Фридрих Незнанский - Заговор генералов Страница 14

– Что – давно?

– Прибыл, говорю.

– Утром прилетел.

Грязнов отвернулся, и этот его жест Саша расценил как обиду: мол, целый день в Москве – и не удосужился даже позвонить… Но Турецкий и не мыслил оправдываться, еще чего не хватало!

– А вас-то сюда что занесло?

– Нас? – Грязнов нарочито хмыкнул. – И не что, а кто. Так будет правильнее… Значит, спрашиваешь кто? А начальство. Ехайте, говорит, и под личную, стало быть, ответственность. Но вот что под эту самую ответственность, не сообщило. Вот теперь стоим и думаем, в какую сторону толковать. Не подскажешь?

– Подумать надо, – философски изрек Турецкий. – Я смотрю, даже эмчеэсовцев подняли. Как на пятую категорию.

– Ага, – словно обрадовался Грязнов. – Мне дежурный службы МЧС перезванивает и интересуется: не знаешь, кого это рванули? Неужто добрались? А я ему, поскольку знаю не больше, отвечаю: не, еще не добрались. Когда доберутся, думаю, предупредят.

– Смотрю, вы тут без меня совсем, понимаешь, распоясались!

– Есть маленько, – усмехнулся Слава. – Так какой, говоришь, интерес имеешь?

– Потом скажу, – многозначительно пообещал Турецкий. – Тебя, кстати, тоже касается.

– Ах, ну да, конечно, как же, как же…

К Грязнову подбежал оперативник Коля Саватеев. Нос его и надбровные дуги были черны от сажи.

– Можем пройти, Вячеслав Иванович, – доложил он. – Группа уже приступила.

– Господин старший лейтенант, сделайте милость, вытрите нос, – мягко сказал Турецкий.

Саватеев мельком глянул на него и хмыкнул:

– Здрасте вам, Сан Борисыч! – и локтем вытер лицо, размазав черноту по щекам.

– Иди умойся, – ухмыльнулся и Грязнов. – Ну что, господин «важняк»? Не желаете с нами, раз уж вы все равно тут?

«А на кой черт мне это надо?» – чуть было не заявил вслух Турецкий, но лишь махнул рукой: мол, теперь все едино…

Лестничные пролеты и площадки в этом доме, построенном задолго до войны и отличавшемся мрачной монументальностью и снаружи, и внутри, были просторными сверх меры. В те годы строили не скупясь, не экономя на служебной площади. Куда нам, нынешним-то! Турецкому – ни к селу ни к городу – вдруг вспомнился анекдот, который любили рассказывать лет эдак двадцать – двадцать пять назад, когда народ уже обжился в «хрущобах», эйфория прошла и все стали обращать внимание и на низкие потолки, и узенькие коридоры, и прочие досадные «мелочи» быта… Так вот, гуляет за столом веселая компания, вдруг звонок. Хозяйка радостно открывает дверь и тут же бухается в обморок: в квартиру вносят гроб с покойником. «Ты нас извини, хозяйка, – оправдывается один из „группы товарищей“, несущих гроб, – нам просто развернуться надо». Разворачивают гроб на сто восемьдесят градусов и уходят…

Ну, на такой лестнице, как здесь, трудностей у провожающих не будет.

– Ты бы в двух словах ввел в курс дела… – взяв Грязнова за плечо, негромко сказал Турецкий.

– Ах, даже так? – Слава всей ладонью стянул с головы свою знаменитую «оперативную» кепочку, которой иной раз пользовался для вящей популярности и Турецкий, промокнул носовым платком рыжеватые остатки некогда буйных кудрей и отошел к стене, пропуская мимо врача, санитаров с носилками и прочую необходимую в подобных крайних ситуациях служилую публику.

Грязнов рассказал, что в шестнадцать часов с минутами был звонок по 02. Это естественно, поскольку куда ж еще звонить, если где-то что-то произошло? Вот и в данном случае: сильно воняет газом. Дежурный переадресовал звонившую на 04, то есть к газовщикам. Но та сквалыжная тетка подняла такой крик, что дежурный сдался, записал адрес и сам вызвал аварийку. Пока он записывал адрес, успел узнать попутно, что воняет, собственно, из квартиры, где проживает мадам Красницкая, которая является ответственным работником, а также вдовой крупного врача из «кремлевки» и дочерью бывшего заместителя наркома, кажется, самого Орджоникидзе. Такая вот семейка. И в квартире у этой дамы самый настоящий музей. Звонившая – соседка по лестничной площадке – бывала в гостях напротив и видела своими глазами. И вот теперь ее собачка, которая первая унюхала запах газа, задыхается и отчаянно воет. И все это может означать одно: хозяйку, конечно, убили, а музей ограбили.

– Такая вот информация, – сообщил Грязнов. – Теперь тебе диспозиция ясна? Вроде бы и чушь собачья, а с другой стороны – как посмотреть…

– И что же дальше?

