекомое, насыщался их присутствием. Единственное, что его тяготило, это привычка людей болтать без умолку, их словесный поток врывался в мысли Адамберга и мешал им бродить свободно. Значит, необходимо было где-то укрыться, а укрыться — следовательно, снова замкнуться в одиночестве, чего Адамберг стремился избежать хотя бы на несколько часов.

«Черные воды Дублина» оказались идеальным решением этой сложной проблемы: посетителями бара были почти исключительно ирландцы, они много пили и громко разговаривали, однако их языка Адамберг не понимал. Он думал, что, должно быть, остался единственным обитателем нашей планеты, не знающим ни слова по-английски. Всякий раз, как он приходил в «Черные воды», это первобытное неведение позволяло ему с удовольствием плескаться в реке жизни, не испытывая при этом ни малейшего неудобства. В этом дивном приюте Адамберг часами сидел и безостановочно чертил что-то на листке бумаги в ожидании, пока мысли окажутся на поверхности сознания.

Адамберг обычно так и находил решение: он ждал, когда идея придет сама собой. Когда она всплывала у него перед глазами, словно мертвая рыба на гребне волны, он подхватывал ее и изучал во всех подробностях, стараясь оценить, нужна ли она ему в данную минуту, представляет ли она интерес. Адамберг никогда не размышлял, он то ли мечтал, то ли грезил, а потом оставалось только собрать урожай идей. Так рыболов, погрузив в воду сачок, водит им из стороны в сторону, затем вытаскивает и шарит в нем, нащупывая то камешки, то песок, то водоросли, то ракушки, пока не находит среди них креветку. В голове Адамберга попадалось множество водорослей и камней, бывало, он в них крепко запутывался. Приходилось многое отбрасывать, от многого избавляться. Он осознавал, что разум служил ему чем-то вроде хранилища разных по своей значимости идей и что у большинства людей голова устроена совсем по-другому. Он также заметил, что между его собственными мыслями и мыслями его заместителя Данглара существует большая разница, такая же, как между сачком, полным всякой ерунды, и аккуратным прилавком в рыбном магазине. Но что он мог с этим поделать? В конечном счете ему все-таки удавалось кое-что выудить, если его не слишком торопили. Вот так Адамберг и пользовался своими мозгами, они были словно богатые рыбой морские воды: веря в их благодатную силу, человек давно уже отказался от намерения подчинить их своей воле.