Telly - Кавалер по найму Страница 14

— Ехал мимо, подумал, дай зайду, — сказал Слава.

— Ты здорово подумал. Сейчас напьемся. А потом коллективно предадимся греху.

— Как поживают нынче бабы? — спросил Слава, не отрывая взгляда от стоящей перед ним бутылки минеральной воды. — Все тоскуют, грустят и печалятся?

— И даже, наверное, пуще прежнего. — Я вытащил из сумки мартини и водрузил на стол. — Спрос в этом бизнесе значительно превышает предложение. Лис объясняет это тем, что в нашем городе слишком много одиноких дам.

— Наверное, она права... Ну ладно, мне пора... — Слава с видимой неохотой поднялся и отрицательно мотнул головой, когда я принялся отвинчивать пробку. — Спасибо, я за рулем. — Он прислушался к голосу Лис, доносившемуся из кабинета, и прочувствованно заключил: — Хорошая баба...

— Пошли, я тебя провожу.

Вернувшись на кухню, я обнаружил там Лис, гипнотизирующую угрюмым взглядом стол. И опять мне показалось, что шерсть у нее на холке встает дыбом, а в глазах застыло выражение голодной лисицы, дежурящей у курятника.

— По какому случаю выпивон? — мрачно спросила она, почти не разжимая губ.

Не обладай я острым слухом, ее внутреннее раздражение так и осталось бы для меня загадкой. Я обнял ее, притянул к себе, зарылся лицом в ее жесткие, как проволока, волосы:

— Год прошел...

Преображение было мгновенным — вместо настороженного зверька с торчащей дыбом шерстью и хищным взглядом возникла юная, беззащитная и растерянная женщина.

— Господи, уже год? — Она печально покачала головой. — Ну и летит же время. Мы тогда пили пиво, так ведь?

Я протянул ей бокал.

Она пригубила, глянула в окно, прикрыла глаза и покивала, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

—А помнишь, что было потом? — спросил я.

— Да как-то смутно...

— Я тоже.

Она усмехнулась и достала из холодильника пару бутылок пива "Бочкарев" — умница моя чернобурая, восхитился я про себя. Сейчас мы выпьем того же пива, что пили здесь год назад, и все вспомним. Мы с ней одной крови, оба хищники, и механизм нашей памяти работает одинаково. Лис, как и я, должна ощутить знакомый привкус или знакомый запах, чтобы вспомнить.

Мы разлили пиво, улыбнулись друг другу, подняли бокалы — пили медленно, глядя друг другу в глаза, вспоминая.

Как запирали офис, поднимались к ней в квартиру, еще немного выпили, улеглись в постель, а утром, плавая в прохладной влаге волглых, напитанных любовным потом простыней, молчали, глядя в потолок и следя затем, как бледнеет свет начинающегося дня.

Помнится, она тогда первой очнулась от вязких любовных пут, приподнялась на локте, заглянула мне в лицо. Рыжая ее грива, будто дымящаяся в свете солнца, мягко упала мне на грудь, и я почувствовал на губах солоноватую влагу: Лис плакала тихо и без всхлипываний — так вдруг и невзначай, без причины, умеют плакать только глубокие старики. "Я знаю, о чем ты думаешь, — донесся до меня ее шепот. — В первый же день — и сразу в постель".

Я поцеловал ее в теплую макушку и сказал: "Это нормально. Больше того, это вопиюще нормально. Стоя на рынке около пивной палатки, я уловил этот характерный, мутящий разум запах самки, исходивший от тебя. И тут же распушил перья, чтобы тебе понравиться. Такова природа, и мы с ней ничего не можем поделать".

Она потерлась щекой о мою грудь: "Да, возможно. Но знаешь, было еще что-то... Настроение вчера было паршивое — хоть в петлю. И надо, чтобы кто-то был рядом, А тут, смотрю, ты. Нахохлившийся какой-то, потрепанный. И тебе тоже паршиво. Ведь было тебе паршиво вчера на рынке?"

Я сказал: да, паршиво, потому что накануне я похоронил своего школьного учителя биологии. Она догадалась, что больше об этом меня расспрашивать не стоит, и мы мирно заснули. Очнулся я только в середине дня, согретый животным теплом ее маленького пушистого, поразительно уютного тела: истошно звонил телефон, стоявший на полу рядом с кроватью.

"Да-да... — деловым тоном произнесла Лис в трубку. — Кто, простите? Что? Какое объявление в газете?.. Ах это... Господи, ну когда же это было? Да-да, два года назад... Конечно, мы по-прежнему предоставляем эскортные услуги, да... Сейчас наш сотрудник обо всем с вами договорится". Соскочив с кровати, одним сильным прыжком она перенесла свое гибкое лисье тело к письменному столу, долго рылась в одном из ящиков и, наконец, извлекла оттуда аккуратно сложенную вдвое газетку, судя по рисунку на первой странице, вполне бульварного свойства. На полосе, сплошь забитой рекламой массажных салонов, саун, релаксационных центров, досуговых приютов и прочих бюро по оказанию интимных услуг, сразу бросалось в глаза объявление, заключенное в витиеватую рамочку. То самое, которое я совсем недавно видел в газетке, вынутой господином Селезневым из ящика стола: "Услуги кавалера. Сопровождаю даму в театр, на концерты..." Ну и все такое прочее.

