Марина Серова - Вечная невеста Страница 14

Эльвира не договорила и со вздохом отвернулась к окну. В глазах ее появилась тревога, девушка сосредоточенно думала о чем-то.

— Так вы полагаете, Алексея убили в связи с этой историей? — вскинула она глаза на меня. — Понимаете, я уже сама начинаю бояться…

— Почему убили Алексея, я, увы, пока не знаю, — с сожалением ответила я. — Поэтому и обратилась к вам за помощью. Спасибо, что вы отвечаете на мои вопросы. Давайте теперь все-таки вернемся к Третьякову. Как вы думаете, зачем он приходил к вам, с какими намерениями? И когда это было?

— Это было как раз вечером, за день до того, как мы узнали, что Антон Николаевич пропал. А вот почему… Понимаете, он вообразил себе такой абсурд, что мне даже говорить об этом не хочется.

— Эльвира, но как бы абсурдно это ни выглядело, сказать все-таки нужно, — заметила я. — Вы же понимаете, что от этого могут зависеть результаты расследования.

— Да, конечно, — кивнула Голицына. — Я расскажу. Одним словом, Третьяков, по его словам, поехал домой к Чеснокову, чтобы что-то там обсудить насчет дальнейшей работы. Дома он его не застал и почему-то решил, что Антон Николаевич сбежал. Якобы соседи сказали, что он уехал на какой-то чужой машине.

«А Владимир Юрьевич, который беседовал с соседями, ничего такого не говорил, — отметила про себя я. — Или этот Третьяков в самом деле несет бред, или же… Его поведение объясняется чем-то другим».

— И что же он от вас хотел, вы так и не сказали. И как получилось, что его забрали в психушку?

Эльвира покраснела.

— Психиатрическую бригаду я вызвала сама, поскольку мне ничего другого не оставалось, — призналась она. — Но, честно говоря, я не думала, что все окажется так серьезно. Я хотела только его припугнуть, думала, что психиатры его увезут в больницу, успокоят с помощью лекарств и потом выпустят! А оказалось, что он у них на учете и что отпускать его нельзя, потому что он буйный. Он, оказывается, может быть опасен для общества! И это, наверное, действительно так, если принять во внимание то, как он вел себя со мной и в чем обвинял.

— А в чем он вас обвинял?

— В связи с Чесноковым, — нервно ответила Эльвира, глядя в сторону. — В сексуальной связи, и не только, — уточнила она. — Третьяков кричал, что мы с Антоном Николаевичем сговорились, что он взял кредит и решил уехать вместе со мной! Вернее, сначала уехал сам, а потом я поеду к нему — Третьяков так считал. И требовал от меня сказать, где Антон Николаевич находится. Хотя я, естественно, об этом ни сном ни духом! Я вам сто раз могу повторить, что не была его любовницей, ни постоянной, ни на один раз. Между нами никогда ничего не было, что выходило бы за рамки служебных отношений. Можете спросить наших общих знакомых, соседей — никто не сможет сказать, что видел нас вместе в нерабочее время! Это предположение тем более абсурдно, что у Антона Николаевича была невеста, и все о ней знали.

— Вот как? И кто же она? — заинтересовалась я. — Где она живет?

— Увы, этого я не знаю, — призналась Эльвира. — Она откуда-то из другого города, приезжала периодически к нему сюда, в Саранск. В фирме она никогда не появлялась, так что никто из нас ее не видел. Мы даже не знаем, как ее зовут. Расспрашивать же Антона Николаевича об этом я считала неудобным — с какой стати? Он вообще, при всей своей честности, не был особенно открытым человеком, про него не скажешь «душа нараспашку». А уж личную жизнь свою вообще не любил афишировать.

— И что же, Третьяков, не обнаружив дома Чеснокова, тут же решил, что он сбежал?

— Ну я же говорю, он психопат! — с нажимом повторила Эльвира. — Хотя надо признать, что он оказался прав — Чесноков действительно сбежал, кинув всех. Это еще раз подтверждает, какое у Третьякова потрясающее чутье на такие вещи. Но тогда я всерьез испугалась: Третьяков на меня накинулся, начал трясти, ударил… Я боялась, что он меня просто убьет. Пригрозила милицией, так он только рассмеялся. А потом сказал, что изнасилует меня… И пошел в туалет.

«Совсем хорошо», — усмехнулась я про себя.

— И тут я позвонила, воспользовавшись его отлучкой.

— Приехали быстро? — спросила я.

