Энтони Макгоуэн - Охота Страница 14

— Но как достичь цели?

— Это нелегко. Нужен некий катарсис. Допустим, посредством искусства. Может быть, путем самовыражения. Или через… любовь.

— Господи, Габби, ты действительно после увольнения из армии превратился в дикаря, — сказал Нэш, и вслед за его словами раздались самые бурные раскаты смеха за весь вечер. — К тому же, — продолжал он при несмолкающем хохоте, — ты утомляешь Монти. Посмотри, он крепко спит.

Нэш кивнул в сторону камина, возле которого клубком свернулась собака, вдоволь наевшаяся лосося.

— Простите, я совсем заболтался и забыл правила приличия. Наш новый друг повинен в том, что заставил меня говорить на профессиональные темы. Не знаю, как вы, но я бы сейчас с удовольствием выпил рюмку коньяку в гостиной. А если присутствующий здесь капитан Нэш выполнил мою просьбу, нас ждут еще и сигары.

Меня поразила легкость, с какой Габби прямо с кафедры профессора психиатрии шагнул в мир мальчишника. Его преданность своему делу, вера в то, что он говорил, не могли укрыться от посторонних глаз. Во мне это вызвало своеобразный резонанс. Услышанное глубоко запало в душу. Я пока не понял, обманщик он или хитрец, однако сказанное заставило меня задуматься о том, что я делал несколько лет назад жаркой ночью у моря вблизи пустыни.

ГЛАВА 8

ПРИВИДЕНИЯ

Мы нетвердой поступью пошли прочь от стола, уставленного пустыми бутылками, усыпанного грудами костей и залитого красной жидкостью. Доминик взял на руки спящего Монти. Покидая большой зал, я оглянулся и увидел девушек, собирающихся заняться обломками кораблекрушения. Суфи вновь бросила на меня взгляд, и на этот раз готов поклясться — она улыбнулась.

В гостиной нас ждали глубокие удобные кресла. Дом сел в самое большое из них и пристроил Монти на коленях. Симпсон без труда развел огонь в камине.

— Я прошел обучение в особых частях, — заявил он.

Несмотря на изрядное количество выпитого вина и пива, я нисколько не опьянел, а вот коньяк сразу ударил в голову. Я впервые расслабился за все время пребывания в замке. Разговор принял вульгарный характер. Дом вспомнил своих подружек. Когда он вышел в туалет, мне захотелось рассказать пару историй, одну из которых я придумал от начала до конца. О девушке, чей глаз выпал во время полового акта и покатился по ковру. «Я сохраню глаз для тебя», — пообещала она на прощание.

Мой рассказ приняли хорошо, и я сожалел, что не могу выдать чего-нибудь покруче. Хотя, как это случается с мужчинами, которым перевалило за двадцать пять, приятели Дома разделились на отдельные группки. У меня не существовало ни малейших сомнений в том, что все они близкие друзья, которым есть о чем поговорить после долгой разлуки. Но у нас с Домом все иначе. Мы познакомились совершенно случайно. Наша дружба основывалась исключительно на привязанности ко мне Доминика. Он постоянно веселился. Бывали, однако, времена, когда сквозь завесу шутовства вдруг проявлялся совсем другой человек. Никогда не зондировал этот образ — меня устраивал шут. Но возможно, тот другой вовсе не испытывал ко мне больших симпатий. Тоска иногда появлялась в его глазах, когда Дом опустошал свой стакан и, казалось, видел кого-то или что-то в противоположном конце бара. Я смотрел в ту сторону, но ничего особенного не замечал. Мирно беседуют два посетителя, или дверь открыта, или вид из окна на пустынную улицу.

Вернувшись, Дом принялся рассказывать о Поле Уинни. Похоже, его отсутствие явилось серьезной потерей. Всем присутствующим, даже Родди Бландену, кажется, было что скрывать, и только Уинни, по крайней мере по воспоминаниям друзей, оставался зоной сплошного света и счастья.

— Вы помните, — говорил Дом, широко улыбаясь, — как Пол переоделся в платье сестры и пришел на день открытых дверей в шестом классе?

— Конечно, — ответил Нэш. — Эта шутка — наполовину моя заслуга.

— Или взять прогулку по Темзе. Вспоминаю как лучшее время в моей жизни. Помните, Пол заставил нас всех облачиться в наряды эпохи короля Эдуарда, хотя мы плыли всего лишь на дешевом туристском пароходике! Тогда американцы подумали, что мы их развлекаем. А он пошел со шляпой по кругу, и она быстро наполнилась долларами и марками. Тебя не было тогда с нами, Габби, не так ли?