"Надеюсь, это шутка?" — спросил я, но она уверенно заявила, что в качестве наемного кавалера я буду выглядеть совсем неплохо — все внешние данные налицо: молод, высок, строен, подтянут, спортивен, интеллигентен... Кроме того, работа будет стимулировать мой жизненный тонус у всякого, кто болтается без дела, он заметно падает. Но главное — такого рода эскортные услуги заведомо целомудренны — на этот счет в рекламе имеется специальное предупреждение — она показала на выделенные шрифтом строки.

Пришлось взять трубку телефона. Низкий и протяжный, с легкой хрипотцой, женский голос осведомился, в самом ли деле фирма предоставляет услуги, обозначенные в рекламе. Я хотел было послать собеседницу к черту, но Лис, уловив мое настроение, так жестко стиснула мою руку, что я едва не взвыл от боли и, покряхтывая, ответствовал: разумеется, фирма предоставляет эти услуги по полной программе.

"И цветы..." — сквозь зубы подсказала Лис.

"Какие цветы вы предпочитаете? — послушно произнес я. — Да-да, понятно. Значит, к восьми вечера на Зубовском бульваре. Как я вас узнаю? Какого цвета? Ах, темно-синий! Ну понятно. До встречи".

Я упал на спину и с минуту лежал недвижно, приходя в себя.

"Она предпочитает бордовые розы и ездит на "БМВ-524". Наверняка дама бальзаковского возраста. И судя по тембру голоса — рубенсовского телосложения".

Тем же вечером началась моя служба в этом довольно экзотическом качестве. Предположения относительно внешности клиентки не подтвердились. Она оказалась среднего роста хрупкой блондинкой лет тридцати. У нее были нервные пальцы, которые не знали состояния покоя, вечно что-то теребили — то изящное колечко с бриллиантом, то пуговицу сорочки, то носовой платок, Серые глаза дамы были торжественно-печальны. Оказалось, что на днях она застала мужа в пикантной ситуации — и вот решила немного развеяться.

Букет роз произвел на нее странное впечатление — приняв его от меня, она уложила цветы, аккуратно запеленутые в подарочный целлофан, на согнутую в локте руку и принялась баюкать его, словно грудного ребенка.

Поймав мой вопросительный взгляд, пояснила, что муж не дарил ей цветы уже лет десять, и она забыла, как подарочный букет выглядит. Мы славно посидели в ресторане, потом я проводил ее до дома. Она спросила, сколько должна мне.

Я включил в смету расходов только стоимость роз — мне было ее по-человечески жаль.

К исходу месяца, до краев наполненного причудливой смесью гастрономических, эстетических, а также эмоциональных впечатлений, я вполне освоился в роли наемного кавалера. А теперь, спустя год, мог считать себя в этом деле профессионалом.

— Ты что-то говорил насчет вчерашнего, — вдруг насупившись, заметила Лис, отставляя в сторону пустой бокал.

— Ничего особенного. Юная девица. Стандартная программа: цветы, поход в кабак, сопровождение до дома и целомудренное прощание у дверей квартиры. Я бросил на стол конверт с гонораром:

— Сотню мне пришлось разменять. Сама понимаешь, накладные расходы, выпивка в баре, оплата такси.

Лис веером распустила в руке девять новеньких купюр и задумчиво покачала головой:

— Не многовато для стандартной программы?

— Она годится мужу в дочки. И он попросил меня присмотреть за ней. Он опасается, как бы у него не выросли рога.

— А они не выросли?

— Если и выросли, то я рук к этому не прикладывал.

— Рук? — тихо хохотнула она.

— Брось, брось... — Я ласково погладил ее по волосам. — У тебя опять шерсть встает на загривке. И тебе это не идет.

— Какой же ты все-таки пернатый гад! — Она поставила бокал на стол и прижалась лицом к моей груди. — Мне надо в посольство. Какая-то проблема с визой.

— Ты опять в Бремен?

— Да, куда ж еще.

— Твой Маркус — хороший мужик.

— Да, хороший. Я знаю. Но поделать с собой ничего не могу.

Покручивая на пальце скромное серебряное колечко с крохотным бриллиантом — подарок бременского музыканта, — она смотрела в окно на беззвучный и обездвиженный в этот час двор, и на губах ее блуждала слабая улыбка. Не знаю, что она там видела и слышала.