Анна Данилова - Цветы абсолютного зла Страница 14

– Говорят, у вас в школе девочку убили, это правда? – спросила жена на следующий день после смерти Оли.

– Да, правда.

– Ты ее знал?

– В смысле?

– Ты вел у нее литературу? – недоуменно пожала плечами жена, видимо, не понимая, почему он сразу не ответил на ее простой вопрос.

– А… Да, вел. Хорошая была девочка.

– Ее убили… За что можно убить ребенка? – Жена смахнула крошки со скатерти и составила чашки на маленький поднос. – Мы живем в такое страшное время…

Она ушла на кухню и к разговору на эту тему больше не возвращалась. Но почему-то именно с той поры Сергей Иванович стал ненавидеть свою жену. Она раздражала его буквально всем, и он с трудом сдерживался, чтобы не нагрубить ей, чтобы не ударить ее… Он не знал, что с ним происходит. Ему было также непонятно, почему после стольких месяцев, как он запустил лапу в семейный вклад, она ни разу не спросила его о том, куда деваются деньги? Неужели она ждала от него каких-то признаний, тем самым пытаясь унизить его еще больше. А как иначе можно объяснить ее молчание? Ведь она не могла не заметить исчезновения денег с их общего счета. Или она о чем-то догадывалась? Но это невозможно. Она не из тех женщин, которые будут устраивать слежку за мужем, она слишком замкнута в себе или даже скорее запугана общим процессом жизни, чтобы рисковать остаться вообще одной. Как долго протянет она на свою грошовую зарплату? С другой стороны, нельзя же быть до такой степени забитой, затюканной и бессловесной, чтобы хотя бы не попытаться выяснить, куда же уходят семейные деньги? А его поведение? Разве не могла она не заметить, как он изменился? Что стал совершенно другим человеком? Хотя внешне-то он старался казаться прежним Сергеем Ивановичем Ивлентьевым, неприметным и тихим человеком, жизнь которого в глазах окружающих протекает по хорошо известным правилам и принципам. Никто не видел, да и не мог видеть, как в определенные дни и часы к нему в теплицу, где он подрабатывал ночным сторожем, а то и подменял дневного, к нему приходила молоденькая девушка, да хоть бы кто и видел, мало ли зачем могла она приходить в теплицу: за горшком с гортензией или кактусом, которыми торговали в теплице, за торфом или подкормкой для растений… К нему многие обращались за подобным, но в основном, конечно, женщины постарше, которым от своей пенсионерской скуки было просто нечего делать, как выгуливать своих противных, со слезящимися глазами, болонок да разводить цветы на подоконниках. Оля в их ряду заметно выделялась. Но он не думал, что на это мог кто-то обратить внимание.

Но самое тяжелое переживание его заключалось в том, что он смалодушничал, испугался и, вместо того чтобы броситься к ней в тот момент, когда она от его удара упала, и помочь ей подняться, он сбежал. Как последний трус. Теперь, когда уже ничего нельзя было исправить, он и сам не мог себе объяснить, как это случилось. Ну и что, что она, подвыпившая девчонка, стала бы обзывать его, это не смертельный грех, да этого могло бы и не случиться, просто он боялся, больше всего на свете боялся, что шум, который она устроит, выдаст его с головой. Но разве ничего нельзя было придумать в тот момент, найти ласковые слова, пообещать ей, наконец, денег, чтобы успокоить ее?! Да можно было, все можно, просто он растерялся, испугался… Да и вообще тот вечер он вспоминал с трудом, все было как в тумане. Туман рассеялся на следующий день, когда он узнал, что Олю нашли мертвой.

– Выброси мусор.

Он оторопело взглянул на жену, не сразу поняв, что ей от него нужно.

– Ведро переполнилось, пожалуйста, выброси мусор, – сказала она более мягко, словно где-то внутри себя прочувствовала, насколько далеки были сейчас его мысли. – Сережа, ау!

Она улыбнулась, и он вдруг увидел ее зубы, ровные, белые, розовые губы, мягкий овал лица. Он опустил голову, увидел пресловутое ведро, взял его и направился к выходу. И только в подъезде он понял, что с ведром что-то не так. Вернее, с ведром-то все в порядке, а вот среди мусора он разглядел скелетообразную потемневшую веточку – то, что осталось от большой кисти винограда. Виноград в феврале? Что-то за ужином ему никто не предложил ни одной виноградины. А что, если жена настолько ненавидела его, что тайно от него лакомилась виноградом или апельсинами, скармливая своему глупому мужу тушеную капусту и в душе посмеиваясь над ним? Кроме того, мысли его постоянно возвращались к тому десятитысячному вкладу, о котором они тоже так ни разу и не говорили. Откуда эти деньги?

