Гера Фотич - Генералы песчаных карьер Страница 14

Периодически встречаясь с Журовым, они никогда не заговаривали о провале привезённой москвичами контрабандной схемы, которую свалили на покойного Березина. Быть может, если бы тот остался жить, они не раз обсудили то, что случилось. Но теперь любое упоминание возвращалось к гибели их товарища. И это было тяжело. При встрече с Поликарпом они просто обменивались взглядами, и каждому становилось ясно, что прошлое рядом, но пока всё нормально. С тех пор как схема ушла на Дальний Восток, они перестали ею интересоваться. Только на совещаниях силовиков в Москве периодически звучала тема борьбы с коррупцией.

На самом деле все понимали, что борьбы с ней быть не может исходя из самой её сути. Поскольку для этого надо, чтобы каждый руководитель посадил себя в тюрьму, назначил себе срок и конфисковал своё имущество, в большинстве своём нажитое преступным путём, а затем принялся за своих ближайших родственников.

А поскольку этого никогда не будет, то нужно делать вид и жертвовать наиболее заевшимися или ставшими неугодными членами круговой поруки.

Семён представлял себе трудность принятия такого решения наверху. Необходимо было заранее выстроить все процедуры, отсечь нити идущие наверх. И самое главное поручить возглавить этот процесс наиболее умному и опытному сотруднику. А вот с этим и была основная беда, поскольку за время разворовывания страны, руководители верхних эшелонов приближали к себе, как правило, наиболее верных и желательно не очень умных, дабы не подсидели. Успели окружить себя непробиваемым кольцом недальновидных тупых подхалимов.

Теперь, когда разворовывать уже стало нечего, а точнее те масштабы безвозвратно ушли, и надо страну двигать вперёд, принимая решения и выполнять поставленные задачи, наверху с ужасом взирают на полное отсутствие вокруг мыслящих людей. Срочно внедрили программу подготовки руководящего резерва, но её снова заполнили связи мздоимцев и расхитителей. И только когда спустились на возрастной уровень институтов и школ, обнаружили незаражённые плесенью стяжательства молодые горящие сердца. Сколько же ещё лет быть стране в разрухе — думал Ефимов разочарованно.

Сидя за столом, погружённый в свои рассуждения, Ефимов машинально продолжал пить водку и закусывать, чокаясь со Светланой. Практически за столом они остались втроём. Водку разливал Ткач, но сидел в стороне. Журов о чём-то ворковал со своей подружкой в углу на кресле. Кудашкин с Игнатьевым сновали со своими девушками то в комнату отдыха, то в бильярдную. Приходили за стол опрокинуть по стопочке. Вино у девушек закончилось, и они вместе со всеми стали пить водку.

Принесли горячее. Пара больших тарелок с мясом.

Светлана, чернобровая белолицая девушка небольшого росточка, уже достаточно опьянела. Язык стал слегка заплетаться. Казалось, что её вполне устраивает то, что никто не тянет её в комнату отдыха. Несколько раз она успела прыгнуть в тёплый бассейн и теперь сидя с мокрыми короткими волосами, сама обнимала Семёна, положив ему голову на плечо.

Периодически, возвращаясь на своё место, она обращала внимание на задумчивую рассеянность Ефимова и это явно её беспокоило.

После очередного возлияния, она заглянула ему в лицо и слегка заплетающимся языком неожиданно попросила:

— Можно с Вами поговорить?

— Конечно, — сказал тот, недоумевая и глядя в чёрные и блестящие словно бусинки глаза девушки, — Я тебя слушаю!

Своими чёрными, как смоль волосами и высокими дугами бровей, она походила на молдаванку.

— Не здесь, — отозвалась она, — пойдём в парилку! Там сейчас никого нет.

Затем стала неуклюже подниматься, опираясь на сидевшего с краю Ткача.

Ефимов приготовился к сексу. Он ласково посмотрел на Светлану. Простынь, которой она прикрывалась, была практически мокрой. Липла к её округлостям, ещё сильнее выделяя грудь, бёдра и ягодицы. Семён Борисович подумал, что эта нежная и добрая девушка сможет подарить ему несколько блаженных минут.

В парилке было не жарко. Видимо Игнатьев с Кудашкиным установили здесь необходимую в таких случаях температуру дабы не получить инфаркт от перегрузки.

Семён сел на полог. Светлана на скамейку рядом. Оба молчали. Прошло несколько минут.

Внезапно Светлана обернулась к Ефимову и, неотрывно глядя в лицо, спросила:

— У Вас есть два сына, Борис и Роман?

— Ну да, — по инерции ответил Семён, думая, причём здесь они? Быть может, она так напилась, что хочет застыдить его и прочитать мораль?