– Как раз этот вопрос я и выяснял до твоего появления. Ну а сам не хочешь колоться?

– Когда я расколюсь, Славка, ты рыдать начнешь. Причем совсем не по делу.

– Скажите пожалуйста!… Ну, пошли дальше.

Площадка и лестничные пролеты были освещены лампами-переносками, питающимися от спецмашины спасателей. Собственный свет в доме был, естественно, отключен. Как и газ тоже. Последний уже сделал свое дело. Это было видно в распахнутую дверь квартиры.

Без всякого почтения отстраняя жильцов, столпившихся на площадке, Грязнов с Турецким вошли в квартиру и прикрыли за собой мощную, всю в клыках запоров входную дверь.

– Ничего себе! – покачал головой Турецкий.

– Изнутри открывали, – сказал Грязнов. – Через дыру в кухне прошли, огонь погасили и только тогда смогли отворить эту махину.

По просторной четырехкомнатной квартире, было видно, прокатился огненный смерч. Но стены оказались добротными, капитальными, поскольку отцы наши строили на совесть, и рванувший газ уничтожил лишь интерьер этой квартиры, не успев перекинуться на другие этажи.

– Сюда, товарищ полковник! – крикнул, вероятно из кухни, Саватеев, и Грязнов поспешил на зов.

Турецкий огляделся. Бегающие по стенам и полу лучи фонарей пожарных являли взгляду полнейший разгром. Обгорелые остатки мебели, какие-то тряпки, куски штукатурки, непонятные железки – и все покрыто грязными шапками и разводами оседающей и противно воняющей пены. В большой комнате с выбитыми наружу переплетами оконных рам, куда вошел Турецкий, осторожно ступая по скользким обломкам дерева и осколкам явно старинной посуды, рухнувшей из сгоревшего буфета, он обратил внимание на одно странное обстоятельство. Стены здесь были увешаны, видимо, большими картинами в тяжелых музейных рамах. Некоторые из них имели проволочные крепления, иные висели на веревках. Поэтому часть обугленных остатков рам осталась на крюках, вбитых в стены, другие же рухнули на пол и валялись кучей головешек как раз под тем местом, где торчали гвозди. При сильном пожаре, когда горит старое сухое дерево, так оно и должно выглядеть. А что не дотла сгорело, так это уж пожарные подоспели, не дали огню распространиться. Но как оказались прямо посреди комнаты вот эти остатки обгоревших рам, сваленных, видимо, кучей возле здоровенного стола на могучих ножках, который даже такой мощный пожар взять не смог, слегка обуглил только? Глубоко, до самого бетона, прогоревшая широкая полоса паркета вела от этой кучи на кухню.

Экспертиза, конечно, покажет, но у Турецкого было ощущение, что в смешении запахов горелого дерева, тряпок, пластмассы и специфической вони противопожарных средств присутствует знакомый всем водителям, неуловимый почти бензиновый чад. Впрочем, возможно, его приносит ветром снаружи, от скопища автомобилей… Но тогда почему такой ровной дорожкой выгорел паркет на полу?

Дежурная бригада и оперативники Грязнова толпились на кухне. Санитары как раз выносили на носилках закрытый пластиковый пакет.

– Хозяйка? – спросил Турецкий.

Грязнов пожал плечами, потом кивнул:

– Похоже на то… Градус разберется.

Он имел в виду почтенного судебно-медицинского эксперта Бориса Львовича Градуса, крупнейшего специалиста и по части обгоревших трупов, и не в меньшей степени – по тем градусам, которые обычно закладывают за воротник. Словом, большой мастер, пьяница и матерщинник, работать с которым и удовольствие, и кошмар.

– А разве он был тут? – удивился Турецкий.

– Только что ушел… А что, нужен? Так догоняй, он, поди, еще на лестнице.

– Упаси Боже! – Турецкий сделал вид, что испугался, чем вызвал улыбки у окружающих. – Ну и чего изрек наш оракул?

– По его мнению, женщину сперва убили. Или оглушили. И устроили вот тут, возле распахнутой дверцы газовой плиты. Ну а уже потом произошло все остальное: взрыв газа, пожар… Окончательный ответ даст экспертиза.

– Значит, все-таки убийство.

– Нельзя исключить, Александр Борисович, – сказал, выходя из темного угла, майор милиции, – здравствуйте… чуть не сказал: добрый вечер!

– Да уж какой добрый. – Турецкий протянул руку, поздоровался: – Привет, Петр Ильич. А кто следователь?

– Парфенов, из окружной. Вы его вряд ли знаете.

– Игоря-то? – хмыкнул Турецкий. – А где он?

– Там, – махнул майор рукой к выходу. – Свидетелей опрашивает.

– Я ему пару слов хочу сказать… Потом, – остановил Турецкий майора, двинувшего было на поиски руководителя оперативно-следственной группы. – А что, мужики, – обратился ко всем сразу, – у вас нет ощущения, что дело тут бензинчиком припахивает?