— В тот раз нет. Однако я хорошо помню, как Уинни однажды попросил тебя прикинуться его любовником, чтобы избавиться от сумасшедшей девчонки из Челмсфорда.

— Спасибо, что вспомнил, Габби. Чего только не сделаешь для лучшего друга.

— Уинни часто приходилось спасаться от назойливых девиц, — заметил Родди. — Знаете его лучший прикол? Он отрастил огромные усы, с тем чтобы глупая модельерша по имени Кати Фортрис бросила его, избавив от лишних забот. В этом случае он действовал по вдохновению.

Дом так громко хохотал, что Монти наконец проснулся. Псу, кажется, не очень нравились колени Дома. Он спрыгнул на пол и куда-то убежал.

Уже после полуночи Бланден вдруг спросил:

— Габби, ведь в таком замке непременно должны водиться привидения? Я имею в виду… они обязаны сражаться за такое милое местечко. Здесь столько укромных уголков, щелей, тайных проходов и всего такого прочего.

— О да, — ответил Дом задорно, — давайте послушаем историю о привидениях. Не каждый же день мы собираемся у камина в загородном особняке, когда за окном дует злой ветер. Такой случай может представиться только раз в жизни.

— Привидения? Обычно я оставляю скелеты там, где им и следует находиться, то есть в шкафу. Но раз уж ты заговорил о них, Родди, я знаю одну замечательную историю.

— Чудесно! — воскликнул Доминик, потирая руки. — Позвольте мне наполнить рюмки, а ты, Габби, давай рассказывай. Ты ведь не станешь утверждать, что не умеешь выступать перед публикой?

— Ладно. Уговорили. Но я не хочу быть единственным рассказчиком. Пусть каждый что-нибудь расскажет. Ангус, пожалуйста, поубавь света. Надо создать подходящую атмосферу. Спасибо. Моя история относится к тому времени, когда замок еще не перестраивался. После Реформации Гэсгоингсы остались диссидентствующими католиками. Старый дом, — помните, что тогда он являлся большой хаотичной постройкой, расползающейся в разные стороны, — изобиловал потайными укрытиями для священников, прятавшихся за стенами и под полом. Особняк стал известным пристанищем для иезуитов, обращающих в свою веру население графств, располагающихся к западу от Лондона. Католиков упорно преследовали, однако ни одного из них так и не нашли. Везло Гэсгоингсам, ибо в противном случае их ждала бы смерть и конфискация всего имущества.

К первому десятилетию семнадцатого столетия члены семейства стали добрыми верными протестантами, склонными к пуританству. О большинстве тайников попросту забыли. В то время старшим сыном семьи был некий Фрэнсис Гэсгоингс, молодой парень, сражавшийся за дело протестантов в Голландии. Вернулся домой он гражданином мира, и сельский Корнуолл определенно казался ему скучной дырой. В доме работала симпатичная служанка Нэнси Сполдинг, девушка шестнадцати лет от роду. Нашему герою не составило большого труда заманить ее в постель. Хотя, возможно, она сама затянула молодца в свои сети.

Через пару месяцев Нэнси поняла, что забеременела. Тут уж не до шуток. Ее тотчас могли прогнать и тем самым лишить средств к существованию. Однако и парню грозил позор. Мы говорим здесь не о древнем аристократическом роде, где половые сношения с низшими слоями населения считались в порядке вещей. Гэсгоингсы слыли честными и законопослушными землевладельцами. Девушка не сказала Фрэнсису о своей беде. Она скрыла беременность от всех, моля о том, чтобы у нее случился выкидыш. Служанка даже пыталась изгладить из памяти случившееся. Человеческое сознание обладает удивительной способностью забывать непереносимые и мучительные вещи. Знал ли молодой человек, что его любовница носит под сердцем ребенка? Учтите — они жили совсем в другое время. Возможно, он даже никогда не видел ее обнаженной. А наша умная Нэнси находила способы обманывать возлюбленного, скрывая свое положение. Или он мог знать, но, подобно девушке, постарался забыть об этом, спрятав неприятную информацию в потайном уголке сознания.

Когда пришло время рожать, Нэнси без посторонней помощи разрешилась от бремени, претерпев все страдания. Я понимаю, в это трудно поверить, тем не менее так гласит предание. Новорожденная девочка, розовая и сморщенная, пищала, как котенок, просящий молока и тепла. Что делать бедной Нэнси с кричащим и скользким ребенком на руках? Она, должно быть, совсем обезумела от страха и боли. О, бедняжка любила своего хозяина Фрэнсиса до такой степени, что могла пожертвовать всем — только бы удержать его. Итак, она стала сжимать ребенка руками, но не как любящая мать. Девушка давила его с ненавистью детоубийцы.