— Борису тридцать и день рождения у него в мае?

— Ну да, — снова отозвался Семён, продолжая недоумевать, но чувствуя, что дело касается старшего и на всякий случай улыбаясь, обнажая золотые зубы.

Видя непонимание Ефимова, она, продолжая глядеть в упор, спросила:

— Вы меня не помните?

Наступила пауза.

Ефимов успел внимательно посмотреть на неё, прежде чем она отвернулась и уставилась в пол.

В этом резком повороте головы, в мелькнувшем разлёте бровей, откинутой чёлке и показавшемся из под коротких волос верхнего тонкого ободка оттопыренного уха, он почувствовал что-то знакомое. Но не его личное, а то, что было когда-то рядом. Что встревожило его тогда, не менее, чем сейчас. Взволновало чем-то затейливо весёлым. Наполнило радостью.

Он продолжал молчать, не искусственно выдерживая паузу, а пытаясь разбередить опьянённую память и заставить её работать, перебирая ячейки с, заложенной в них когда-то, информацией.

Не выдержав, Светлана нарушила затянувшееся молчание:

— Только не говорите, пожалуйста, Борису, я сделаю всё, что Вы хотите! — произнесла она с мольбой, переведя взгляд дальше, в угол парилки, где скопившаяся кучка засохших листьев едва дрожала от циркулирующего тёплого печного воздуха.

И тут Ефимова осенило. Эта последняя фраза с сочетанием мгновенного образа запавшего в память, неожиданно раскрыла перед ним всю мерзопакостную картину реальности.

Словно сорвали салфетку с нарисованным на ней пирогом, и отвратительный запах дерьма ударил с подноса ему в лицо, заполнил лёгкие. А затем ткнули носом прямо в эту жижу, топя в тлетворных бактериях, проникающих в рот, нос, глаза, уши. Заставляя услышать сквозь них лучезарный смех Светланы из комнаты сына, увидеть их счастливые лица, дарящие всем собравшимся беззаботную радость, разлетающееся фейерверком веселье. Он вспомнил — это было совсем недавно, в день рождения Бориса!

Руки Ефимова, ранее обнимавшую Светлану, стали липкими и грязными, словно он прижимал их к пластилину, где ранее отпечатались ладони его старшего сына. Гадливое чувство, схожее с желанием насильно вынуть изо рта ребёнка, необходимый тому, пережёванный кусок хлеба, чтобы насытить свою грязную прожорливую утробу, подступило к горлу тошнотой.

— Не звони ему больше, — глухо сказал Семён.

Слез с полога и вышел из парилки, направляясь в душ. Ему казалось, что его вырвет.

После пройдя в гостиную, он налил себе фужер водки и выпил, залпом не поморщившись.

— Ну как, хороша девчонка? — наперебой спросили его Игнатьев с Кудашкиным.

— Угу, — ответил Семён, кивнув головой и снова сел на своё место. Настроение у Ефимова было испорчено.

Светлана в гостиной больше не появилась. Незаметно прошла в раздевалку, где оделась и уехала восвояси.

Глава 12. Таможенный пост

После того, как Светлана не вернулась, все стали шутить, что Семён насмерть замучил девчонку, так что она сбежала. Но это не веселило Ефимова.

Он думал о той стране, в которой они все живут. Она представлялась ему каким-то полигоном для испытаний человеческих жизней, судеб, нравственных устоев. Хотелось верить, что наконец-то движение вперёд возглавили достойные люди. Но почему тогда они держат своих отпрысков заграницей? Учат их иностранным языкам. Заставляют получать иностранный опыт. Покупают недвижимость подальше от России. Кажется, ну вот — перед тобой вся страна! Лепи из неё всё доброе и хорошее, о чём ты мечтал, сидя за школьной партой, а потом в студенческой аудитории. Делай её жителей счастливыми. Нет! Снова начинаем запускать ракеты, готовиться к перелётам на Марс. А жители области в сорокаградусный мороз продолжают ходить в деревянные уличные туалеты. Добывать воду из растаявшего снега, отапливаться буржуйками. Быть может, в этом есть вина каждого. Стоило один раз свернуть не туда, и назад уже нет дороги. У каждого есть свои точки не возврата.

Ефимов вспомнил, как попал из милиции в таможню. Это был результат его первого компромисса с совестью. Сколько их потом было? Но первый запомнился в деталях.

Это было начало девяностых. Он служил в главке. Был начальником отделения оперативного отдела, майором милиции. Позвонил агент и сообщил, что добыл очень интересную информацию, которая может пойти им на пользу. Встреча состоялась.