Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 2. Подозреваемые Страница 14

– Ой! Действительно… Я его бросила с ними!

– За него не волнуйтесь. Он только с виду невразумительный. Да и профессор-кристаллограф поможет. Старый солдат, не смотри, что снаружи хлипкий. Вы пойдите, умойтесь, приведите себя в порядок. Не нужно детям наблюдать вас в таком непрезентабельном виде. Это у них не состыкуется с длиной вашей юбки, точнее сказать – с её отсутствием, – не отказал себе в удовольствии Северный. – Я поднимусь к ним. И вы подходите. Решим, что делать. И ещё, Анжела Степановна, перед тем, как решать, что делать, известите рестораторшу из «Пожарских котлет» о случившемся с её дочерью.

– Как же я ей это скажу? – испугалась директриса.

– Словами, Анжела Степановна, словами. Как всё и говорят друг другу люди. Наберёте номер и сообщите, мол, Матильда Ивановна…

– Евгения Васильевна…

– …Евгения Васильевна, ваша дочь в крайне тяжёлом состоянии увезена реанимационной бригадой «Скорой» в родильный дом. Позвонив диспетчеру и назвав имя-фамилию своей дочери, вы сможете узнать – в какой именно.

– И всё?

– Пока да.

– Она меня убьёт.

– Человечество, несмотря на геометрическую прогрессию прогресса, простите за тавтологию, пока не научилось убивать по телефону. Во всяком случае, я таких способов умерщвления плоти не знаю. А раз не знаю я, то и рестораторша, будь она трижды топ, тоже не в теме. Потому что переплюнуть меня по части знаний всевозможных методик отправления на никому не известный тот свет практически невозможно.

– Но она же начнёт спрашивать: «Почему в роддом?!»

– Я уверен, что прежде всего её будут интересовать слово «дочь» и словосочетания «в крайне тяжёлом состоянии», «реанимационная бригада» и так далее. Я вообще не обязан возиться с вами, Анжела Степановна, как с малолетней девчушкой, заблудившейся на перроне огромного вокзала. Вы – директор, педагог – вам и карты в руки. Меня вообще могло тут сегодня не оказаться. Если бы не мой уникальный талант попадать в ситуации. Вернее – дар моего друга втягивать меня во что-то, мне совершенно ненужное.

Северный уже было развернулся, чтобы оставить Анжелу Степановну наедине со своим долгом, как зазвонил его мобильный.

– Да?.. Хорошо. Спасибо, ребята. – Он нажал отбой. – Ну вот, госпожа директор, и номер родильного дома известен. – Он назвал ей ближайшее к этому загородному направлению родовспомогательное учреждение. – Умывайтесь, звоните и приходите!

Зайдя в уже порядком надоевшую ему комнату отдыха сильно обрыдшего ему детского учебно-воспитательного лагеря, Всеволод Алексеевич застал удивительную картину: его друг Сеня восседал на диване, по нему скакали малолетки, явно соревнуясь с Дарием за право влезть Соколову на голову. Подростки сбились в кучку около окна и выглядели немного придавленными. А старичок-кристаллограф рассказывал непонятно кому, но с огромным энтузиазмом, о белемнитах, сталактитах и сталагмитах, а также об искусственно выращенных алмазах.

– Снимаете стресс, любезнейший? – дружелюбно обратился к вещающему в никуда старичку Северный. – Позволю себе дать вам совет на будущее, уважаемый профессор: если кому-то в скоплении детей плохо, то за неподалёку базирующимися взрослыми посылают детей. А сам взрослый остаётся при том ребёнке, которому стало плохо.

– Никогда! Никогда больше я не соглашусь пойти к детям! Я их терпеть не могу!

– Я тоже, дорогой мой профессор, я тоже… Ну что ж, я думаю, что ваша миссия на сегодня завершена – и вы можете с чистой совестью отправляться восвояси. Нам же с моим дорогим другом и Анжелой Степановной предстоит отправить детишек по домам. Теперь вы, дамы и господа! – обратился он к подросткам. – Кто-то дружил с этой девочкой? Кто-то был в курсе её состояния?

Тинейджеры как по команде отрицательно затрясли головами.

– Еремеев?

– А чего сразу Еремеев?

– Как особа, приближённая к императору.

– Чё?

– Ничё! Классику сатирического жанра надо читать, раз уж к шутовству склонность имеете, Пётр Петрович. Вам есть что мне сообщить?

– Нечего мне сообщать. Я с ней не дружил. Она ни с кем не дружила. Вся такая загадочная ходила, задрав нос выше крыши. Если что и говорила, то очень редко. И так… Всё намёками, типа, она сильно взрослая, а её родители сюда заперли. Можно подумать, хоть кто-то из нас в это заведение для малышни хотел. Я лично хотел на станции техобслуживания всё лето торчать, мотоциклы помогать ремонтировать, да как же. Отпустят они!

