Чингиз Абдуллаев - Фактор страха Страница 14

— Уже не может, — сказал Дронго, — когда мы привезли Труфилова в Москву, а тебя положили в больницу, он покончил с собой. Сгорел на собственной даче. Три недели назад состоялись похороны.

— Тогда все в порядке, — Вейдеманис снова закрыл глаза. — Но его люди не успокоятся. Берегите Труфилова.

— Мы все сделаем, — мрачно пообещал Дронго, не решившийся сказать правду.

— Илзе хорошая девочка, — пробормотал Вейдеманис, — ей будет трудно вернуться в Ригу. Помоги им. Я знаю, что прошу слишком много, но доверить ее могу только тебе. Только тебе.

Дронго поднялся, посмотрел Вейдеманису в глаза. Взял его за руку. Рука была невесомой.

— Все будет нормально, — твердо сказал он, — что бы ни случилось, можешь не беспокоиться.

— Я часто размышлял о жизни, — сказал Эдгар. — Зачем мы приходим в этот мир? Каково наше предназначение? Что заложил в каждого из нас Создатель, если он существует? Ни на один из этих вопросов я не находил ответа.

Дронго хотел прервать затянувшийся разговор, но Вейдеманис жестом остановил его.

— Теперь я знаю — жизнь и есть высший дар Создателя. Только мы не заслужили его и принимаем как должное вместо того, чтобы совершить что-то великое, достойное. Даже не думаем об этом. А думать нужно.

Он помолчал и продолжил:

— У меня никогда не было брата, отца я потерял, когда был совсем молодым. Мне иногда кажется, что ты мой младший брат. Или же старший, хотя ты моложе меня на десять лет.

Он перевел дух.

— Будь осторожен, Дронго. За Труфиловым охотились не зря… Дело это не совсем обычное. За ним стоят очень серьезные люди. Ты даже не подозреваешь, кто именно.

— Мы не сдадимся, — пообещал Дронго, — можешь не сомневаться.

— Я и не сомневаюсь, ты скорее погибнешь, чем сдашься. Может быть, именно за это я тебя и люблю. Прощай. И ничего не говори моим.

— До свидания, — Дронго поцеловал Вейдеманиса и, не оглядываясь, вышел из палаты. У женщин, дожидавшихся в коридоре, были тревожные, напряженные лица. В глазах — отчаяние.

— Спасибо вам за все, — сказала мать Вейдеманиса, — сын говорил, что это вы спасли его. И нашу Илзе тоже. Я буду за вас молиться. За вас и за Эдгара, — голос у нее дрогнул.

Она протянула Дронго маленький крестик с цепочкой.

— Я знаю, вы не христианин, — ей трудно было говорить, — но Бог у всех один. Возможно, вы неверующий, как мой Эдгар. Но он просил меня передать вам этот крестик. Это реликвия нашей семьи, ему сто с лишним лет. Примите его.

Дронго посмотрел на ее дрожащую руку, перевел взгляд на печальное лицо девушки, взял крест и опустил в карман.

— Благослови вас Господь, — тихо произнесла старая женщина.

— Где вы будете ночевать? — спросил Дронго.

— У себя дома, — ответила мать Эдгара.

— Нет, — решительно заявил Дронго, — домой вам нельзя. Поедемте ко мне. У моего дома постоянно дежурят сотрудники ФСБ. Вы будете в безопасности. В семь часов, когда ему поставят капельницу, пришлю за вами машину.

— Спасибо, — взволнованно сказала старая женщина.

— Это вам спасибо. За вашего сына, — тихо и тоже взволнованно произнес в ответ Дронго. — Редко встретишь такого мужественного человека.

Москва. 10 мая

Обед затянулся. Сначала они вспоминали разные смешные истории, потом перешли к другим эпизодам своей совместной жизни. Мара даже прослезилась. Егор вел игру тонко, рассчитывая каждое слово, каждый жест. Если бы существовали чемпионаты по альфонсизму и обольщению женщин, Фанилин был бы на них постоянным фаворитом.

Мара чувствовала себя счастливой. Французское вино сняло напряжение, создав иллюзию свободы, а мягкий убаюкивающий голос Фанилина развеял оставшиеся сомнения. Она больше не вспоминала о намеченном на вечер свидании. Предусмотрительный Фанилин снял отдельный кабинет, и никто их не тревожил, лишь иногда появлялись официанты, предлагая свои услуги.

Они выпили две бутылки вина, съели закуски и горячие блюда. Фанилин не переставая рассказывал ей о своих «успехах». Он не мог не заметить, как сильно она изменилась. Потяжелела фигура, вокруг глаз появились морщинки, наметился второй подбородок. Она все еще была красива, но беспощадное время сделало свое дело. И если для сорокалетнего мужчины жизнь только начиналась, для сорокалетней женщины она уже шла под уклон.

