Марина Серова - Пикантные подробности Страница 14

— Он это любит, — сварливо подтвердила дама. Черт, кто же она: мама или тетя?

— Ой, — разнылась я так, что самой стало неприятно, — он ведь так много работает. Мы хотели, чтобы он полноценно отдохнул. Так рассчитывали, уже и шашлыки приготовили, и сухое вино купили…

— А может, вы заедете к нему и поговорите? Я думаю, он согласится… — догадалась наконец дама, и дело практически было сделано.

Я уточнила адрес дачи и выдержала еще пятнадцать минут безнадежного разговора, в котором мелькнули темы артериального давления, слабого кишечника и пакостной нынешней молодежи. Положив трубку, я не сразу смогла отвести от телефона отупевшего взора.

Нужно было срочно покурить. На бумажке передо мною лежал адрес дачи Григорьева и ее особые приметы.

— Я тоже дурею после разговоров с предками, — посочувствовала мне Лена.

Я слабо махнула ладонью:

— Неизвестно еще, может, когда мы доживем до такого возраста, то и чуднее будем. Пьем чай и расстаемся.

Но после чая — перед возможно опасным путешествием — я решила посоветоваться с экспертом по таким делам.

Положив на стол замшевый мешочек с гадальными костями, я посмотрела на него и молча задала вопрос.

— Что это? — сразу же заинтересовалась Лена.

— Чшш! — исчерпывающе ответила я, высыпала из мешочка на ладонь его содержимое и скатила затем кости на стол.

16+1+29 — «Полнейший хаос в ваших делах. Ваша душа угнетена стрессом непредсказуемости».

Ничего себе предупрежденьице! Оно, однако, больше относится к делам сердечным, чем к служебным. Если я правильно его поняла, конечно.

Дача такого крутого мужчины, как Григорьев, должна быть на берегу Волги, с баней во дворе и с мангалом рядом с баней. Увидев ее, я лишний раз убедилась в своем уме и интуиции.

Пошлый набор григорьевского дачного комплекса располагался на краю поселка с ласковым названием Рыбушки. Сразу за воротами дачи стоял знакомый красненький «Форд». Двухэтажный новый дом находился в глубине участка. Это если смотреть от калитки, но я зашла с другой стороны.

А вот тут уже участок упирался в заросший камышами овраг. Возможно, раньше там был пруд с лягушками, но сейчас от тех времен остался один только камыш, сухой и пыльный. Забор здесь был попроще, и до здания рукой подать. Перед тем как пылиться, проходя сквозь камыши, я немного последила за домом. Он словно вымер. Время катило к трем часикам, и, может быть, глубокоуважаемый Алексей Иванович счастливо дрыхнул на диванчике рядышком с баночкой пивка. Однако два окна дачи — одно на первом, а второе на втором этаже, — выходящие на бывший пруд, не внушали доверия. Оба они были плотно занавешены шторами, но из-за них в любой момент мог выглянуть кто-нибудь, и тогда кранты моему секретному подходу.

Я была все в том же брючном костюме, что и вчера, потому что ночевала не у себя дома. Сейчас я уже об этом пожалела. Из дома я захватила бы купальник и в нем замечательно прошла бы так близко к дому, как нужно. При этом я бы точно узнала, следят за мной или нет. Большущий плюс купальника состоит в том, что ты в нем почти неузнаваема, пока не подошла впритык. Проверено. К тому же у меня есть темные очки размером в пол-лица. Они еще больше увеличивают эффект неузнаваемости.

Посидев на противоположном берегу оврага примерно с час, я заметила, что шторы за все это время ни разу не шевельнулись. Это еще ни о чем не говорило, но давало мне неплохой шанс. Если к нему прибавить то, что из окон нужно было высунуться, чтобы разглядеть овраг, а они были закрыты, то все эти шансы суммировались в вероятность.

Как ни хотелось, но почти все выше пояса я сняла. Очки, правда, оставила. И чем мой наряд хуже купальника? Ничто так не расслабляет мужчину, как вид полуодетой женщины. Тем более, когда она так сексапильна! Теперь я имела возможность, как мне казалось, подобраться к дому беспрепятственно. Если Григорьев узнает меня в таком виде, значит, он в меня влюбился до беспамятства при первой нашей встрече, козел. Короче говоря, я была уверена, что замаскировалась весьма неплохо.

Не скажу, что было очень жарко — не разгулялась еще погодка до настоящего пекла. Однако я понимала, что закалка — необходимая вещь для здорового образа жизни. Засунув свои тряпочки в полиэтиленовый пакет и положив сверху пистолет, я начала свой великий поход.

Самое обидное было в том, что, похоже, я зря перестраховалась. Пробравшись сквозь мерзкие заросли, я подошла вплотную к забору. Дом начинался буквально в двух шагах за ним. В этом месте было мертвое пространство: из окон меня разглядеть было уже невозможно.