– Она как-то хвасталась, что от неё без ума взрослый мужчина, – перебила Еремеева та девочка, что сильно краснела в классе, – и что она тоже его любит. А маму ненавидит. Но скоро всё у них – ну, с мужчиной, – будет хорошо. И она маме ещё покажет. Мы ей не поверили. Понятно же, что всё выдумывает!

– Показала маме, нечего сказать, – печально констатировал Всеволод Алексеевич. – Впрочем, фантазия про взрослого мужчину вполне стандартна для вашего возраста, девушки. Сами, небось, такое частенько подружкам по ушам развешиваете? Ну да, кому же интересен несчастный Еремеев.

Девчонки хихикнули.

– А чего сразу Еремеев?! – совсем надулся пацан.

– Так я как раз и говорю, что ты – не сразу. Просто твои ровесницы не понимают пока, что ты, может быть, новым Генри Фордом станешь. Со временем… И уж точно – повзрослеешь. Куда ж без этого. А пока тебе в их фантазиях места нет, смирись. Работай над собой! Отжимайся, холодный душ по утрам, учебник физики… – мысли судмедэксперта были явно далеко от несчастного Еремеева. Но подростки перестали выглядеть, как напуганные щенки. И то хорошо.

Спустя пару часов Северный чувствовал себя совершенно опустошённым. Пришлось сперва приводить в чувство Анжелу Степановну. Он слишком обеспокоился её долгим отсутствием – и ему пришлось посетить женский туалет и вытаскивать оттуда рыдающую директрису.

– Какого чёрта вы стали работать с детьми, не имея к этому ни малейшей склонности?! – вопрошал он её, сперва вколов ей успокоительного, затем – напоив горячей кофейной бурдой из автомата.

– Я люблю-у-у-у дете-е-ей, – невнятно подвывала Анжела Степановна, похожая уже скорее на подростка-недоразумение, чем на тридцатилетнюю женщину. Впрочем, ей оказалось всего двадцать пять. Просто её очень старил неумелый макияж. И рот, лишённый карандаша с помадой, оказался вполне удобоваримых человеческих размеров.

– Кроме того, я не прошла по конкурсу на романо-германский факультет университета, а в педагогический институт брали и с моим проходным баллом! – всхлипывала она в широкую грудь Северного. Точнее – в его окончательно загубленную рубашку. Как ему надоели слюнявые бабы, начиная с соколовской дочурки Дашки, ранее питавшей склонность к запихиванию предметов его туалета себе в рот. И теперь вот ещё и эта не знает, куда кинуться, кроме как ему в высококачественный и не дешёвый, между прочим, текстиль! И только засранка Соловецкая сидит в своей Калифорнии и горя не знает! Если бы она рыдала в его рубашку – он был бы счастлив. Прав Дарий со своей теорией «плача в сугробе».

– Ну и потом, я совсем не работала по специальности! – продолжала свою историю окончательно расклеившаяся Анжела Степановна. – Я работала офис-менеджером, а потом переводчиком – в одной и той же фирме. И наш хозяин недавно купил эту территорию и сделал тут пансион. Такой у него бизнес. Педагогический. Он организовывает учебные туры, подыскивает богатеньким деткам школы за границей, чаще всего в Великобритании или США, нанимает гувернанток и всё такое. Этот лагерь – его новое начинание. Он хочет расширять поле деятельности. Говорит, что чем массовее потребитель и чем дешевле продукт – тем больше доходы. Вовлекает в процесс нижний мидл-класс. Так он говорит. А меня он поставил во главе, потому что пока не нашёл нужного человека, и вообще, сказал: «Посмотрим, может, у тебя получится!» Нечего сказать – получи-и-илось! – снова завыла уже было почти успокоившаяся Анжела Степановна.

– Анжела! – Северный впервые обратился к ней по имени, без отчества. – Да что же вы ведёте себя, как глупая капризная девчонка! – он начал выходить из себя. – Вы меня уже достали, честное слово! Да вы не в слезах меня купать и не соплями обмазывать должны, а в ножки поклониться за то, что я вообще здесь сегодня оказался. И, между прочим, не вы в конечном итоге, а я звонил госпоже Румянцевой, сообщить, где её дочь. Это уже ни в какие ворота! Посторонний мужик, а не вы – человек, ответственный за эту Аню Румянцеву, как минимум в момент нахождения в вашем дурацком лагере-пансионе. Прекратите истерику!

Пока он вёл с никчёмной Анжелой Степановной беседы, Семён Петрович обзванивал родителей. Потому что, кроме директрисы и ненамного её младшей Леночки, в учебно-воспитательном летнем лагере не оказалось никого. Ни доктора, ни медсестры, ни тренера, так и не научившего Дария делать колесо. Никого. Если, конечно же, не считать пузатого охранника при затрапезном шлагбауме – те работают посменно. А пятница у нас в стране уже давно негласно присоединена к выходным.