Леонид Марягин - Экран наизнанку Страница 14

- А на "Шестую колонну" заявки нет. В воскресенье снимает только "Мексиканец".

Тут же появившаяся "мексиканская" ассистентка предложила мне заработать трешницу - в массовке объекта "Цирк" был недобор. Я, предварительно позвонив по внутреннему телефону в группу Ромма и услышав длинные гудки, сдался: на меня напялили канотье, надели двуцветные штиблеты, галстук-бабочку и усадили сначала в пятнадцатый, а потом в пятый ряд декорации цирка, что была построена в натуральную величину в первом, самом большом павильоне студии. Сверху очень удобно и интересно наблюдать за взаимодействиями режиссера В. Каплуновского, оператора В. Полуянова и, конечно, "звезды" тогдашнего кино Олега Стриженова. Впервые увидел, как профессиональный режиссер устанавливает композицию сцены, организует пространство в глубине кадра, состоявшее из таких, как я, и пытается наэлектризовать нас. Орали мы, реагируя на удары боксеров, темпераментно, но, как выяснилось, не вовремя!

Посещение "Шестой колонны" состоялось завтра (именно это завтра понедельник - и имел в виду режиссер). Директор картины Вакар барственно выслушал просьбу Ромма оформить меня помрежем, пообещал "попробовать", но через пару дней осекся - у меня был тогда непоправимый минус, который легко обнаружил сам Гуревич! Фигура на том "Мосфильме" всемогущая - начальник отдела труда и зарплаты. Отдела, который ни обойти, ни объехать. Адольф Михайлович Гуревич быстро выяснил, что у меня нет московской прописки, а с областной брать в штат, как он утверждал, запрещено. Походы к "начальнику труда и зарплаты" Ромма, а позже Строевой и самого А.П. Довженко эффекта не имели. Александр Петрович после неудачного визита к Гуревичу изрек:

- Хорошего человека Адольфом не назовут!

Выход из ситуации нашел один из вторых режиссеров Михаила Ильича Инденбом. Собственно, режиссером Лев Аронович не был, он был "умным евреем при губернаторе". Хотя, называя его так, Ромм невольно принижал свой интеллект. Инденбом придумал: возьмем Леню актером окружения, но работать он станет помрежем. Сказано - сделано, благо договор с актером визировал не Гуревич, а начальник актерского отдела. Я с удовольствием впрягся в работу, не ограничивая себя обязанностями помрежа, что, очевидно, не прошло мимо наблюдательного Ромма.

Мосфильм той поры (середина пятидесятых годов) бурлил - уже шло расширение производства после малокартинья. Запускались один за другим новые фильмы. Был организован семинар для творческих работников: лекции в малом зале широкого экрана читали Райзман, Пырьев, Герасимов, Ромм, Дзиган, Донской, Юткевич - весь цвет режиссуры той поры. На эти собрания с трудом удавалось "протыриться" и мне - до сих пор храню первые записи лекций по режиссуре. Правда, нынче кажутся они весьма наивными.

Зато совсем не наивной мне и до сих пор помнится ситуация, возникшая с исполнительницей роли Мадлен Тибо в "Убийстве на улице Данте". Ромм рассчитывал снимать свою жену - известную актрису Елену Кузьмину, но худсовет студии и министерство не утвердили претендентку: аргумент - стара. Второй режиссер А. Столбов из привез Ленинграда только что снявшуюся в "Неоконченной повести" у Ф. Эрмлера Элину Быстрицкую. Михаил Ильич в отчаянии от семейных неурядиц, наступивших после неудачных проб жены, и в спешке перед отъездом в экспедицию - имущество группы уже грузилось на платформы в тупиках Рижского вокзала (я это точно знаю - для приработка ехал сопровождающим) - утвердил молодую актрису. Быстрицкая снялась во всех натурных массовых сценах в Риге. Когда же группа вернулась на студию и прошли первые павильонные съемки с М. Козаковым, игравшим сына Мадлен Тибо, выяснилось, что Быстрицкая и Козаков смотрятся не как мать и сын, а как любовники. Да и драматического насыщения роли у актрисы недоставало. Но признать свой прокол Ромм не мог и нашел повод избавиться от неверно выбранной исполнительницы: актриса сказала, что заболела желтухой, съемки отменили, но назавтра ее увидели на телевидении в прямом эфире (видеозаписи тогда не существовало). Михаил Ильич провозгласил поступок актрисы, которая симулирует болезнь и оставляет простаивающую группу без зарплаты, аморальным. Он отказался дальше работать с ней. Была приглашена Е. Козырева, пробовавшаяся вместе с Е. Кузьминой и снятая оператором Б. Волчком тогда максимально невыразительно, с тем чтобы не составлять конкуренцию Кузьминой. Съемочная группа поддержала постановщика.