Когда он вернулся домой с пустым ведром, его жена, одетая в синее платье, которое он ни разу не видел, уже поджидала его на пороге.

– Я к подруге, – сказала она и, даже не удостоив его взглядом, проскользнула мимо него и направилась к лифту.

Впервые ему почудилось, что хлорка, которой, как ему казалось, была пропитала вся кожа и волосы его жены, благоухает цветочным ароматом.

Глава 10

Юля Земцова теперь и сама не могла понять, чему больше радовалась – то ли встрече с таксистом, который назвал ей несколько адресов, куда он подвозил Олю Неустроеву, и о которой успел ей довольно много рассказать («красивая девочка, ничего не скажешь», «мужчины были разные, но в основном в возрасте», «один вообще сопливый плейбой в пальто с меховым воротником», «красота не всегда приносит счастье, жалко ее»), то ли предстоящей встрече с Патриком. И странное чувство вдруг охватило ее, когда показались огни аэропорта. Растерянность, граничащая с раздражением, а то и страхом: зачем он едет сюда, кто его приглашал, как он мог без ее ведома вторгнуться в ее российскую и очень специфическую жизнь, в ее полнейшее одиночество, почти стерильное… Какой он найдет ее сейчас в этом пустом аэропорту (рейсов становилось все меньше и меньше): столь же привлекательной, как в Париже, или он сочтет ее жертвой, брошенной женой? Вот чего боялась она больше всего – боялась быть униженной его жалостью и тем чувством, которое он-то считает наверняка любовью (иначе не прилетел бы за тысячи километров!) к ней. Она быстро достала зеркальце из сумки и по инерции припудрила нос.

– Не переживайте, русские женщины все равно красивее парижанок, – попробовал подбодрить ее толстяк-таксист, и она даже не успела разозлиться на него за то, что он словно прочел ее мысли. – Если хотите, я подожду вас.

– Да, пожалуйста. В любом случае я же не останусь в аэропорту…

Она и сама не знала, как у нее выскочили эти странные слова.

Она устремилась к стеклянным дверям. Какой-то мужчина распахнул их перед ней, она даже не заметила его. Оказавшись в теплом сверкающем зале, она сразу же увидела Патрика. И чуть было не расхохоталась. Но он действительно смотрелся очень смешно в большой коричневой шубе и шапке-ушанке такого же цвета. Он тоже увидел ее и бросился навстречу. Он неплохо говорил по-русски, но сейчас ему, видимо, хотелось повторять лишь ее имя. Он подхватил ее и прижал к себе, принялся целовать лицо, волосы, шептать о том, как он соскучился, и все это вместе показалось ей столь же неуместным, как если бы вместо Патрика ее сейчас тискал толстяк-таксист. Патрик не всколыхнул в ней ничего из того, что составляло их парижский роман. Больше того, он, такой меховой и чужеродный в этом зале, где на них все косились, казался ей анахронизмом. Ну как он посмел приехать к ней сюда и нарушить ее покой? Что она будет делать с Патриком? Водить его по грязным улицам Саратова и показывать музеи и пару приличных театров? Консерватория с органом, филармония… Разве что им повезет, и в это захолустье приедет хороший джаз-банд… Ей вдруг стало стыдно за свой город, за разбитые улицы, горы мусора повсюду и даже за выражение лиц обнищавших горожан, потерявшихся в этой жизни. Ведь Патрик-то приехал сюда из другого мира. Для него поездка в Россию, а тем более в Саратов, – всего лишь романтическое приключение… А для нее? Кроме того, сюда может в любую минуту нагрянуть и вовсе не предсказуемый Крымов, муж. Он что, не понимает этого?

Она высвободилась из его чересчур крепких объятий, оценила аромат одеколона и из чувства благодарности за то, что он все же решил навестить ее в этой глуши, поцеловала его в нос.

– Привет, Патрик.

– Привет. Ужасно рад тебя видеть…

Он был с большим чемоданом. Узнав, что их поджидает такси, он обрадовался еще больше, а когда она сказала ему, что они сейчас поедут в гостиницу, немного успокоился. Видно, и ему с трудом представлялась эта сумбурная ночная встреча с няней Катей, с которой он находился в сговоре, да и дом Крымова, судя по всему, тоже казался ему все же чужой территорией. Ведь он как-никак являлся любовником его жены, а не только другом Жени Крымова.

В машине молчали, Патрик гладил руку Юли, почему-то тяжело вздыхал.

И только уже в номере гостиницы, когда они остались одни, с Юлей случилась вдруг самая настоящая истерика. Она бросилась с кулаками на своего гостя и буквально рухнула на него, они оба упали на кровать.