За чашкой кофе он как бы между прочим предложил ей посмотреть его новую квартиру. Она замерла, мучительно размышляя. Фанилин напрягся: полученные деньги надо было отрабатывать. Он почти не сомневался в успехе, но все равно нервничал. Через минуту, показавшуюся ему вечностью, она наконец согласилась.

Он расплатился с официантом, оставив на чай гораздо больше положенного. Это произвело на нее впечатление. Так же, как «Мерседес». Если дела у Фанилина пошли в гору, можно попытаться начать все сначала.

Возможно, остаток жизни Чиряев проведет в тюрьме. Так с какой стати ей ждать его? С этими мыслями она села в его роскошный автомобиль. Она посмотрит квартиру и определит, действительно ли он богат, машина еще ничего не значит. Они подъехали к одному из новых элитных домов, появившихся на Мичуринском проспекте в последние годы. Это уже говорило само за себя. Огромная четырехкомнатная квартира была обставлена дорогой мебелью из самых модных каталогов. Ей соответствовала и техника, телевизоры, магнитофоны, стиральная машина с автоматической сушкой, посудомойка, электроплита, компьютеры, принтер, факс. В общем, все, о чем могла мечтать такая женщина, как Мара.

Откуда ей было знать, что квартира принадлежит не Фанилину, а знакомому Павлика, известному в Москве деятелю арт-бизнеса, знаменитому не только своим талантом, но и многочисленными гомосексуальными связями. На самом деле квартира была пятикомнатной, к спальне примыкала еще одна спальня с потайной дверью, сделанной в виде дверцы шкафа. Оттуда и велось наблюдение за всем домом, в том числе и за первой спальней с огромной кроватью, а также производились съемки ночных оргий.

Хозяин любил устраивать сеансы группового секса. Девочки по вызову были совсем юные, очаровательные и безотказные. Они не знали, что их снимают, а если бы узнали, не возмутились бы, только потребовали дополнительную плату за «гласность». Друзьям хозяина нравилось рассматривать себя на пленках и после обильных возлияний комментировать особо пикантные детали.

Камеры и микрофоны были везде: за зеркалами, под люстрами, в глубине шкафов. Любой, попавший в квартиру, мог быть заснят во всех мыслимых и немыслимых позах, начиная от туалета и кончая кухней.

Мару квартира поразила выдержанностью стиля, от причудливо изогнутых светильников до изящных диванов, сочетающих размытые тона Матисса с любимыми цветами Пикассо. Картины авангардистов усиливали впечатление. Мара была удивлена. Она и не предполагала, что у Фанилина такой изысканный вкус.

Они закружились в вальсе под звуки Шопена и неожиданно оказались в спальне. Мара не особенно сопротивлялась, когда Фанилин быстро и ловко раздел ее.

Он нисколько не изменился. Изощренная фантазия, искрометный юмор, нежность и страсть — все осталось при нем. Но Мара почувствовала некоторую его отстраненность, он переигрывал, раньше она такого не замечала.

Быть может, сыграли свою роль неожиданность встречи, долгая разлука, и ему захотелось показать, что он еще сильнее, чем прежде? Он вдруг хватал ее за волосы, швырял из стороны в сторону. Стыдных поз и запретов для них в постели не существовало. Они договорились об этом, еще когда жили вместе. Но в этот вечер он превзошел самого себя, словно работал на публику, сбросил одеяло и заставлял ее принимать самые невероятные позы.

— Странно, — сказала она, — ты сегодня какой-то не такой.

— Это тебе только кажется, — с самым невинным видом произнес Фанилин.

— Раньше ты был мягче, деликатнее. Не понимаю, что с тобой произошло.

Фанилин отвернулся. Видимо, стало стыдно, если вообще ему было знакомо это чувство. Он несколько умерил свой пыл, но по-прежнему сбрасывал одеяло, когда она пыталась натянуть его на себя. Погасить свет он не захотел, несмотря на все ее просьбы. Знала бы Мара, что он отрабатывает полученные деньги. А отработал он их исправно. Сюжеты на любой вкус были сняты и скрытыми камерами, и фотоаппаратами, находившимися за двумя зеркалами, все их вздохи и поцелуи были синхронно записаны и в звуке, и в цвете.

В десятом часу любовный поединок закончился. Счастливая и усталая, она положила голову ему на плечо. Он задержал на ней взгляд, затем посмотрел на часы.

— Мне пора, — вдруг заволновался Егор, — я должен еще заехать к друзьям.

— Разве мы не останемся здесь?

— Нет, как-нибудь в другой раз, извини, Мара, сегодня не могу.

— Понимаю, у тебя важное дело. — Женщинам трудно бывает поверить, что любимый мужчина подлец и лгун. Тем более сразу после свидания. Мужчина обманывает с легкостью. Получив свое, он пытается побыстрее спровадить женщину под любым предлогом или же торопится уйти сам.