Забор представлял собой невысокую загородку из металлического прутка. Осмотревшись и прислушавшись, я, положив обе руки на верх забора, чуть подтянувшись, прыжком перемахнула через него. Приземлившись по ту сторону на бетонную отмостку, я присела на корточки, сунув руку в пакет, и опять прислушалась. Из дома доносились какие-то слабые звуки, но понять, что они означают, было сложно. Однако достаточно было знать, что в нем кто-то есть.

Осторожно подкравшись к углу дома, я выглянула из-за него. Никого. Окно на первом этаже — одно из двух, смотревших на овраг, — меня не интересовало: все равно зашторено. А вот с той стороны, на которую сейчас я собиралась переходить, было целых два окна, и закрыты ли они занавесками или открыты, я пока не знала.

Продолжая двигаться на карачках, я доползла до первого окна и снова прислушалась. Не почувствовав опасности, я тихонько приподнялась и заглянула в это окно с самого краешка. Занавески на нем висели, но задернуты они были неплотно и давали возможность заглянуть внутрь. То, что я увидела в помещении за окном, заставило меня резко присесть и шепотом проговорить:

— Ни хрена себе!

Ситуация изменилась. Соответственно приходилось менять и план боевых действий.

Мудро почесав в затылке, я продолжила свой путь, на этот раз четко стремясь к входной двери в дачу.

Она была за следующим поворотом. Добравшись туда, я попала к веранде. Нужно преодолеть еще несколько шагов — только через веранду был вход на дачу Григорьева. Рядом с входной дверью — узкое окошко для идентификации дорогих гостей. Вот в него я и продемонстрирую свой великолепный бюст. Я переложила пистолет в пакете удобнее, чтобы он был точно под рукой, а не завалился в самый неподходящий момент куда-нибудь вбок. Собравшись с духом, я поднялась на ноги, поработала мышцами, разминая их, и вальяжной походкой, — не путать с вульгарной! — преодолела небольшое расстояние, отделяющее меня от деревянной филенчатой двери, ведущей внутрь дачи.

— Алексей! — весело вскричала я и застучала в дверь. — Принимай гостей.

За дверью послышался стук, словно что-то упало. Через секунду чье-то лицо мелькнуло в окне. Пусть посмотрит, дубина, пока есть возможность, потом ее не будет. Я постучала еще раз и произнесла:

— Я знаю, что ты здесь, подлый трус! Машину спрятать не догадался!

Все это я пропела таким милым и добрым голоском, что на какое-то мгновение и сама поверила, что я любящая женщина замдиректора фирмы «Эсток». Ну а тот, кто меня слышал, кроме самого Григорьева, наверняка поверил. Мой интимно-лирический внешний вид отлично сработал как иллюстрация.

Очень неохотно дверь отворилась, и на пороге возник среднего роста парень с сотовым телефоном на пузе. Я узнала его с первого же взгляда. Это был тот самый, которого я видела в день прихода ко мне Ирины.

Одной рукой он держался за дверь, другую прятал за спиной.

— Ой! — сказала я и подтянула пакет к груди.

Парень радостно ощерился, показав гнилые клыки:

— Ты к Лехе, что ли?

— Ой! — снова сказала я и кивнула.

Он отворил дверь шире, и тут же, без замаха, с места, я двинула его левой ногой по морде. Чисто получилось.

Теперь уже «ой» сказал он и рухнул назад как цирковой клоун, которого ради хохмы спереди дергают за ноги. Но это в цирке весело, а в жизни редко проходит без сотрясения мозга. Пнув дверь и перепрыгнув через разлегшегося бандита, я влетела в комнату, держа пистолет обеими руками. Пакет оставила в дверях на полу.

— В доме есть еще кто-то? — спросила я у Григорьева.

— Нет, — хрипло ответил он.

Я развернулась, опять подскочила к лежащему парню и отбросила ногой пистолет у него из-под руки, и он откатился к противоположной стене. Парень так старательно закатил глазки, что было ясно: он проваляется еще минут несколько, можно его пока не фиксировать. Я имела достаточно времени, чтобы здесь оглядеться. Я и огляделась.

Сцена всегда интереснее смотрится, когда на ней присутствуешь, чем со зрительских мест.

Значит, так. В комнате площадью примерно в двадцать метров прямо напротив входа был великолепный камин с дубовой полкой по верхнему краю. На полке — часы под бронзу. Они нагло врали, что сейчас полпятого, а было уже без пятнадцати. Слева — стол со стульями. А вот справа от камина стоял диван, а на диване сидел Григорьев. Во все время моего демарша он так и не пошевелился, не потому, что не мог, а потому, что ему не хотелось это делать.