Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) Страница 14

– Более чем, – ответил мистер Кэмпион, снимая очки (без них его лицо мгновенно лишилось глуповатого выражения). – Я вас понял. Вы хотите, чтобы я выступил в роли рессоры, смягчающей удары, которые неизбежно посыплются на всех вас в ходе расследования.

Миссис Фарадей бросила на него быстрый взгляд.

– Эмили права, вы весьма умны и сообразительны. Значит, с этим мы разобрались, перейдем к следующему вопросу. Я хочу, чтобы вы понимали: мне совершенно нечего скрывать от полиции и я готова оказывать всяческое содействие следствию. Опыт подсказывает, что из отчаянных попыток скрыть неприглядную истину ничего хорошего не выходит. И потом, чем быстрее все закончится, тем быстрее люди забудут про этот неприятный скандал. Да, и пресса… Репортеры уже начали осаждать мой дом. Слугам велено помалкивать, разумеется, но держать прессу в полном неведении едва ли разумно. Это их раздражает, и они начинают тиражировать куда менее приятные, часто ложные сведения, нежели те, которые мы могли бы сообщить им сами.

Миссис Фарадей вновь окинула своих слушателей пронзительным орлиным взглядом – те кивнули в знак согласия, – и она продолжала:

– Я не собираюсь лично беседовать с этими людьми, как вы понимаете, – произнесла она с едва заметной улыбкой: даже мысль об общении с репортерами была ей смешна. – И Уильяма к ним пускать нельзя ни в коем случае. Надеюсь, вы уладите и это, «мистер Кэмпион». Кроме того, вам следует выяснить, на ком лежит ответственность за эти преступления. Я не жду, что вы возьмете на себя обязанности полицейского, – это было бы глупо и оскорбительно с моей стороны. В первую очередь от вас требуется постоянно держать меня в курсе дел, чтобы в один прекрасный момент скопившаяся информация не застала меня врасплох. И заодно мне нужен умный человек, который был бы в состоянии предоставить некоторую защиту моей семье, ведь если убийства совершает член семьи – а это наверняка так и есть, – то лишь одному из нас ничего не грозит. И если в обозримом будущем ничего не решится, очень скоро мы можем стать свидетелями очередного убийства. Это лишь вопрос времени.

Она умолкла. Маркус и Кэмпион в безмолвном потрясении смотрели на невозмутимую старуху, что сидела в своей великолепной комнате и вела столь необыкновенные речи.

Наконец миссис Фарадей обратилась к Маркусу:

– Я решила не ждать возвращения твоего отца и начать принимать меры. Утром я посчитала, сколько тебе лет: уже почти тридцать. От тебя сейчас будет даже больше пользы, чем от него. Признаться, он ничего не смыслит в искусстве старения. И потом, – добавила она с холодком в голосе, – если человек не в состоянии делать свое дело в тридцать лет, едва ли он когда-нибудь будет его достоин. Уильям и Эндрю – наглядные тому примеры. Помню, как много лет назад я сказала то же самое мистеру Глэдстоуну, на что он ответил: «Мадам, если я с вами соглашусь, это будет значить, что мне вообще не следовало становиться политиком». Впрочем, после ужина, в гостиной, он признал, что я права.

На несколько мгновений Маркусу и Кэмпиону померещилась блистательная Каролина Фарадей 80-х, превратившая своего мужа – раздражительного и желчного, но весьма эрудированного человека – в видного университетского деятеля. Но вот наваждение прошло: перед ними сидела та же невозмутимая и рассудительная черная орлица.

– Я должна вам сообщить – полагаю, конфиденциально, – что вчера у меня состоялась короткая беседа с сыном моего давнего друга, главным констеблем графства. Он пообещал предпринять все возможные меры, чтобы раскрыть убийство Эндрю. Поэтому, полагаю, сегодня же утром к делу подключится Скотленд-Ярд. Это во-первых. Теперь перейдем ко второму насущному вопросу – к смерти бедной Джулии.

Миссис Фарадей ненадолго замолчала. Все терпеливо ждали, когда она заговорит вновь.

– Доктор Лаврок, – наконец промолвила она, – которому кроме как долгожительством гордиться нечем, убежден, что это самоубийство. Несомненно, он уже решил, что бедная Джулия, убив Эндрю, не выдержала угрызений совести и свела счеты с жизнью. Такая идея могла родиться лишь у полного болвана, ничего не знающего об Эндрю или Джулии. Однако, – добавила она, переводя взгляд с Маркуса на Кэмпиона и обратно, – если никаких других улик и версий не возникнет и полиция тоже придет к такому выводу, я не вижу причин разубеждать их в этом – по крайней мере, насчет самоубийства Джулии.