— Вы знаете, да! — с радостным удивлением сообщила Эльвира. — Он, когда вышел из туалета, вроде как немного успокоился и уже бубнил просто себе под нос, сидя передо мной, что, мол, сейчас он со мной разделается и я ему все скажу! И вы знаете, он даже полез не то душить, не то насиловать, во всяком случае, на пол хотел повалить, и тут как раз они приехали. Начали в дверь барабанить и кричать, что сейчас сломают. Третьяков дернулся сразу, испугался, а я вырвалась и побежала открывать. Он за мной, но я успела повернуть замок, санитары ворвались, ну и… Скрутили его. Знаете, там какие бугаи… Таких бы в охранники…

— И больше вы Третьякова не видели?

— Нет. Наверное, он и сейчас в психушке. Не знаю даже, выйдет когда или нет.

— Что, только на основании этого эпизода его, что называется, упекли навсегда? — удивилась я.

— Я не знаю, но я же говорю, что он давно у них на учете. Может быть, определили, что у него неизлечимое заболевание. Как же его отпускать, особенно если он признан опасным для общества?

«Нужно будет уточнить, что у него за заболевание, — подумала я. — А для этого придется съездить в психушку. Собственно говоря, я туда и собиралась».

— Теперь я понимаю, что сделал Антон Николаевич, — продолжала тем временем Эльвира.

— Что же? — поинтересовалась я.

— Он просто уехал к этой девушке, — пояснила Эльвира. — К своей невесте. Представляете, как просто? Никто ее не знает — ни где она живет, ни имени ее, ничего. Очень просто! Можно уехать в ее родной город, жениться, взять фамилию жены и не волноваться, что тебя когда-нибудь найдут.

— Да уж… — невольно проговорила я, сама удивляясь подобной простоте осуществления авантюрного плана. — Уехать, жениться и взять фамилию жены… Об этом я не думала.

— Да а что толку думать? — возразила Эльвира. — Вы все равно их не найдете.

— Ну почему? Можно постараться разузнать что-то об этой девушке! Может быть, остались какие-то ее следы, раз она частенько приезжала сюда? А может быть, о ней знает кто-то из близких людей Антона Николаевича — например, родители?

— Родители у него, по-моему, не отсюда, — пожала плечами Голицына. — И потом, неужели вы думаете, что они выдадут собственного сына? А если он и от них скрывается, тогда и про невесту ничего не стал бы им говорить.

Я была вынуждена согласиться с аргументами Эльвиры, но мне вовсе не хотелось смиряться с мыслью, что найти Чеснокова никак не удастся. Должен был быть какой-то выход. Интуиция подсказывала, что нужно не опускать рук и пытаться все же отыскать невесту исчезнувшего руководителя фирмы. И еще Третьяков… Может быть, он что-то знает? Тогда почему он связал Чеснокова с Эльвирой? Нет, с этим человеком необходимо поговорить, и как можно скорее.

Я поспешила завершить разговор с Эльвирой, записала на всякий случай номер ее домашнего телефона и попрощалась с девушкой. Когда я выясняла у прохожих месторасположение городской психиатрической больницы, те довольно подозрительно окидывали меня взглядом и, видимо, только мой вполне респектабельный вид убеждал их в том, что со мной можно иметь дело. Но я психологически устойчива к подобного рода реакции, так что не обращала на косые взгляды внимания. Одним словом, довольно скоро я оказалась обладательницей нужного адреса и от Эльвиры Голицыной прямиком отправилась в психушку.

По дороге туда я прямо в машине вновь обратилась к своим гадальным костям, благо замшевый мешочек постоянно со мной. Предсказание посулило следующее:

14+25+1 — Кажется, на вашем пути есть препятствие, но непредвиденная задержка в достижении цели пойдет лишь на пользу. Не следует слишком рваться вперед.

Я задумалась. Что значит — не следует рваться вперед? Не ехать в психиатрическую больницу? Но это было бы просто неразумно… С другой стороны, кости никогда ничего не говорят зря. А может быть, речь идет не о психушке? Может быть, не стоит так быстро возвращаться в Тарасов? Может, именно здесь, в Саранске, я упустила или недоделала что-то важное?

Не придя ни к какому однозначному выводу, в психиатрическую больницу я решила все-таки съездить.

Как это водится, данное заведение находилось на самой окраине города, только на другом конце от дома Эльвиры Голицыной, так что мне пришлось потратить немало времени на дорогу. Однако я была слишком окрыленной предстоящим разговором, от которого ждала многого, поэтому не чувствовала утомленности.

Здание психиатрической больницы было окружено высокими стенами и не менее высоким забором, в котором я никак не могла обнаружить ворота. Когда же мне это удалось, совершив длительный моцион вдоль чугунного литья, я с удовлетворением нажала на кнопку звонка. Долгое время никакой реакции на мои действия не было. После неоднократного их повторения я наконец добилась того, что в приоткрывшееся окошечко высунулось сонное, равнодушное лицо женщины в белой косынке.