Ромм долго помнил поддержку. Вот один из многих примеров. "Шестая колонна", еще не переименованная в "Убийство на улице Данте", вовсю снималась, когда мэтр вызвал меня к себе в кабинет и попросил выполнить его просьбу. Я был готов уже носить, таскать, катать все, что он скажет. Но просьба заключалась в другом.

- Ко мне из Риги приехала девушка, которая тоже хочет стать режиссером. Она дочь человека, очень помогавшего нам снять "Секретную миссию" - ее отец начальник рижского КГБ. Я обязан содействовать ей. Возьми мою подопечную в свою компанию, но не пугайся экстравагантной внешности.

Я пообещал. Тем не менее вписалась в нашу команду девушка слабо высоченная, худая, в платье с буфами, она тащилась в хвосте веселой ватаги, бродившей вечерами по Москве, но в режиссуру вошла бодро, гораздо бодрей, чем многие. Девушку звали Джеммой. Фамилия - Фирсова. Преуспела она как документалист.

"Убийство на улице Данте" благополучно вышло на экраны, а я остался за проходной "Мосфильма" и поступил маляром на стройку, но тут включились в дело образовавшиеся у меня связи: Катя Народицкая, ассистент по "Убийству", была приглашена женой режиссера Г. Рошаля - В. Строевой вторым режиссером на картину "Полюшко-поле" и потянула меня за собой, зная, что подсиживать ее не смогу, да и не буду. Обязанности мне отвалили серьезные не по возрасту - в 18 лет ассистент по реквизиту, а оформили - вынужденно актером, исполняющим роль тракториста Васи Иванова. Если честно - такой роли в сценарии не существовало. Васю Иванова насильственно вписывали в режиссерский сценарий, сочинявшийся всей группой на квартире у Рошалей. Постановщик Вера Павловна командовала домработницей, готовившей нам фирменный строевский свекольник, а мы упражняли до обеда свою коллективную фантазию. Но ежедневно неудобно было обедать за счет хлебосольной семьи постановщицы, и наиболее совестливые под разными деловыми предлогами уклонились от этой "домашней работы". Вера Павловна устраивала истерики и, как девочка, обижалась. У меня существовало алиби, которым я пользовался. Ассистент по реквизиту должен с утра до вечера бывать в цехах, где изготовлялись щиты для снегозадержания, угольники для рыхления снега и т. д. Фильм-то был сельскохозяйственный, в чем Строева, насколько я могу судить, совсем не понимала. Когда я предупреждал, что лошадей, скажем, в санном обозе скоро пора кормить, она лезла в свою сумочку, протягивала мне деньги и приказывала:

- Поезжайте в магазин и купите лошадкам булочек.

При установке композиции кадра двора Вера Павловна кричала в микрофон:

- Леня! Леня! Скажите этому пятнистому существу и вот тому очаровательному индюку, чтобы они перешли на два метра правее!

По двору в тот момент бродили коза и гусь. И тем не менее работа увлекала меня: как же, стал участником кинопроцесса! Правда, работе очень мешало отсутствие жилья: на свою мизерную "актерскую" зарплату не мог снять даже угла. Однако выход нашелся: в кабинете Строевой стоял диван, покрытый белым чехлом. Я поздно вечером приходил в кабинет, вытаскивал из шкафа реквизиторские одеяло и подушку, устраивал постель, ночевал, а утром, раньше всех, готовил свой участок к съемке и завтракал по дешевке в массовочном буфете. На мою беду, студийной охраной командовал бдительный Герой Советского Союза Муравьев, устраивавший по ночам обходы помещений. В одну из таких облав мое лежбище было обнаружено. Пришлось выпрыгивать из окна третьего этажа. Благо что на дворе стояла очень снежная зима и сугробы сберегли от травм. Но я все равно оказался опознанным, и сам Иван Пырьев тогдашний директор студии, - очень не любивший Строеву, с удовольствием влепил ей выговор за привлечение к ассистентской работе нештатного сотрудника. А меня распорядился не пускать на территорию кинофабрики.

"Полюшко-поле" умчалось в летнюю экспедицию, и быть бы мне без кино, если бы в группе А.П. Довженко "Поэма о море" не понадобилось "тягло" по реквизиту в моем обличии. Не нужно думать, что желающих трудиться на Довженко являлось тьма - больно высокой была требовательность корифея. Довженко преодолел пырьевский запрет и поручил разработать полностью объект "Похороны скифского царя". При этом я вторгся даже на соседнюю территорию: не только бытовой реквизит, оружие, упряжь и украшения были под "моей рукой", но и скифские костюмы. Зарывшись в фонды Исторического музея, выудил оттуда все необходимые материалы и с трепетом предъявлял их Довженко, который, как казалось, воспринимал эти старания с одобрением.