Ирина Лобусова - Без суда и следствия Страница 14

В тот вечер я задержалась на студии допоздна. В съемочном павильоне давно погасли огни, все начали расходиться. Город уже спал. Я закрыла за собой дверь гримерки, вышла в пустой коридор и вдруг услышала голос Димы — он говорил по телефону. Несколько фраз, произнесенных на повышенных тонах, меня заинтересовали, и я стала внимательно прислушиваться к разговору. Стараясь двигаться бесшумно, подошла совсем близко и услышала все достаточно хорошо. Из разговора я поняла, что два приятеля Андрея вместе с незнакомым мне третьим собираются купить частную художественно-антикварную галерею, но неизвестный мне третий собрался уезжать из страны и решил продать свою долю. Эту долю и собирался купить Димка. Документы должны были оформить через десять дней. Я дождалась конца разговора, вышла из своего укрытия, вежливо попрощалась и поехала домой. План возник у меня в полупустом автобусе (у меня тогда еще не было машины). Антиквариат, недвижимость, частная галерея — деньги, хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне! И этим двум наверняка приятней будет видеть рядом с собой Андрея, а не Димку с его скверным характером.

Короче, все выходило очень просто — следовало только убедить Андрея оформить документы и договориться раньше Димки. Деньги одолжу у сестры, потом отдам. Юля мне не откажет. Я убеждала Андрея всю ночь, приводила разные доводы — естественно, не раскрывая свой источник информации. Узнай Андрей о нем, он возмутился бы до глубины души бесчестным моим поступком и, уж конечно, никогда не согласился бы поступить так. Может быть, я и совершила подлость, но я не видела другого выхода. Ровно через семь дней Андрей стал полноправным владельцем галереи. В честь открытия владельцы дали интервью местной прессе, и Андрей сказал, что идею о художественной галерее подала ему жена. Димка тоже прочитал газету и пришел в дикую ярость. Я боялась, что он действительно меня задушит. Но все вроде бы обошлось. Андрей же был счастлив (как ребенок, получивший игрушку), а значит, была счастлива я тоже.

Через три месяца мы купили квартиру и выплатили весь долг моей сестре. Удивительно четко помню тот день… Когда я впервые поднялась на третий этаж красивого восьмиэтажного дома старой постройки и вошла в свою квартиру.

Внутри пахло свежей древесиной и масляной краской. До этого я была здесь только один раз — осматривала вместе с Андреем и представителем фирмы будущую покупку. Но наконец сделка совершилась, бумаги оформили, и я впервые в жизни вошла в свою собственную квартиру. В ней еще не было мебели. Потоки ослепительного солнечного света вливались в большие окна, и все три комнаты вместе с ванной и кухней были залиты этим светом. Трудно передать словами, чем была для нас с Андреем эта квартира. Оба мы никогда не имели дома, жили на чужих территориях, словно два бездомных бродяги, слоняющиеся из угла в угол, не имея того единственного угла, который стал бы нашим домом. Я помню то удивительное ощущение свободы. Единственное, о чем можно пожалеть, — только то, что потеряли мы в теплоте этих стен, в ослепительных потоках света, открывающих для нас новое утро. Мы не знали, что через некоторое время эта квартира уйдет от нас навсегда и такое долгожданное, нужное, живительное счастье, как стеклянный хрупкий цветок, будет растоптано на асфальте. Я помню первую ночь в необжитой квартире. Сидя на полу (еще не было мебели), мы пили шампанское и были счастливы так, как больше не будем. Наверное, трудней всего мне было расстаться с иллюзией нашего обетованного дома. Но тем не менее я бережно храню в своем сердце те ночи и дни, те самые дорогие часы и минуты, которые невозможно вернуть назад. И чем бы ни согласна я была заплатить — все это уже никогда не вернется.

Через три месяца мы купили для меня машину. Андрей устроился работать учителем рисования и черчения в школу. Ну вот, я так спокойно и просто пишу об этом, а когда-то его поступок стал для меня настоящей трагедией. Его поступок поверг меня в ужас, в кошмар, в шок, я сходила с ума, я думала, что убью его или совершу что-то еще более ужасное.

Это было не по-зимнему теплым днем, вернее, вечером. Андрей вернулся поздно и сказал:

— Я устроился работать учителем рисования и черчения в 237-ю школу на полставки.

Я выронила из рук тарелку, и она с грохотом разбилась на полу на множество мелких осколков.

— Тебе плохо? Ты заболел? Грипп, лихорадка, белая горячка, шизофрения в последней стадии?

— Да не воспринимай ты все так трагично! Что в этом плохого? Просто мне стало в жизни тесно.