Мистер Кэмпион слегка подался вперед.

– Миссис Фарадей, – несмело произнес он, – а почему, собственно, вы так убеждены, что мисс Джулия не могла покончить с собой?

– Джулия и Эндрю друг друга на дух не выносили, и если бы Эндрю убил Джулию, а потом совершил самоубийство, я бы ничуть тому не удивилась. Но Джулия попросту не способна на самоубийство. Она так любила жизнь, так цеплялась за нее… было бы за что цепляться. И потом, бедняжка при всем желании не смогла бы связать и застрелить Эндрю, а потом сбросить его труп в реку. Она ведь была на год старше Кэтрин. Тучная и неповоротливая, она боялась даже ноги промочить! Но хватит теоретизировать. Доктор Лаврок диагностировал у покойной отравление болиголовом, и остатки яда должны быть в этой самой чашке. Как видите, на дне образовался осадок.

Тонкой сухонькой рукой она показала на большую синюю чашку.

– Доктор Лаврок хотел ее унести, но я ему четко дала понять, что со мной чашка в полной безопасности и я отдам ее полицейским, как только те прибудут на место. А это случится с минуты на минуту.

Мрачная улыбка, заигравшая на ее губах, свидетельствовала об очередной одержанной победе. Никто не осмелился заговорить, и миссис Фарадей тем же тихим безразличным тоном продолжала:

– В результате расспросов, часть которых вы слышали, я получила одно разумное объяснение и узнала один факт, любопытный или нет – вам решать. Кэтрин призналась – пусть и в излишне театральной манере, – что последние два года она каждое утро заваривала чай в своей комнате и относила одну чашку Джулии. Их спальни находятся рядом. Элис, наша горничная, знала об этом обычае. Судя по всему, они оставляли чашки под кроватями, а Элис их забирала, мыла и возвращала в шкафчик, где Китти хранит свои принадлежности.

В голосе старухи отчетливо слышалось презрение. Предвосхищая недоуменные вопросы гостей, она проговорила:

– Питье чая по утрам всегда виделось мне привычкой бесхребетных натур. В моем доме чай никогда не подают до завтрака – и никогда не будут подавать.

Прояснив этот вопрос, миссис Фарадей вернулась к главному:

– Кроме того, я узнала нечто странное. Элис, самая надежная и умная служанка, какую только можно найти в этой стране, сказала, что на протяжении полугода обнаруживала осадок на дне чашки Джулии. Следовательно, пока полиция не исследует содержимое чашки, мы не можем знать наверняка, когда именно отравили Джулию: сегодня утром или раньше. Я должна вас заверить, что никаких лекарств она не принимала. Уж подобных секретов в моем доме точно быть не может. Итак… – Она умолкла, и быстрый взгляд ее черных глаз остановился на мистере Кэмпионе. – Сегодня вечером мы вас ждем? Ужин ровно в восемь.

Кэмпион встал.

– Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, – пылко проговорил он. – Но чтобы не поставить всю семью в глупое положение, я должен знать о подводных камнях. Помимо ваших ближайших родственников и слуг, бывал ли в доме кто-нибудь еще – накануне или в день исчезновения Эндрю Сили?

Миссис Фарадей на секунду задумалась и поджала губы. Наконец ответила:

– Как я понимаю, вы уже знаете о Джордже Фарадее. Я опасалась, что этот факт может всплыть в ходе расследования. Да, он приходил к нам вечером накануне исчезновения Эндрю. И на следующее утро я видела его в городе, когда ехала в церковь.

На ее морщинистом лице появилось суровое выражение.

– Если этого можно избежать, не упоминайте, пожалуйста, его имени полиции. Он не имел решительно никакого отношения к убийству Эндрю. Выгоды в этом никакой не было. Единственный человек, чья смерть может быть ему выгодна, – это я. Согласно моему завещанию, он будет получать небольшие ежегодные выплаты – но только при условии его переезда в Австралию. В воскресенье Джордж явился, чтобы взять у меня взаймы денег, и даже получил десять фунтов. Больше мне сказать нечего – кроме того, что его адрес мне неизвестен.

Обоим присутствующим стало ясно, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Впрочем, мистер Кэмпион как будто удовольствовался услышанным и задал следующий щекотливый вопрос:

– Мистер Уильям Фарадей…

Вновь хозяйка дома поспешила ему на помощь:

– Уильям иногда пьет. И Эндрю тоже пил.

Она говорила вполне спокойно; только тут Маркус и Кэмпион поняли, что она уже обдумала свое положение во всех его аспектах и решила полностью довериться помощникам и союзникам: лишь так она смогла бы найти в себе достаточно сил, чтобы встретить разразившуюся над ее головой бурю.