— Тесно? А работа в галерее? А картины? А аукцион на следующей неделе? А я?

— Все это остается без изменений. С галереей я отлично справляюсь, тем более что я в ней не один. Но я хочу увидеть жизнь с другой стороны.

— Ублюдок! Кретин! Сволочь!!! НЕНАВИЖУ!!!

— Успокойся! Я ведь уже устроился на работу!

— Еще бы! Какая сенсация для захудалой школы! Сам Каюнов ведет уроки рисования для первоклашек! Дерьмо вонючее! Несчастный козел! Псих пришибленный!

— Мне очень жаль, что ты меня не понимаешь. Но ничего, настанет время — поймешь. А если нет — что ж, тем для тебя хуже. Я в тебе не так уж и заинтересован.

Поступки Андрея с точки зрения обыкновенного человека были необъяснимы. Мне казалось, что весь мир будет смеяться надо мной. И не без оснований — ведь я связала свою жизнь с полным придурком! Я пошла черт-те на что, лишь бы устроить его в галерею, это стоило мне таких усилий, и вот теперь все коту под хвост… Помню, в тот день я заперлась в ванной и долго плакала от обиды.

Потом решила пойти в гости к Юле и посоветоваться с ней. Моя сестра была настроена более оптимистично:

— Ну и что? Учитель в школе — подумаешь, трагедия! Да, он придурок, идиот, но тебе придется с этим смириться. В конце концов, бывает и хуже. Тебе было бы лучше, чтоб он открыто связался с мафией?

— Откуда я знаю, что он с ними не связан?

— Но ведь он не дает тебе об этом знать? Он — особый человек, не такой, как я или ты, значит, к нему нужен особый подход. Он творческая личность, художник (от слова худо) — этот твой кретин. Ты же знала, что он за штучка, когда выходила за него замуж! И ты всегда любила его именно таким. Этот поступок лишь проявление еще одной его грани, вот и все. Глупая, не дергайся, лучше гордись своим мужем!

— Гордиться?! Мне?!

— Лучше посмотри на все это с другой стороны. По крайней мере ты имеешь мужа, отличного от всех остальных мужей. Короче, возвращайся домой, можешь от души плюнуть в супруга, и прекрати, корчить из себя дуру! В конце концов, главный его заработок — галерея, и ее он не бросит. Интересно, как тебе удалось его туда устроить? Молчи, я и так знаю, что это была ты! В общем, не вздумай снова (господи, уже в который раз!) с ним разводиться! Боже мой, если б не я, ты, наверное, не вылазила бы из бракоразводных процессов! Иди лучше домой и хорошенько подумай о моих словах!

Так постепенно и размеренно прошла уже неделя работы Андрея в школе, и я нашла в себе силы смириться. И вот однажды Андрей вернулся домой очень рано, в необыкновенном нервном возбуждении, с сияющими глазами.

— Танюш, у меня сегодня был один разговор (глупый смех)… Право же, я не знаю, как начать.

— С начала. Я слушаю внимательно, говори.

— Знаешь, мне предлагают персональную выставку с презентацией и телевизионным эфиром. Конечно, это будет бешено стоить, но я мечтал об этом всю свою жизнь! Таня! Самая большая и хорошо представленная выставка!

Никто из нас не знал, что за этими бессвязными словами начнется самый страшный кошмар. 

Глава 8

«Невероятная сенсация (можно подумать, бывают сенсации вероятные!), убийцей оказался известный художник Андрей Каюнов. Подробности — в завтрашних выпусках новостей».

Я выключила телевизор и осталась сидеть в полной темноте. И вот, застыв перед погасшим телевизионным экраном, я думала, что именно так разливается пустота — в каждой трещинке необитаемой квартиры, в каждой клетке моего тела. Пустота. И почему-то заледенели руки.

«Убийцей оказался Андрей Каюнов…»

— Бедная! — Кажется, не в один разговор со мной сестра не вкладывала столько чувств. Целая масса, мировой океан тех чувств, которые, по мнению моей сестры, следует вкладывать (словно в коммерческий банк) в женщину, обманувшуюся в жизни.

— Бедная моя девочка! Бедная! — Отвратительное слово резью отдавалось в моих ушах. Было около семи утра. Накануне я заставила себя лечь в постель только в четыре.

— Танечка, милая, я звонила тебе весь вечер, до часу ночи, как только посмотрела семичасовые новости. Это ужасно, чудовищно! Бедная, представляю, сколько тебе пришлось пережить! Как это, должно быть, ужасно, понять однажды, что ты живешь с убийцей, маньяком и психом! Твой телефон не отвечал. Ты сняла трубку или отключила совсем?